У каждого свое проклятье - Светлана Демидова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Настоящие изумруды совсем другие, тяжелые, жаркие. Их тяжело носить, потому что они прокляты, а мой крестик легкий и прохладный».
«Кем же они прокляты, Танечка?» — спросил ее я.
«Как? Разве вы не знаете? — удивилась она. — Это же все знают! Отцом Захарием из села Окуловка. Разве вы с ним незнакомы?»
«Незнаком».
«О! Это очень легко устроить! Моя мама всегда просила отца вернуть отцу Захарию изумруды, так что она его очень хорошо знает! Вам стоит поговорить с мамой, и она непременно познакомит вас с ним!»
— Ну и?.. — только и смогла вымолвить Марина.
Отец Дмитрий печально улыбнулся:
— К тому времени уже не было в живых ни ее матери, ни отца.
— И это все, что вы узнали у Татьяны?
— Нет, не все. Я понял, что кроме ювелирных изделий в семейство Епифановых попали еще какие-то ценности. Похоже, церковные, потому что Татьяна еще упоминала чашу и блюдо отца Захария. Видимо, дискос и потир… ну, чашу и блюдо для причастия. Они чаще всего бывают сделаны из серебра, украшаются чеканными иконками.
Марина поймала себя на том, что чаша с блюдом для причастия ее почему-то здорово испугали. Ювелирные изделия — вещи светские. Украсть их, конечно, преступление, но не такое страшное, как вынести обрядовые предметы из церкви. Неужели кто-то из Епифановых оказался на такое способен?
— И… она… Татьяна… сказала, где находятся эти… ну… чаша с блюдом? — спросила Марина.
— Она сказала странную вещь, то есть… приговорку… вроде того, что вор у вора дубинку украл…
— Что значит «вроде того»? Что она на самом-то деле сказала?
— Танечка сказала: вор у вора цыпок украл, — ответил отец Дмитрий и развел в стороны руками. — Что еще за цыпки? Ума не приложу.
— Опять эти цыпки! — воскликнула Марина. — Когда мы с Сашей Толмачевым ездили к Пироговым, Мария Петровна, хозяйка, сказала, что эта бедняжка все время приговаривала про каких-то цыпок.
— Что же это за цыпки такие? Я, знаете, даже подумал, что, возможно, Танечка как-нибудь исказила слово, которого никогда не слышала, и приспособила к своему миропониманию. Она ведь с детства такая… всю жизнь провела в четырех стенах.
— Может быть, вы и правы, — согласилась Марина, надолго задумалась, а потом, очнувшись, сказала: — Нет, не могу вспомнить ни одного похожего слова…
— Вот и я не могу…
— Цыпки… цыпки… Может быть, цепки? В смысле — цепочки… цепи… золотые… Ведь речь идет о драгоценностях.
— Нет, — покачал красивой головой отец Дмитрий. — Танечка знала слова «цепочка», «цепь». Она их произносила, когда мы обсуждали ее крестик с зеленой стекляшкой. Но… знаете… мне кажется, что вы на верном пути…
— То есть?
— То есть надо вспомнить, как еще могут называть драгоценности, самоцветные камни или подделки… Ну… стразы… побрякушки… Это все не те слова… Есть другое слово… сленговое… жаргонное… Ну… как для денег — капуста… бабки… Как же… как же… Вертится на языке…
Отец Дмитрий встал со стула и заходил по своему неуютному полупустому жилищу, теребя черную с проседью бороду. Марина залюбовалась его грациозными движениями и даже думать забыла о Татьяниных цыпках. Священник вдруг остановился около окна, резко повернулся к Марине и воскликнул:
— Цацки! Вот! Не цыпки, а цацки! Домашняя девочка не могла знать такого слова! Телевизор она не смотрела, радио не слушала, книг не читала. Она могла только запоминать то, что слышала… и… искажать, если не понимала значения…
— Цацки… То есть вы думаете, что родители Татьяны при ней называли драгоценности цацками?
— Нет… Вряд ли… Дядя Ваня с тетей Лидой были образованными и интеллигентными людьми. Они не стали бы так говорить при дочери.
— Но ведь они все-таки что-то говорили о семейном проклятии! — не согласилась Марина. — От кого бы тогда Татьяна это узнала? Саша Толмачев утверждал, что она выкрикивала о проклятии, еще будучи дома, а не у Пироговых. А вам она даже фамилию назвала того, кто проклял.
— Я думаю, что Танечка случайно услышала разговор родителей. Иногда, знаете ли, не убережешься. Может быть, Толмачевы считали, что она спит или в забытьи… А может быть, Татьяна за дверью стояла и слушала. Она ведь была совершенно непредсказуема…
— Но… тогда получается, что про цацки она могла слышать только у Пироговых. Она ведь нигде больше не была?
— Не была. Поэтому я согласен с вами. Танечка могла слышать это жаргонное слово только у Пироговых, и это наводит на определенные размышления, — отозвался отец Дмитрий.
— На какие? — еле выдохнула Марина.
Отец Дмитрий помолчал немного, пощипал бороду и, вместо ответа, спросил:
— А вы видели домашний кинотеатр Пироговых?
— Видела, — кивнула Марина, — но их достаток вполне объясним… И вообще, они показались мне очень милыми людьми! Да и то, что они взялись ухаживать за душевнобольным человеком, говорит само за себя!
Последние слова она уже почти выкрикивала, потому что ей вдруг почему-то стало обидно за Пироговых, и в особенности за хлебосольную Марию Петровну.
— Честно говоря, Марина Евгеньевна, я за свою жизнь повидал уже стольких людей, которые милыми были только в первом приближении, — усмехнулся отец Дмитрий, — что эту «милость» давно уже не принимаю на веру.
— То есть вы хотите сказать, что Пироговы — воры, укравшие определенное количество цацек у Толмачевых, которые тоже приобрели их незаконным путем?
— Возможно, так оно и есть, хотя я, разумеется, утверждать этого не смею. Я могу утверждать только то, что эти пожилые люди живут, как принято говорить, не по средствам.
— Откуда вам знать их средства? — продолжала возмущаться Марина.
— Я уверен, что до того, как они взялись ухаживать за Татьяной, этих средств у них не было, — ответил отец Дмитрий.
— Почему вы так категоричны?
— Потому что, если бы деньги у них были, они не взяли бы к себе Танечку.
— А может быть, они устали от одиночества! Ведь собственных детей у них не было!
— Тогда завели бы кошек, собак, хомячков или приняли бы на житье какую-нибудь тихую старушку или… безобидного дауна. Татьяна периодически впадала в очень агрессивное состояние. С ней было непросто, а иногда даже страшно.
— Так вот за это им и платили родители Татьяны! Саша Толмачев сказал, что был удивлен грандиозностью суммы договора с Пироговыми!
— Не думаю, что дядя Ваня с тетей Лидой оставили Пироговым миллионы. А их домище с кирпичной оградой стоит больших денег. Кроме того, Танечке постоянно требовались очень дорогие лекарства, чтобы снимать это агрессивное состояние. Пару раз в месяц к ней приезжали врачи…