Никто, кроме тебя - Андрей Воронин

– Предположим. Откуда новости про русских пришли, откуда узнали сколько, когда, где?

– Откуда новости насчет русских приходят? Из Москвы. Подробностей не знаю, это тайна за семью печатями.

– Теперь я хочу послушать иностранца. Объясни ему, что мне тоже нужны конкретные координаты. Я не журналист, чтобы материал собирать, у меня другая профессия. И ухо тонкое, как у настройщика роялей, сразу почувствую фальшивый тон.

Глава 8

В гражданском аэропорту вдруг отложили рейсы до специального объявления. Пообещали, что на час, но пассажирам с трудом в это верилось. Закрытие аэропорта при идеальных погодных условиях послужило поводом для самых разных слухов. Одни говорили, что ждут важных персон, другие – что в одном из воздушных лайнеров обнаружилась при осмотре серьезная, чреватая катастрофой неисправность и теперь будут тщательно проверять все подряд. Третьи шептались об анонимном звонке: служба безопасности якобы получила предупреждение о группе террористов.

Последнюю версию подтверждали два БТРа, из которых высыпались солдаты в беретах и необычно большое количество милицейских чинов. Публику попросили покинуть здание аэропорта и тщательно проследили за исполнением указания.

Тем временем один из самолетов – “АН”, предназначенный для рейсов внутренних авиалиний – выкатили на самый край летного поля. На борт поднялись двое вооруженных людей, и началось ожидание. Оставшиеся в аэропорту люди тихо и напряженно переговаривались, посматривали вверх, в небо.

Наконец, разглядели то, чего ждали – вертолет с камуфляжной раскраской стал барражировать над аэропортом, а потом и вовсе завис…

Сорока минутами ранее, при очередной заправке к летчику обратились по рации. Впервые он услышал в шлемофоне взволнованный, взывающий о помощи голос:

– У нас ЧП, двое террористов захватили самолет. Мы не знаем, профессионалы это или нет. В любом случае жизнь пассажиров в опасности.

– Что от меня требуется? – спросил летчик, продолжая пристально наблюдать за ярко раскрашенным бензовозом и двумя работниками аэропорта.

Все стекла кабины были предусмотрительно закрыты листами обычного картона. В круглые прорези отлично просматривалось бетонное, уложенное на десятилетия покрытие военного аэропорта и свежее масляное пятно.

– Почему мы обратились к вам?.. Это ваши соотечественники, точнее, соплеменники. То есть они граждане нашей страны, но русские по национальности.

– Странно, – пробормотал летчик.

– Что вы говорите?

– Ничего-ничего, я слушаю.

– Утверждают, что с ними обошлись несправедливо. После того, как они изъявили желание уехать и получили российское гражданство, их с семьями якобы выкинули на улицу, не дав возможности продать квартиры. И еще что-то, еще какие-то претензии… Железная дорога отказалась контейнеры отправлять.

– Очень может быть.

– Теперь они требуют денег, требуют коридор, чтобы перелететь в ближайший российский аэропорт.

– Сколько их, скажите еще раз?

– Двое. Семьи с ними.

– А всего сколько пассажиров на борту?

– Двадцать четыре человека.

У летчика возникли подозрения, что ему заговаривают зубы, отвлекают внимание. Но ничего неожиданного не произошло, он спокойно поднялся в воздух.

– Мы боимся давать разрешение на вылет, – продолжал взволнованный голос. – Оба возбуждены, взвинчены.

– Кто-нибудь видел у них в руках оружие?

– Да. Пилот сказал, что заметил боевую гранату у одного. Представьте, что может случиться в воздухе.

Вертолет взял курс на Вина, но это еще не означало, что у Гидж-Ивана не осталось сомнений. Он знал, как их разрешить: пусть ему дадут возможность поговорить в эфире с этими людьми. Если начнут темнить, ссылаться на технические трудности, значит это ловушка. Если позволят – он с первых слов поймет, с кем имеет дело.

Проблема Гидж-Ивана стала для чеченцев актуальной буквально два-три дня назад, когда их ответственные представители в Азербайджане получили данные о странном посланце из ФСБ. Странном по методам работы, повадкам. А если два странных русских каким-то образом состыкуются? Тогда можно будет ожидать всего, чего угодно.

У Бурмистрова уже было готовое решение, ответственным лицам оно показалось наилучшим. Только бы убедить азербайджанскую сторону быстрее лоббировать вопрос в силовых структурах.

Согласие удалось получить. Всю организационную часть взяла на себя местная служба безопасности, давно искавшая повод прекратить воздушную одиссею. Чеченцам предоставили две сопряженные с риском роли – роли “террористов”. В отчете об операции, конечно, никакие чеченцы не должны упоминаться. На бумаге все осуществлялось силами доблестных сотрудников, а лавры должны были достаться директору службы.

Впрочем, чеченцы не претендовали на лавры. Они меньше всех были заинтересованы рекламировать свою деятельность здесь, в Азербайджане. На заглавные роли нашлось полтора десятка желающих – тех, кто по внешнему виду мог сойти за славян. Светлые волосы, светлые глаза, ровный, без намека на горбинку нос. Среди природных чеченцев таких было не так уж мало.

Одним из двух отобранных оказался рыжий Багауддин. Он даже согласился сбрить бороду – только бы получить возможность своими руками дотянуться до русского летчика. Каждый русский, независимо от пола и возраста, был его заклятым врагом, но летчики в особенности – ни на секунду он не забывал, как погиб старший брат.

Как и предполагалось, Гидж-Иван запросил связи с “террористами”. Связь ему пообещали наладить. Для большей убедительности провозились полчаса, хотя могли организовать разговор сразу. Озвучивать роль пригласили человека из службы безопасности, у чеченцев все-таки проступал акцент, да и артистичности им недоставало.

Сидя в салоне, “захваченного” “АН-а”, сотрудник кричал, заикаясь, в эфир:

– Не хочу больше ни с кем г-г-говорить! Очередная п-п-подстава!

– Да я на них не работаю, – прозвучал сквозь потрескивание голос Гидж-Ивана. – Можешь, конечно, не верить, но я тебе хочу помочь.

Кроме сотрудника с актерским талантом и полным отсутствием акцента, в салоне находились только двое чеченцев. Багауддин впервые услышал летчика, который до этого виделся только в своей бронированной оболочке. До боли сжал ребристую рукоять пистолета. Клюнет или нет?

– Не счит-тайте вы т-т-там меня за идиота! – продолжал орать сотрудник. – П-п-по-мощники нашлись!

– Я с тобой говорю с вертолета. Мне тоже надо в Россию, но это отдельный разговор. Тебя как звать?

– Г-г-григорий. Да все равно ты меня не к-к-купишь. Говори, что хочешь. Только пусть мне дают коридор.

– Не тот ты метод выбрал, Гриша. Когда это русский мужик гражданских брал в заложники? Да еще твои же дети там. Или нет?

– Хватит мне ч-ч-читать мораль. Наелся, – сотрудник с актерскими задатками немного сбавил крик.

– Не дури, успокойся. Главное – успокойся. Я вам вреда не хочу. Вас кинули – допустим.

– Кинули?! Да нас с д-д-дерьмом смешали! Сколько лет уже жить не дают, на каждом шагу г-г-грязной тряпкой в м-м-морду: ты здесь человек т-т-третьего сорта. Уехать тоже не дают. Хату хрен п-п-продашь, контейнер не отправишь. Уезжай г-г-гол, как сокол. А куда я денусь в России, у меня там нет никого? Детей пошлю м-м-милостыню собирать?

– Понимаю. Меня самого там не ждут с распростертыми объятьями. Слушай, что я скажу: у меня “двадцатьчетверка” с полными баками. Если договоримся, я ее сажаю – сам увидишь. Места тут на восемь пассажиров, вам за глаза хватит. Мне обещали не чинить препятствий. Я им, правда, на слово не верю. Но как-нибудь организуем пересадку, чтобы нас не смогли провести.

– А тебе почему я д-д-должен верить? С какой такой стати?

– Не знаю. У меня тут награды за Афган в кармане. Что мне ими позвенеть, что ли? Если решил не верить – значит ничему не поверишь. Только пойми, ты жизнями людей рискуешь. На твою гранату они запросто начихают. Вломятся в самолет и снесут башку первым же выстрелом. Успеешь подорвать? Не верю, что рука у тебя поднимется.

– Все, сеанс окончен. У меня тут п-п-па-цан пить просит. П-п-потом договорим.

– Что такое? – напарник Багауддина едва сдерживал бешенство. – Зачем тянуть? Через минуту он может что-то заподозрить.

– Пусть сядет сперва, – хладнокровно заметил сотрудник, приступая к обеду для пассажиров дальних рейсов, по всем правилам, сервированному на пластмассовом подносе.

– Долго еще нам ждать?

– Плод должен созреть, – достав из целлофана нож, сотрудник разрезал пополам свежую булку и стал размазывать ровным слоем кубик сливочного масла. – Отчаявшийся человек, вроде меня, не может сразу кинуться в объятия и зарыдать на плече.

С большим скрипом, но летчику все-таки удалось убедить своего собеседника. Тот сообщил, что гранат на борту самолета несколько. Выставил условия: пусть вначале ему передадут пол-лимона российскими. Лишнего им с товарищем не надо, но две квартиры и два благополучно разграбленных на станции контейнера с мебелью и другим имуществом стоят столько же.