Здесь, в темноте - Алексис Солоски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В туалете, где пахнет мочой, мокрым цементом и шалфеем, я повторно наношу блеск для губ. Лицо в зеркале не похоже на меня, оно не похоже ни на кого, оно почти не похоже на лицо. Но мне нужно носить его, по крайней мере, еще несколько часов, поэтому я возвращаюсь к роли. Если Сирко и Ирина вернутся в офис после обеда, мне нужно убедиться, что они увидят именно Нору.
– Я Нора, – шепчу я. – Я Нора. Я провела свой обеденный перерыв, просматривая товары для саморазвития на полках в книжном магазине, а потом съела шоколадный батончик на обед, и это действительно ужасно, потому что я пытаюсь сократить потребление сахара, но я просто обожаю шоколадные батончики! А теперь я собираюсь пойти и провести остаток дня, будучи самой лучшей секретаршей, какой только могу быть в офисе, где, кажется, никогда не звонят эти чертовы телефоны.
Я протягиваю руку к зеркалу и глажу Нору по щеке, пачкая стекло. А затем своим собственным голосом – тише, тверже – я говорю:
– Да уж, ты в чертовской опасности, сучка.
Глава 14
Одинокая прогулка
Войдя в офис, я обнаруживаю его пустым. Облегчение переходит в тошноту, и я едва успеваю добежать до дамской комнаты, где меня рвет горькой струей водки и желчи. Пить на пустой желудок – не лучшая идея. Как и проникать в подставную корпорацию, принадлежащую мафии, в парике среднего уровня. Я прополаскиваю рот, пересохший от рвоты, рассасываю еще несколько мятных леденцов и возвращаюсь к своему столу.
Я понятия не имею, когда вернутся мои коллеги. Спустя час без звонков и продолжающегося отсутствия Раджа нетерпение перевешивает тревогу. Я пытаюсь взломать замок своими самодельными отмычками. Но либо я неправильно согнула свою заколку для волос, либо остатки водки в моем организме нарушили координацию движений, либо этот парень с YouTube был обыкновенным мошенником. Замок неподатлив, как в греческой трагедии.
Радж возвращается после четырех и зависает возле моего стола, его тело в головокружительном наклоне.
– Привет, – говорит он. – Я пропустил какие-нибудь звонки? Долгий обед с боссом. Было отлично. Жаль, что ты не пришла. Ты действительно понравилась мистеру Сирко. Он хотел, чтобы ты присоединилась.
– О, вау, правда? Мне так жаль, что я пропустила обед. Но мне пришлось уйти пораньше. У меня такая штука с гипогликемией, и когда у меня понижается уровень сахара в крови, я должна немедленно поесть, иначе у меня сильно кружится голова, понимаешь?
– Ну, не волнуйся. Я уверен, что он скоро вернется в офис.
Именно этого я и опасалась. Несмотря на соблазн второго шкафа и желание получить больше информации о Дэвиде Адлере – любой информации о Дэвиде Адлере – от Раджа, я не могу рисковать, Ирина узнает меня. А еще это странное ощущение, которое я испытала в баре, желание уплыть куда-нибудь подальше. Несмотря на удушающую скуку этих трех дней, я позволила себе глубже войти в роль, чем делала это все последние годы. Теперь пришло время – ногти ободраны, костяшки пальцев кровоточат – выкарабкиваться обратно. Нора должна дать о себе знать.
– Мистер Патель, – говорю я.
– Ну хватит уже, зови меня Раджем!
– Хорошо. Радж. Мне так жаль, и, о боже, пожалуйста, не сердись на меня, но просто я не думаю, что смогу здесь дальше работать. – Я ищу оправдание, которое можно было бы привести, и вспоминаю, как Радж говорил о Дэвиде Адлере. – В такой интернет-компании слишком много ответственности, слишком много давления, и я не думаю, что смогу со всем этим справиться.
– Серьезно? У тебя все отлично, Нора. И это всего лишь твоя первая неделя. Ты привыкнешь к темпу. Даже на таких высоких каблуках. Шучу! Хотя в них, наверное, действительно трудно ходить?
Приспосабливание к темпу LBAL потребовало бы нескольких ампутаций. Затем ко мне приходит вдохновение.
– Прости, – начинаю я. – Я не хотела тебе этого говорить, но во время моего обеденного перерыва позвонил мой менеджер. Есть роль в гастрольной постановке «Карусели», которая только что открылась, и я не могу отказаться от своей мечты, Радж. Я обязана принять это предложение. Гастроли в Гранд Рэпидс. В Дулуте. Как я себе все и представляла. Репетиции начинаются завтра. Мне жаль, что так вышло. – Я опускаю глаза на ковер, который не поощряет более пристального изучения. – Я знаю, какая это потрясающая работа и как мне повезло, что она у меня есть. И я действительно благодарна, что мне предоставили такую возможность. Но актерство – это моя жизнь, понимаешь?
Радж переходит на оскорбленный тон.
– Если это то, чего ты хочешь. – Он трет запястье жестом раздражения, напоминающим неисправный разбрызгиватель. – Зайди в мой кабинет, – говорит он.
Сидя за своим столом, он достает iPhone и водит пальцем по экрану, пока не открывается приложение-калькулятор.
– Давай посмотрим, ты работала три дня по семь часов при четырнадцати в час, это… двести девяносто четыре. – Он достает из своего стола конверт из плотной бумаги и начинает отсчитывать пачку банкнот по двадцать долларов. – Два двадцать, два сорок, два шестьдесят. Будет сдача с двадцатки? Нет? Что ж, пусть будет триста. Рождественский подарок. – Трудно представить Раджа в роли Санты, хотя идея засунуть его в дымоход кажется замечательной. – Не трать все сразу! – добавляет он.
Это едва покроет расходы на химчистку.
– Вау, вряд ли я смогу! Потрачу на туристические автобусы.
– Какая роль, говоришь?
А я и не говорила. В основном потому, что мюзиклы середины века мне никогда не нравились. Я не могу вспомнить ни одного имени персонажа, только несколько песен, таких как «You'll Never Walk Alone» и «A Real Nice Clambake». Поэтому я говорю:
– Я играю карусель. Это экспериментальная постановка. И большая роль. Все эти лошади…
– Что ж, давай выпьем за это, Нора. Что скажешь? Смогут ли твои голосовые связки выдержать раунд-другой после работы?
Обычно я бы предпочла энергично выступить в защиту женских персонажей Артура Миллера, чем чокнуться бокалами с Раджем, но это мой последний шанс выудить у него подробности о Дэвиде Адлере. Если я правильно разыграю свои карты – как и подобает любому нынешнему или бывшему сотруднику LBAL, – я, возможно, даже заставлю его отвезти меня домой. Да, это повлечет за собой сексуальный контакт и законный риск того, что я, возможно, никогда больше не почувствую себя по-настоящему
