Воскресший гарнизон - Богдан Сушинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, вы все же считаете, что пора вообще прекратить строительство « Регенвурмлагеря»? — ухватившись за спинку переднего сиденья, на которую налегал своей тщедушной спиной фюрер, комендант даже чуть-чуть приподнялся, словно хотел заглянуть в лицо вождя рейха, перегнувшись через его голову. И Скорцени понял: фон Риттер явно подстраховывается. Он опасается, что мысль о сворачивании строительства «СС-Франконии» была высказана Гитлером под настроение, и пытается добиться от него твердости. Однако лжефюрер лишь отделался вялым и неубедительным:
— Возможно, пора...
— Вы, мой фюрер, уверены, что все зря?! Что все усилия по дальнейшему строительству лагеря — уже бессмысленны?
— Просто теперь уже очевидно, что все это нужно было делать не так. Сооружение «Восточного вала», который пролег бы от Балтийского до Черного морей, полномасштабно следовало разворачивать еще в начале тридцатых годов.
— Но тогда это было невозможно, — как бы подсказывая ему, пробубнил Скорцени. — Тем более — полномасштабно.
— Да и располагать его нашим армейским фортификаторам и архитекторам следовало по ту сторону Одера и Нейсе, — дополнил его рассуждения фон Риттер. — Не знаю, прав ли я, мой фюрер? — тотчас же предусмотрительно усомнился он в собственных словах.
Лжефюрер ответил не сразу: Он вышел из машины, отмахнулся от попытки начальника унтер-офицерской разведшколы Янгера навязаться с докладом и остановился перед входом в небольшую мрачную выработку, которую строители почему-то забросили, поленившись хотя бы расширить до более или менее приемлемых объемов. По существу, он стоял перед тупиком, который приобретал для них свой, особый подтекст.
— Важна была сама идея «Восточного вала» как символа надежности наших восточных границ. Он нужен был нам так же, как римлянам — Троянов вал.
— Особенно этот вал важен был тогда, когда у нас появилась возможность проложить его по Днепру. И даже по Волге, упираясь южным концом в Каспийское, а северным — в Белое моря, — поддержал его мысль комендант.
Он уже опасался, как бы фюрер не впал в молчание. Какие бы слова фюрер ни произносил, это все же были слова. Под ними скрывался более или менее уловимый смысл. А вот, что скрывается за молчанием фюрера, этого не знает никто. Стоит ли удивляться, что фон Риттер просто-таки панически боялся его? Потому что даже молчание фюрера было... фюрерским молчанием.
— В идеальном варианте — да, «Восточный вал» должен был бы проходить по берегу Волги, — согласился Лжегитлер во время очередного переезда. — Но мы упустили этот шанс[50]. Как упустили и возможность закрепиться на Днепре. Все идет к тому, что в конце концов последним рубежом нашей обороны должны стать укрепления «Восточного вала», основы которого создавались и испытывались еще в первую мировую. Что вы думаете по этому поводу, Скорцени? — наконец не выдержал Зомбарт испытания полемикой с самим собой.
— Даже в том случае, если мы не успеем превратить наш «Восточный вал» в образец фортификационных сооружений, в представлении потомков он останется образцом великогерманского духа, наполняющего космические, земные и подземные сферы. Поэтому в любом случае следует ускорить работы по совершенствованию фортификационных сооружений «Регенвурмлагеря».
— Как раз об этом я и хотел бы просить вас, мой фюрер, — ухватился комендант за слова обер-диверсанта. — Кто-то должен сейчас же издать приказ о создании нового плана фортификации лагеря, а также о переброске сюда подразделения фортификаторов во главе с опытными инженерами, специалистам по дотам. — Скорцени болезненно поморщился, однако остановиться фон Риттер уже не мог. — Ну и, конечно же, нужны большие объемы цемента и металла, следует значительно увеличить финансирование...
«Стоп, кажется, мы зашли слишком далеко, — понял Скорцени. — Подобные обещания, а тем более — приказы, могут исходить, разве что от Гиммлера. В крайнем случае, его может издать Кальтенбруннер. Но лишь после согласования с рейхсфюрером СС».
Зомбарт хотел что-то ответить, но Скорцени, не опасаясь быть неверно понятым, властно опустил руку на плечо коменданту.
— Все это еще требует осмысления, бригаденфюрер, — мгновенно отреагировал Зомбарт, выводя из-под возможного удара и себя, и Скорцени. — И вообще, проявляйте инициативу. Если вам поручено создание «Лагеря дождевого червя», то из этого еще не следует, что вы и сами должны уподобляться дождевому червю.
— Извините, господин барон, но фюрер прав, — оскалился в победной улыбке обер-диверсант рейха, первым выходя из машины у какой-то выработки. И вслед за ним вышли все остальные, из обеих машин.
7
Спустившись со своего наблюдательного пункта, Штубер построил отделение эсэсовцев, которое все еще оставалось с ним, намереваясь двинуться на косу вторым эшелоном.
Он уже хотел вести это воинство к косе, когда ему вдруг доложили, что один из зомби ранен в грудь. Рана была не из легких, однако прямо во время боя зомби сам спустился с дерева и сидел теперь на склоне холма, оголив рану и привалившись спиной к стволу. Рядом с бинтом в руке стоял фельдшер-эсэсовец и молча, напряженно как-то наблюдал за «древесным стрелком».
— Чего вы застыли над ним, унтершарфюрер? — грозно поинтересовался Штубер. — Это что за ритуальная поза такая?
— Этот зомби только что разговаривал со мной.
— Так вы что, подошли к нему, чтобы перевязать или чтобы исповедать? Вы санитар или священник?
Лишь произнеся это, барон обратил внимание, что на самом деле раненый этот — не тибетец, как остальные из его подразделения, а каким-то образом затесавшийся в него славянин.
— В том-то и дело, что говорил совершенно спокойно, словно никакой раны у него нет, — не очень-то и оправдывался фельдшер. — Голосом усталого, но только не тяжело раненого, человека.
— Не подвергайте меня лавине своих сантиментов, унтершар-фюрер, — жестко одернул его барон.
— А ведь при такой ране любой другой на его месте давно должен был бы отойти в мир иной.
— Ну и что тут странного? — только теперь, подчиняясь гневу штурмбанфюрера, фельдшер принялся перевязывать зомби. — Очевидно, просил о помощи.
— Да нет, совершенно спокойно произнес: «Умирать дважды подряд — это слишком. А главное, кто способен ответить, сколько еще раз мне предстоит умирать?».
Фельдшер, мощный детина, приподнял раненого, прижал к стволу сосны и в таком полустоячем положении ловко завершал перевязку.
— Он говорил еще что-нибудь?
— Кажется, ничего, — пожал плечами фельдшер и, окинув взглядом свою работу, надел на раненого френч и набросил на плечи шинель.
— А еще я сказал, — по-русски проговорил зомби, открыв глаза и спокойно, даже чуть вызывающе, глядя Штуберу в глаза, — что с радостью пристрелил бы тех нелюдей, которые превратили меня в такого вот нелюдя.
— Я не понял, что он произнес, — извиняющимся тоном молвил унтершарфюрер. — По-моему, он сказал это по-русски.
Они оба проследили за тем, как зомби сполз на землю и распластался на многолетней перине из слегка припорошенных снегом сосновых иголок.
— Зато я прекрасно понял его, — ответил Штубер. — Наши жрецы из «Лаборатории призраков» так и не осознали, что создавать зомби из красных русских, из коммунистов — бессмысленно: они рождаются зомби, воспитываются, как зомби, живут и мыслят, как зомби... И только в зомби-лабораториях эти коммунист-нелюди наконец-то становятся нормальными людьми.
... Последние двое из русского десанта оставили вещмешки и рацию и отходили налегке, пробиваясь к острову по пояс в ледяной воде. У десантников кончились патроны, но они поняли, что нужны немцам живыми, поэтому упрямо не сдавались. Взяв в руки ножи и, отстреливаясь лишь отборным русским матом, они упорно продвигались к острову, решив, что вряд ли кто-либо из преследователей решится пойти вслед за ними. Этот их ледовый бросок показался бы метанием в западне, если бы не догадка Штубера о том, что именно на этом острове и находится «лисий лаз», по которому они намеревались спуститься в карстовые пустоты.
Десантники еще только выбирались на берег, когда, подчиняясь приказу подоспевшего Свирепого Серба, двое зомби бросились в погоню. Причем, разбегаясь по кремнисто-болотной косе, они один за другим взмывали в воздух, чтобы в каком-то невероятном прыжке преодолеть почти половину искромсанного ледового пролива. Но, даже оказавшись — в одних френчах — в этой ледово-болотной кашице, они выпрыгивали из нее, проносились над водой как дельфины, чтобы, погрузившись, вновь совершить очередной прыжок.
На первого выбравшегося из воды зомби десантник набросился с ножом, пытаясь дать возможность своему командиру уйти. Однако ни силы, ни выучка были несопоставимы. Обученный восточным приемам, тибетец мгновенно обезоружил неуклюжего в своем разбухшем ватнике, насквозь промерзшего диверсанта и швырнул добытый у него нож в спину убегающему трусцой командиру. Нанеся поверженному рядовому несколько ударов тяжелыми коваными ботинками, он оставил его товарищу, а сам рванулся за раненым в плечо офицером.