Воспоминания с Ближнего Востока 1917–1918 годов - Эрнст Параквин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
7. Когда мы собрались в зале отеля «Метрополь», со всех сторон нас стали одолевать телефонными и личными просьбами о помощи. Прибыли и консулы нейтральных государств, во главе с датским[360], горько жалуясь на бездействие турок, ведь только благодаря этому продолжается резня и грабежи.
Естественно, все немцы и находящиеся под германским покровительством обратились ко мне, однако и консулы, и другие делегаты просили меня, как немца, о посредничестве и поддержке. Я довел все это до сведения Нури-паши. Прежде всего я пытался – в отсутствие официального германского представителя – защитить жизни и имущество немцев. Я просил немедленно выставить часовых у входа в немецкие дома.
8. Вместо того чтобы всеми средствами стремиться к установлению порядка в городе, паши, комендант города, все офицеры штаба продолжали расхаживать по залам отеля. А если к Нури или коменданту города поступали жалобы или просьбы, то они относились к ним с такой внутренней безучастностью, что сразу же становилось понятно, что никаких серьезных намерений и воли к их решению не имеется. Последовало и большое празднество, на котором присутствовали все генералы, штабные офицеры и комендант города. Заиграли кавказские песни. С нескрываемым ликованием мне переводили на немецкий их содержание: что турки ныне вернули себе свои старые владения, Кавказ, он теперь будет опять принадлежать им. Во время и после трапезы в городе продолжались убийства и грабежи. Турки же не позволили как-то помешать своему бездействию.
Я не могу оставить без упоминания не раз открыто выражаемое мнение, что турецкое командование намеренно предоставило татарам возможность отомстить армянам.
Между пятью и шестью часами вечера в зале отеля «Метрополь», где без смущения продолжали ликовать, появился в сильном возбуждении датский консул и сообщил, что вновь стали грабить немецкие дома и угрожать их жителям оружием. Я подошел к Нури-паше и сказал ему громко и отчетливо примерно следующее: «Ваше Превосходительство, я прошу Вас принять, наконец, действенные меры к защите немцев. Иначе я вынужден буду доложить в германское посольство в Константинополе, сколь мало Вы оберегали жизни немцев и их имущество». Нури в некотором смущении ответил, что он же все сделал для этого. Я возразил, что это не так. Ведь принимался парад, пока вокруг шли убийства и грабежи. И до сих пор еще пять полков стоят в бездействии в городе, да и комендант города все еще здесь в зале и тоже не занят. Никто из командиров и офицеров штаба пока не покидал отеля, чтобы лично вмешаться в события. Я же настоятельно и повторно прошу его обеспечить теперь, наконец, безопасность немцев. Я лично отправлюсь сейчас же с тремя германскими офицерами в город, чтобы по возможности помочь немцам самому. После этих слов я развернулся и покинул зал.
Разумеется, все эта перепалка не могла укрыться от присутствовавших в зале. Я говорил, резко подчеркивая слова, но не позволил себе ни одного слова или жеста, которые могли бы стать оскорбительными. Последствия моего поступка были мне хорошо известны. Я был твердо убежден, что в создавшемся положении и после всего предшествовавшего обязан действовать именно так, чтобы у представителей немцев и подданных нейтральных государств не сложилось ощущения, что я в недостаточной степени озаботился защитой жизни и имущества немцев. Вежливые просьбы к цели не привели.
В любом случае с точки зрения дела мой демарш принес плоды. Комендант города был немедленно снят со своего поста. На его место был назначен Насим-бей, который оборудовал свое рабочее место в другом отеле. Офицеры были отправлены на автомобиле в город, туда же двинулись и другие части. В этих мерах можно было усмотреть благие намерения наверстать упущенное ранее.
Я выставил турецких часовых у домов некоторых немцев и по просьбе одной немецкой семьи выехал с майором Майром к одному молодому армянину-правоведу, которому татары угрожали смертью. У дома я тоже выставил часового, а владельца его взял с собой в отель. Наступила ночь. Когда мы ехали обратно, со всех сторон грохотали выстрелы. Обстрел становился все оживленнее. Походило на то, что в городе разворачивается ожесточенная схватка. Нури-паша заметил, что это торжественный салют в честь Курбан-байрама. В любом случае эта стрельба стала весьма ценным прикрытием для продолжающейся бойни.
На следующее утро, 17 сентября, грабежи спокойно продолжались. Но теперь перед нашим отелем один из грабителей был повешен. Турки рассказывали нам, что теперь вздернут и других, чтобы устрашить бандитов. Когда я вечером 17 сентября выезжал из Баку, недалеко от станции шла оживленная стрельба. То есть порядок в городе пока восстановлен не был.
Как правило, все инциденты происходили внутри домов. Поэтому на улицах оказалось сравнительно мало трупов. Их относили на задворки, поэтому нередко обнаруживали лишь по запаху. Раз я видел сразу семь трупов, в основном обнаженных, вповалку, с кровоподтеками, которые явно были вызваны ударами прикладов, а также с ранами от штыков. Из подвалов била в нос трупная вонь. Я должен особо отметить, что у меня было слишком мало времени, чтобы обследовать следы бойни, ведь меня со всех сторон осаждали просьбами о помощи. Однако даже в ходе своих недолгих прогулок я натыкался на очевидные доказательства резни. Улицы от подвалов до чердаков были разграблены повсеместно. Когда вечером 17-го из экспедиции в город вернулся один турецкий майор, он сам вдруг признался мне: «Вы были правы. С городом поступили ужасно. Этого нельзя отрицать». Один немец при свидетелях рассказал мне, что он будто бы зашел с адъютантом Нури-паши в дом, где было убито тринадцать грузин без различия пола и возраста. Когда он указал, что это – грузины, то есть лица, находящиеся под германским покровительством, он получил ответ: «Да их попросту приняли за армян».
Датский консул попытался расследовать обстоятельства расстрела двух немцев. В их доме держали оборону солдаты-армяне, которые при подходе турок бежали. И хотя оба были без оружия и заявили, что они – немцы, без дальнейшего разбирательства их поставили к стенке и расстреляли.
Из целого ряда трагических событий и шокирующих впечатлений я хотел бы особо выделить один эпизод. Одна немецкая дама с тремя дочерьми рассказала мне, что ее зять-армянин был убит, а ее дочь, немка, была куда-то угнана с
