Железная маска Шлиссельбурга (СИ) - Романов Герман Иванович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Дискуссия» он сам закончил жестоким решением — приказал повесить «идейных оппонентов», что и было немедленно выполнено. Гвардейцы моментально присмирели — вместе с моряками присягу принесли в церкви, и крест на том пылко целовали. Вначале он воспринял это как мимикрию, но все разъяснилось — дворяне подписание присяжных листов на верность и служение императору Иоанну Антоновичу просто не воспринимали как измену царице и державе.
«Дело вполне житейское — дали клятву «голштинцу» Петру Федоровичу, так и что? Он ведь не символизировался с Россией в их мозгах. Свергли с престола царя гвардейцы — обыденное дело, недаром это время историки называют «эпохой дворцовых переворотов» — так ведь уклад жизни не изменился. Только меры против «двоецарствия» приняли кардинальные — скончался государь-император вскоре, дабы не было соблазна его снова возвести на трон. Ведь как не крути — прав у покойного Петра на престол российский на порядок больше, чем у его «безутешной вдовицы» Екатерины Алексеевны. Даже у Павла, что вряд ли его сын, а прижитый бастард, и то претензий на скипетр и державу больше, чем у мамаши.
А со мной для Екатерины вообще сплошная головная боль вышла. Как ни крути, но «безымянный узник», которого презрительно именовали «Григорием» самый законный император не только для перечисленной троицы, но и для самой Елизаветы Петровны. Во-первых, мальчик рожден в законном браке, в отличие от «нагуленной» до венчания «дщери Петровой. Во-вторых; ее указ о лишении всех прав на престол Иоанна Антоновича со дня смерти беспутной царицы потерял любую юридическую силу — недаром в пользу узника дворяне за последние два года организовывали заговоры один за другим. Так что не было у Като выбора — или умертвить меня любым приемлемым способом, или рано или поздно самой слететь с престола.
Сейчас Фике проклинает гуманизм покойной царицы, которая оставила жизнь мальчику, надеясь, что жестокие условия заключения его погубят. И ошиблась — парень вырос в тюрьме и приобрел серьезные навыки выживания в одиночной камере. Потому у Екатерины не оставалась выбора — чтобы усидеть на престоле, необходимо умертвить «Ивашку» любым пристойным для ее репутации способом, так что Мирович подвернулся под руку весьма кстати. «Кукловоды» провернули свою аферу, используя его для этой цели, а потом казнили после суда.
Вышло вполне пристойно — обществу был показан «злодей», а то, что его появление заранее предусматривалось, а «инструкции» огласке не подлежали, то настоящие организаторы убийства царя остались безнаказанными, как исполнители. Последних вознаградили, но тайно — выдали позже по семь тысяч рублей и произвели в майорские чины, даровав «премьера» Власьеву и «секунда» Чекину. Для Като эти деньги сущий мизер, могла бы тысяч сто отвалить, а то и миллион — услугу ведь величайшую оказали. А она с ними повела себя как мелочная торговка на «кошачьем рынке» — и тут решила «экономно» рассчитаться.
Весьма рачительная женщина, чувствуется знаменитая немецкая бережливость. Моя голова обошлась дешево — по тысяче рублей аванса каждому от Панина, судя по записке, плюс возможность объедать и воровать у заключенного, да на одежде гешефт сделать. И еще по тысяче аванса выплатили при назначении на должность надзирателей — вот и скопилось у двух «вертухаев» больше пяти тысяч рублей, причем две трети золотом. Вот эти деньги и отдал «смоленцам», добавив еще две тысячи из комендантской казны. И где дальше брать — не знаю. Но щедрость проявить обязан — солдаты должны реально понимать, что новый «царь-батюшка» добр и справедлив. Пиаром собственной персоны, проще говоря, занялся».
Иван Антонович посмотрел на цитадель, прищуривая глаза — он все никак не мог привыкнуть к яркому летнему солнцу. Странно, но теперь он не мог оставаться в помещении, возникало чувство, что стены как то давят. Тут, возможно. Все дело в психике — ощутить, как сказано у классика — пьянящий воздух свободы, и заболеть им.
Одно плохо — конногвардец, который прыгнул в воду и вниз по реке уплыл в тумане, оказался знаменитым «Алеханом». А вот с любовником Екатерины, «светлейшим князем» Орловым покончено — от заряда картечи в грудь не выживают. Ленты с орденами — все, что осталось от всемогущего фаворита, еще ночью желавшего ему смерти. И младшего брата Федора, что в будущем отцом декабриста должен стать, жизнь сейчас на тонком волоске висит. Он три пули словил в собственное тело, одну из них в живот — лекарь сказал, что вряд ли уже выживет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Хреново вышло, — пробормотал Иван Антонович. — Имея таких заложников, можно было поторговаться с Като, уж больно они ей преданны. Только думаю, она их в расход бы списала спокойно — власть этой женщине намного дороже. Вот только…
От пришедшей в голову мысли Никритин похолодел сердцем. Его противостояние с Екатериной решить не так и сложно по большому счету, а очень просто. Все ее права на престол эфемерны — дворянство пока считает, что она правит как вдовствующая императрица и мать наследника престола. А как только цесаревич войдет в совершеннолетие, то тогда возьмет в свои руки скипетр и державу.
Святая наивность!
К этому времени Екатерина Алексеевна настолько войдет в роль всемогущей правительницы и укрепится на троне, подкрепив свои притязания многозначительной надписью на скульптуре Фальконе, что все дворянское сословие иначе ее воспринимать не будет. И Павла она до власти не допустит вплоть до собственной смерти.
А потому…
Смерть десятилетнего Павла сразу избавит его от многих хлопот и автоматически отстранит сейчас Като от власти. Убить ребенка тяжко — сможет ли он отдать такой приказ?
«А за что, за какое жуткое преступление Иоанна Антоновича томили в темнице? А не мать ли этого ребенка подстроило мое собственное убийство, которое должно было совершиться этой ночью — и прикопали бы меня уже в укромном местечке. Это подлая и расчетливая тварь — нужно ее растоптать, как мерзкую гадину! И пока я ее, и ее опарыша салтыковского на ноль не помножу — ни мне, ни моей семье, ни моим будущим детям не жить — ядовитая змея всегда ужалит!»
Вот так, то убеждая себя в необходимости малой кровью предупредить большую, то ужасаясь собственному замыслу, он стоял на солнце, сжимая в ярости кулаки до белизны костяшек. И тут в голову пришла еще одна мысль, он хмыкнул и вслух прошептал:
— А ведь такой шаг поможет избавиться от возникшей проблемы. Как там говорят про главный двигатель торговли?
Глава 7
— Василий Иванович, в Шлиссельбургской крепости мятеж! Из «секретного каземата» подпоручиком Мировичем предательски освобожден тамошний «безымянный узник»… Его провозгласили императором Иоанном Антоновичем. Смоленский полк изменил присяге!
— Я знаю о том вот уже час, Алексей Григорьевич! Проплывал тут мимо один кораблик — интересные вещи произошли этой ночью в самой крепости и форштадте, оказывается.
Генерал-аншеф Суворов, отец лихого подполковника, был на удивление хладнокровен, голос нарочито спокоен. Всю свою жизнь 59-ти летний генерал прослужил по самому секретному ведомству Российской империи — Тайной канцелярии, как бы ей не давали иные названия. Занимая прокурорские посты в различных коллегиях и в Сенате, он всегда занимался только государственного розыска и дознания.
Нет, один раз его назначили Тобольским губернатором — сам император Петр Федорович повелел услать его за Уральский хребет, в Сибирь. Вроде как повышение по службе, но на самом деле замаскированная ссылка. Только Василий Иванович из столицы не успел выехать по весьма уважительной причине — готовил переворот и принял самое активное участие в нем, посадив на трон Екатерину. А затем вел дознание в голштинской гвардии уже почившего в бозе императора, раскассировав ее полностью, и направив солдат и офицеров в самые захудалые армейские и гарнизонные полки — велика Россия, везде войска требуются.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Вот уже два года Василий Иванович являлся настоящим руководителем Тайной экспедиции, так как граф Панин был чрезвычайно ленивым от природы, и в повседневные дела старался не вмешиваться, проводя время в самой пошлой праздности.