Нити магии - Эмили Бейн Мерфи

Девушка бледнеет.

– Я Ханна. В чем дело?

Брок протягивает ей руку и поясняет:

– Я брат Айви. А это ее тетя, – он указывает на Дорит.

– А я ее кузина, – быстро говорю я.

– О! – выдыхает Ханна. – Я очень сочувствую вашей потере, – ее большие глаза становятся еще шире. Она выглядывает наружу, окидывает взглядом улицу в обе стороны, а потом запирает дверь. – Пойдемте со мной.

Ступени скрипят у нас под ногами, когда она ведет нас на второй этаж, где открывает дверь в маленькую каморку с двумя круглыми окнами витражного стекла, прорезанными в стенах, точно бойницы. В комнате слабо пахнет мылом, и, хотя она чуть больше шкафа, а обои выцвели, здесь царит чистота и порядок.

– У нас всего несколько минут, прежде чем хозяин мастерской вернется, – говорит Ханна. – Вероятно, ему не понравится ваше присутствие. Но вы можете забрать ее вещи.

Я поворачиваюсь и осматриваю каморку. Значит, вот где жила Айви.

С ее кровати снято все, кроме голого соломенного матраса, и при виде этого мне становится невыносимо грустно. Когда Дорит начинает собирать немногочисленные вещи Айви, все еще лежащие в шкафу, я замечаю, что на прикроватном столике Ханны тоже стоит стеклянное пресс-папье.

– На самом деле, мы хотели бы задать вам несколько вопросов, – говорю я. – Вам знаком этот человек? – я быстро раскатываю тонкий бумажный свиток, который прятала под плащом. Это маленький, но очень похожий портрет Филиппа, нарисованный Лильян.

Ханна берет у меня лист и долго смотрит на него, щурясь, потом наконец качает головой и отдает портрет обратно.

– Нет. Я имею в виду, у нас много посетителей, так что я не могу сказать точно, видела я его или нет.

Я вздыхаю.

– Но этот человек не настолько часто заходил к вам, чтобы вы его запомнили?

– Да. Как его зовут?

Я колеблюсь и бросаю взгляд на Брока, прежде чем ответить:

– Филипп Вестергард.

Ханна снова качает головой.

– Филипп Вестергард, управляющий шахтами Вестергардов? Нет, в последние месяцы он у нас ничего не заказывал. А что? – спрашивает она, обращая на меня взгляд своих измученных глаз. – Он подозреваемый? Кого-нибудь еще нашли?

Я медлю, снова скатывая в трубочку портрет Филиппа.

– Нет, он не подозреваемый, – осторожно говорю я. – Он тоже был ранен во время нападения. А что вы имеете в виду под «кем-нибудь еще»?

– Я пыталась рассказать полиции обо всех остальных слугах и рабочих, которые пропали. С тех пор как это случилось с Айви, сюда, в нашу мастерскую, по крайней мере дважды в день заходили люди. Они говорили о кузене, тете, брате… Им хотелось узнать, что случилось с Айви и не могла ли их родственников постигнуть та же самая участь. Я пыталась сказать полиции, что Айви – только последняя из долгой череды. Но она единственная… – она сглатывает, – единственная…

– Единственная – что? – спрашивает Брок.

– Единственная, кого… э-э… пока что нашли. Ее тело, я имею в виду.

Дорит закрывает глаза и приваливается к стене.

– Значит, полиция знает о том, что в этой округе пропадают и другие люди? – продолжаю расспрашивать я. Ханна снова обращает на меня взгляд своих огромных глаз.

– Куда важнее вопрос, а есть ли полиции до этого дело?

Ее губы дрожат.

Вспоминая о том, как Айви упрашивала нас перестать использовать магию в тот вечер, когда пропала какая-то старая служанка, я гадаю, долго ли полиция искала ту женщину, прежде чем оставить поиски. Мы никогда не узнаем, что с ней случилось. Газеты обычно предпочитают не расходовать типографскую краску на новости, касающиеся слуг. Иногда в дешевых листках печатают сообщения о смерти от Фирна, но скорее для привлечения внимания, чем в качестве серьезных новостей.

– Но, может быть, – с надеждой обращается к нам Ханна, – теперь, когда Вестергард – такой богатый человек, которого они считают важной персоной, – был ранен… может быть, теперь они начнут уделять этому больше внимания? Узнают, что случилось со всеми этими людьми?

Я резко поворачиваюсь и спрашиваю:

– Можно воспользоваться вашей умывальной комнатой?

Сейчас я испытываю куда большее смятение, чем прежде. Если другие слуги пропали, может быть, слова Филиппа о таинственном нападавшем действительно были правдой? В конце концов, он, как и мы, был в Тиволи, когда исчезла та старая служанка. Я видела его там собственными глазами.

– Дальше по коридору, – говорит Ханна. Я нахожу умывальную и запираюсь внутри. Не знаю, хватит ли мне смелости исполнить сегодня свой план с платьем Хелены. Но я не собираюсь возвращаться в особняк Вестергардов с пустыми руками, без каких-либо новых улик. Мои пальцы дрожат, когда я расстегиваю перламутровые пуговицы на платье Хелены и влезаю в него. Оно слишком длинно мне и слишком тесно в талии. Я произношу про себя короткую молитву, закрываю глаза, и, когда магия отдается во мне певучим прохладным покалыванием, подгоняю платье так, чтобы оно сидело на моей фигуре, точно перчатка.

Открыв глаза, я вздрагиваю, когда вижу свое отражение в зеркале. На долю секунды мне даже кажется, будто там отражается кто-то другой. Перед тем как повозка отъехала от особняка, Лильян окрасила мои волосы в темно-рыжий цвет и спрятала все мои веснушки.

В платье Хелены я выгляжу богатой дамой. И чувствую себя так же. Свою форму служанки я сую в кофр, и по возвращении в комнату Ханны в Хеленином платье Брок и Дорит смотрят на меня, открыв рты.

– Э-э… что ты делаешь? – вопрошает Брок.

– Быстрее, – говорит Ханна, бросая на меня недоверчивый взгляд и взмахом руки веля нам уходить. – Вам лучше не быть здесь, когда вернется хозяин.

– Спасибо, – говорю я ей и выхожу из мастерской первая, Брок и Дорит следуют за мной.

– Что случилось с твоими волосами, Марит? Это платье госпожи Вестергард? – спрашивает Брок, пока мы идем по улице. – Что ты пытаешься сделать?

– Мы такого не планировали, – устало произносит Дорит.

– Извини, Дорит. У меня есть шанс сделать сегодня кое-что, и я им воспользуюсь, – говорю я и сую кофр в руки Броку. – И… мне нужно, чтобы Брок присмотрел за моими вещами.

Брок ворчит что-то себе под нос, но, тем не менее, принимает его у меня, и я аккуратно приподнимаю подол платья, направляясь дальше. Позади слышны шаги Брока и Дорит, следующих за мной по мощенной брусчаткой улице. Я копирую манеры Хелены: голова гордо вскинута, походка изящная и уверенная. Я не наступлю в грязную лужу или в кучку лошадиного навоза, на платье не останется улик, разоблачающих эту маленькую прогулку. На всякий случай я мысленно повторяю свою придуманную историю. Меня зовут Йонна Ибсен – имя моей матери. Согласно этой истории, мне двадцать лет, и сейчас, когда моих веснушек не видно, в это вполне можно поверить. Я из деревни, расположенной за два города от Карлслунде, из той, где живут