Пират ее величества. Как Фрэнсис Дрейк помог Елизавете I создать Британскую империю - Лоуренс Бергрин

В итоге почти все получили множество ран – у одного их оказалось десять, у другого 21, «некоторым стрелы попали в голову и лицо». Когда они вернулись на корабль, их окровавленный истерзанный вид привел в ужас остальных моряков. Канонир, датчанин по прозвищу Большой Нил, скончался от полученных ран через два дня. Давний слуга Дрейка, Диего, получил 20 ран, хотя Джон Дрейк, молодой племянник капитана, отмечал, что «стрелы вошли в его плоть не слишком глубоко». Диего прожил еще около года, прежде чем умер по неизвестной причине.

Во время этой стычки одна стрела едва не оборвала жизнь самого Дрейка. Согласно описанию Флетчера, ему выстрелили в лицо: стрела вошла рядом с глазом, но не пронзила его. В некоторых случаях роговица (прозрачная поверхность глазного яблока) и склера (белая наружная оболочка) могут оказать достаточно сопротивления, чтобы глаз деформировался и отодвинулся в сторону. Если бы стрела попала прямо в глазницу, она могла поразить через верхнюю глазничную щель внутреннюю сонную артерию, вызвав обширное кровотечение, или застрять в височной доле мозга. Попытка удалить стрелу только усугубила бы травму и привела к гибели. Но Дрейку повезло – стрела попала достаточно далеко от глаза, и ему удалось сохранить и сам глаз, и зрение, отделавшись только заметным шрамом.

В миг ужасной опасности «одному из простых матросов хватило присутствия духа схватить свой кинжал и перерезать канат на лодке и тем самым дать всем свободу и спасение». Англичане принялись лихорадочно работать веслами. Вслед им «летели тучи стрел, подобные рою мошкары на солнце; стрелы ложились одна рядом с другой, и борта лодки были плотно утыканы ими изнутри и снаружи».

Наконец они оказались в безопасности. Товарищи помогли им подняться на борт, и «ужас их бедственного положения поразил сердца всех людей, увидевших это. Мы вознесли молитвы об их исцелении, чтобы облегчить их страдания и спасти тех, кому Господь предназначил жить, ибо Богу было угодно, чтобы никто, кроме одного человека, не погиб во время этой несчастной случайности». Удача оказалась на их стороне, а находчивость одного матроса сослужила всем добрую службу.

Как только раненые были спасены, с корабля высадился новый отряд, чтобы попытаться освободить тех, кого захватили индейцы, «но напрасно – это было невозможно, поскольку, когда наши люди подошли ближе, они увидели, что неприятелей собралось великое множество». Действительно, их встретили две тысячи отлично вооруженных индейцев «с луками, дротиками, копьями, щитами, пиками и другим оружием; у многих были наконечники из чистого серебра, что при свете луны представляло собой чудесное зрелище». Все они были готовы напасть на разношерстную группу моряков, оказавшихся так далеко от дома.

Глазам спасательной партии предстала страшная картина. Окруженные лафкенче, двое их соотечественников «претерпевали ужасные муки и казни». Они были связаны и лежали на земле, «а люди окружили их кольцом и танцевали рука об руку, кружась и распевая песни. Тем временем их мучители работали ножами, срезая с их тел куски плоти, и подбрасывали эти куски в воздух, а танцующие подхватывали их и, словно псы, пожирали их самым чудовищным и противным природе образом, и так продолжалось до тех пор, пока они не обглодали их до костей». Зрелище было достаточно шокирующим, но еще более отвратительным было то, что в несчастных «еще оставалась жизнь». Их пожирали заживо.

Возмущенные этим ужасным зрелищем, люди Дрейка хотели открыть по индейцам огонь, но ручное оружие подвело их. «Мы могли бы отомстить им в любой момент, сделав выстрел с корабля, но генерал по ряду особых причин не согласился на это». Поэтому корабельная пушка оставалась холодной и безмолвной, хотя приказ Дрейка не стрелять, вероятно, спас их от бойни.

Флетчер объяснял чудовищное поведение туземцев следующим образом: «Мы догадались, что эти люди были коренными индейцами, – размышлял он, – и раньше жили на материке, но по причине кровожадной жестокости испанцев были вынуждены бежать из своих родных краев на этот остров, чтобы обрести здесь мир и покой, так же, как бразильцы бежали от португальцев». Там они основали маленькое островное королевство и «постоянно проливали кровь и поедали плоть испанцев, которые тем или иным способом попадали к ним сюда – так же, как народ Бразилии поступает с португальцами, когда побеждает их». Поскольку они не знали других чужаков, кроме испанцев, они убедили себя, «что мы одного с ними племени, и, когда один из наших людей опрометчиво заговорил при них на испанском языке, они решили попотчевать нас тем угощением, которое сберегали для испанцев, что и исполнили, к нашему великому горю и великой опасности для нашего государства». Под «угощением для испанцев» Флетчер, конечно, подразумевал месть. Таким образом, между Дрейком и лафкенче произошло недоразумение, увы, со смертельным исходом – их приняли не за тех.

Стремление Дрейка скорее уйти из роковой засады говорило само за себя. Другие на его месте повели бы себя осторожнее, а столкнувшись с враждебным отношением, постарались бы отомстить. Но Дрейк больше всего хотел выжить (мученическая смерть никак не входила в его планы) и был склонен в целом доверять индейцам, а проявление враждебности списал на их неприязнь к испанцам. Его готовность полагаться на добрую волю коренных народов и вести с ними общие дела сослужила ему хорошую службу в прошлом с симарронами. Не было никаких причин считать, что это отношение не оправдает себя снова, по крайней мере, с теми индейцами, которых испанцы еще не успели испортить своим вероломством. В конце концов, целью его плавания были не завоевания, не обращение в христианство и не работорговля. Его интересовало только золото – испанское золото.

Когда флот покинул место катастрофы, наступила ночь. Некоторые на борту начали паниковать, опасаясь, что в темноте на корабли нападут островные индейцы или дежурившие на побережье материка испанцы. Нерешенная проблема свежей пищи и воды усиливала «горькое и безумное отчаяние наших раненых, слезно просивших найти какое-нибудь подходящее место для отдыха». Но в течение нескольких дней таких мест им не попадалось, пока 30 ноября Дрейк не зашел в залив Филлипс, где они, как писал Флетчер, «встали на якорь и немедленно снарядили и пустили к берегу нашу лодку [т. е. пинас], чтобы выяснить, может ли это место предоставить нам то, в чем мы столь остро нуждались… однако после долгих поисков мы не нашли никакой надежды на облегчение, ни свежей пищи, ни пресной воды».

Вдалеке они заметили «огромные стада