Большая Игра против России: Азиатский синдром - Питер Хопкирк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между тем Пальмерстон предупредил английского посла в Санкт-Петербурге о предполагаемой операции. «Окленду, — информировал он, — было велено овладеть Афганистаном и сделать его зависящим от Англии… Мы долгое время отказывались вмешиваться в дела Афганистана, но сейчас, когда русские пытаются сделать афганцев русскими, мы должны позаботиться о том, чтобы они стали британцами». 1 октября Окленд опубликовал так называемый манифест в Симле, в котором сделал достоянием общественности намерение Британии силой свергнуть Дост Мохаммеда с трона и заменить его Шуджахом. Для оправдания этого Дост Мохаммед был представлен вероломным негодяем, вынудившим терпеливое британское правительство на подобный шаг, а Шуджах — лояльным другом и законным наследником трона. «После долгих и бесплодных переговоров, проведенных капитаном Бернсом в Кабуле, — заявлял Окленд, — складывается впечатление, что хан Дост Мохаммед… открыто признается в честолюбивых планах расширения своих владений, представляющих угрозу для безопасности и мира на границах Индии. Он открыто угрожает осуществить эти планы, призывая для этого всю иностранную помощь, которую удастся привлечь. До тех пор, пока Дост Мохаммед остается в Кабуле у власти, — продолжал он, — нет надежды на то, что будет обеспечено спокойствие наших соседей и не пострадают интересы нашей Индийской империи».
Дост Мохаммед (1791-1863), эмир Афганистана, свергнут с престола Британией, боявшейся его контактов с Россией. Снова сел на трон после Первой афганской войны.
Хотя было совершенно очевидно, кому адресовано обращение, Окленд тщательно избегал любого упоминания русских, так как был готов ввязаться в любую иностранную авантюру, в каких англичане обвиняли царя Николая. Одновременно вице-король назвал фамилии политических советников, которым предстояло участвовать в экспедиции. Получивший рыцарский титул Макнагтен был назначен британским представителем при намечавшемся новом кабульском дворе, Александра Бернса назначили его заместителем и советником. Хотя в частном порядке Бернс и осуждал план смещения своего старинного приятеля, но тем не менее был достаточно честолюбив, чтобы согласиться, а не отказаться. Его не только повысили в чине до подполковника, но и сделали даже нечто такое, о чем он и не мечтал. В письме, содержавшем благодарность за ценную службу, Окленд предлагал ему еще раз взглянуть на конверт. Вытащив его из корзины для мусора, Бернс, к своему изумлению, увидел, что письмо было адресовано подполковнику сэру Александру Бернсу, кавалеру ордена Чертополоха. Другим представителем был назначен лейтенант Элдред Поттинджер. Все еще оставаясь в осажденном Герате, он стал одним из четырех политических помощников Макнагтена.
Сэр Вильям Макнагтен (1793-1841), который заставил посадить на Кабульский трон шаха Шуджаха, но вскоре поплатившийся за это жизнью.
Полковник Чарльз Стоддарт из штаба Макнейла, в тот момент находившийся в лагере шаха под Гератом, был командирован в Бухару, чтобы убедить эмира, что тому нечего опасаться британского нападения на его южного соседа, и попытаться уговорить его освободить русских рабов, чтобы избежать любого повода для атаки на него со стороны Санкт-Петербурга. Стоддарту также дали право разработать вариант договора о дружбе между Британией и Бухарой. Его миссии, как и многим последующим, суждено было закончиться трагедией. Однако, как мы уже видели, осенью 1838 года ситуация представлялась англичанам в весьма розовом свете. Только что из Герата пришли новости о том, что персы и их русские советники сняли осаду и ушли.
Немедленно встал вопрос, не стоит ли отменить экспедицию, раз угроза значительно ослабела. И на родине, и в Индии раздавалось немало резких высказываний, причем основным аргументом было то, что теперь не было больше нужды свергать Дост Мохаммеда. Оккупация Афганистана не только обошлась бы слишком дорого и оставила незащищенными другие границы Индии, но и заодно толкнула бы персов в дружелюбные объятия русских. Герцог Веллингтон был одним из тех, кто решительно выступил против, предупреждая, что там, где закончатся военные успехи, начнутся политические трудности. Но для закусивших удила Пальмерстона и Окленда и готовой к маршу армии на этой последней стадии уже не было пути назад. Более того, в условиях антироссийской истерии в Британии и Индии приближающаяся авантюра пользовалась огромной поддержкой общественности. Это со всей определенностью выразила газета «Таймс», которая громоподобно заявляла: «От границ Венгрии до сердца Бирмы и Непала… русский дьявол неотступно преследует и терзает весь человеческий род и неустанно совершает свои злобные аферы… раздражая нашу трудолюбивую и исключительно мирную империю».
Теперь, когда персам только что был преподан такой урок, единственной уступкой Окленда стало незначительное сокращение сил вторжения. Армия Инда, как она официально называлась, состояла из 15 тысяч британских и индийских солдат, включая пехоту, кавалерию и артиллерию. За нею следовала гораздо большая армия всякого сброда, насчитывавшая около 30 000 обозников — носильщиков, грумов, слуг, поваров и кузнецов — вместе с огромным количеством верблюдов, несущих амуницию и продовольствие, не говоря уж о личных вещах офицеров. Говорили, что один бригадир имел в своем распоряжении не менее шестидесяти верблюдов для перевозки своего лагерного имущества, а офицеры одного полка распорядились выделить двух верблюдов исключительно для перевозки их сигар. Наконец, там было несколько гуртов крупного рогатого скота, которому предстояло послужить для экспедиционного корпуса походной кладовой. В дополнение к британским и индийским частям имелась и небольшая собственная армия Шуджаха. Бернс указывал Окленду, что Шуджах окажется более приемлем для соотечественников, если завоюет трон во главе своих собственных войск, нежели если будет возведен на него только с помощью британских штыков. Однако лишь немногие из людей Шуджаха были афганцами, большинство из них были индийцами, их обучали и ими руководили британские офицеры, и содержались они на британские средства.
Весной 1839 года армия вторжения во главе с подполковником сэром Александром Бернсом, старавшимся угрозами, увещеваниями или взятками облегчить путь, вошла в Афганистан через пятидесятимильный Боланский перевал. Самым коротким путем был, безусловно, переход через Пенджаб и Хайберский перевал, но в последний момент этому воспротивился Ранжит Сингх. Так что маршрут пролегал через Синд и значительно южнее двух главных перевалов. Правители Синда также возражали, указывая, что по договору с Британией никакие военные силы не могли передвигаться вверх по Инду. Однако им объяснили, что сложилась чрезвычайная ситуация, а заодно пригрозили ужасными последствиями, если они попытаются сопротивляться британским войскам, которые коваными сапогами прошли по их территории.
Хотя Бернсу и удалось купить у вождей племен белуджей, по чьим землям они двигались, гарантии безопасности перехода экспедиции через Боланский перевал, многие отставшие солдаты, курьеры и крупный рогатый скот пали жертвой поджидавших их в укромных местах разбойничьих банд. Для основных колонн переход вскоре оказался гораздо труднее, чем ожидалось. Предполагали, что экспедиция сможет прокормиться главным образом за счет местных сельскохозяйственных ресурсов, но засуха и болезни уничтожили предыдущий урожай, так что сельским жителям пришлось выживать за счет тех диких растений, которые удавалось найти — зачастую только после долгого и тщательного поиска. В армии вторжения обнаружилась острая нехватка продовольствия, что привело к значительному снижению морального духа войск. «Эти нехватки вскоре заставили с испугом говорить об их здоровье и их духе, — писал сэр Джон Кайе. — Страдания текущего момента усиливались размышлениями о будущем, и когда люди видели исхудавшие тела и впавшие щеки друг друга… их сердца умирали вместе с ними».
Британские войска преодолевают Боланский перевал по дороге на Кабул в 1839 году. Существовало опасение, что русская армия также сможет войти в Индию через перевалы Болан и Кибер.
То, что представлялось неизбежным несчастьем в самом начале кампании, удалось как раз вовремя предотвратить Бернсу. Он сумел по заоблачным ценам прикупить у белуджей 10 000 овец — и силы и мораль экспедиции были восстановлены. Но разведывательная информация, которую он получал от хана — партнера по сделке и пересылал Макнагтену, была далеко не ободряющей. Хан белуджей предупреждал, что если англичане и сумеют возвести на трон Шуджаха, они никогда не заставят афганский народ поддержать их и в конце концов потерпят поражение. Как он заявлял, англичане затеяли дело «огромных размеров и трудное для исполнения». Вместо того чтобы довериться афганскому народу и Дост Мохаммеду, англичане «пренебрегли ими и наводнили страну иностранными войсками». Он настаивал на том, что Шуджах непопулярен среди своих афганских соотечественников и что для англичан было бы благоразумнее указать ему ошибки, «если они совершены им, и исправить их, если они совершены нами самими».