Джокер Сталина - Борис Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Комиссар, ко всеобщему удивлению, наоборот – молчал и лишь изредка делал какие-то пометки в потрепанной записной книжке. По окончании сборки, когда чудовище своим ходом подползло к железнодорожным путям, между генералом и комиссаром состоялся следующий короткий разговор:
– Мое «кабэ» могло бы сделать этот агрегат и получше, – задумчиво произнес генерал. – Знаете, Александр, если ЦК сочтет необходимым, я могут представить улучшенный образец для вооружения Красной Армии… месяца через…
– Ни в коем случае! – отрезал комиссар и прибавил жестко: – Василий Гаврилович[162], если вам и вашему ЦКБ нечем заняться – вы только скажите. Нагрузим так, что не унесете. А всякую хренотень и кроме вас найдется, кому создавать. И вот тому убедительное доказательство!
И вот теперь мастодонт завода «Рейнметалл-Борзиг» упрямо полз вперед – туда, где красноармейцы уже второй день готовились штурмовать главную позицию «линии Маннергейма». Для ускорения движения командующий немецкой группой войск на Финском фронте генерал Белов бросил на помощь артиллеристам фельд-пионерный полк, и теперь штурмовые саперы, более привычные к огнеметам, минам и тротиловым шашкам, чем к лопатам и топорам, строили гать, тихим добрым словом поминая при этом чокнутого Герда-Пауля Белова, чтоб ему с ведомством Баника и лично с кровавым Генрихом Мюллером тесное знакомство свести!
Гауптман Дирк Вестфаль осторожно выглянул из глубокой пулеметной ячейки. Там, возле пепелища деревни Сумма, мерно вставали и опадали столбы разрывов шестидюймовых снарядов – это работал 8-й гаубичный дивизион РГК. Советские артиллеристы методично нащупывали дзоты – вторую линию обороны финской армии. Первая линия – некогда сплошные линии траншей – превратилась в частую цепочку глубоких воронок, а проволочные заграждения выглядели как измятая, истоптанная трава – фантасмагорический луг, на котором долго отплясывал какой-то безумный великан…
Вестфаль поднес к глазам цейсовский бинокль – предмет зависти советских коллег – и в который раз принялся исследовать местность. Ну вот где здесь могут прятаться эти чертовы доты? Эти засранцы «финские пролетарии, стонущие под игом капитала» так здорово упрятали свои бетонные казематы, что проще отыскать что-нибудь в заднице дьявола! Хотя…
Гауптман пригляделся. Так и есть! Невысокая трава в одном месте примята широкой дорожкой. От взрывной волны так траву не положит – это пулемет! Длинные очереди пригнули травку. Ну-ка, ну-ка… И откуда же вы стреляли, господа белофинны? Ага, ага… Во-о-он тот пригорочек, внешне не отличимый от соседей, вовсе и не пригорок, а завалованный бетонный дот. Ну, вот и очень хорошо, мы тебя сейчас отметим на карте…
– Густав! Передавай, – обернулся Вестфаль к скорчившемуся на дне окопа связисту. – Дот обнаружен. Координаты…
Оберст Релинг уныло взирал на то, как «Карл Маркс» неуклюже ворочается на позиции, наводя орудие положением лафета. Это продолжалось уже почти тридцать минут, а монстр, носящий имя основоположника марксизма, все никак не мог принять нужное положение. Он натужно ревел двигателем, почти исчезая в клубах синеватого выхлопа, его гусеницы рыли глинистый грунт и расшвыривали во все стороны ошметки мха, но каждый раз, как только он останавливался, раздавалась заковыристая брань капитана-цур-зее Штиля, склонившегося над буссолью. Опять промахнулись…
Но вот наконец Штиль заорал, перекрикивая вой мотора, махнул рукой, и «Карл Маркс» занял нужное положение. Релинг тут же подошел к своему заместителю, и оба принялись за расчеты. А еще через несколько минут дрогнула земля, и показалось, что небо над позицией раскололось на части. Чудовище открыло огонь.
Дот Sk-6 вел огонь, ведь, несмотря на артобстрел, проклятые большевистские изверги-фанатики упрямо ползли на позиции отважных финских стрелков. Рядовой Йорьё Аланен, пуская от натуги ветры, тащил ящик с набитыми пулеметными лентами к капралу Эркки Сомппи. Тот поморщился, отпустил рукоятки «максима» и прошипел:
– Ты что, Йолли, в краснопузых задницей стреляешь? Так высунь ее в амбразуру.
Аланен виновато развел руками:
– Чего насмехаешься, Эркки? Можно подумать, у тебя это пшено с горохом в брюхе не бурчат…
Говорил он тихо, но лейтенант Йорма Потила все же расслышал. И как только ухитрился – сквозь пулеметную пальбу и грохот разрывов?..
Он повернулся в сторону правой пулеметной установки и ровным, холодным голосом произнес:
– Если кто-то недоволен пищей – пусть подаст рапорт по команде, а не разводит провокационные разговоры. А если какой-то капрал считает, что некий рядовой не исполняет свои обязанности – пусть наложит на него взыскание и сообщит о том вышестоящему начальнику, а не пускается с этим рядовым в глупые перешучивания, – после чего лейтенант, посчитав свои воспитательные обязанности исполненными, снова припал к перископу. – Господин Кантола, прикажите перенести огонь левого пулемета в квадрат шесть, – сообщил он все тем же ровным голосом.
Второй лейтенант Юсси Кантола, призванный из резерва, принялся торопливо отдавать приказания, бестолково размахивая руками. Его голос периодически срывался на визг, что, впрочем, оказалось и неплохо: режущий уши тембр легко прорывался сквозь треск и грохот.
На разрывы снарядов русских гаубиц гарнизон дота внимания не обращал. Уже несколько «тяжелых чемоданов» рванули совсем рядом, а один – даже над перекрытием, но особого вреда они не причинили. Так, кое-где осыпался песок да мелкие кусочки бетона щелкнули по козырькам форменных кепи.
– Вот, стараются, русские дикари, – прокомментировал очередной неблизкий разрыв весельчак и балагур капрал Вейкко Корпела. – Верно, впервые до пушек дорвались, вот и бабахают. Удивляются: как этот снаряд без крыльев летит?
Солдаты весело заржали. Вся Суоми знала: в Совдепии нечего жрать, неграмотные люди едят траву, потому что хлеб там – только для комиссаров. Ясно, что пушек эти азиаты никогда не видали, да и сколько тех пушек от царской армии осталось? Небось, все, что есть, тут собрали, и снаряды все, какие есть, привезли…
Но в самый разгар веселья произошло нечто неожиданное. Громыхнуло так, что всем показалось, будто они оглохли. И тут же кто-то огромный и невидимый словно бы взял дот и встряхнул его, будто жестянку с леденцами. А может, просто пнул бетонную коробку, точно футбольный мяч, своим великанским сапогом…
Все, кто был внутри, попадали на пол – с повреждениями разной степени тяжести. Дико визжал капрал Сомппи, которому сотрясение бетонного пола переломало обе ноги, беззвучно открывал и закрывал рот рядовой Пааво Хакала со сломанной спиной, потерял сознание от боли лейтенант Потила, разбивший голову о медный кожух перископа, выл ошпаренный паром из разорванного кожуха «максима» весельчак и балагур Корпела.
Рядовые Лайтила и Аланен, что не так сильно пострадали, беззвучно молились, а второй лейтенант Кантола, уставившись в одну точку, безостановочно твердил: «Боже, что это? Этого ведь не может быть!..»
– Двенадцать тысячных левее, – скомандовал гауптман Вестфаль.
– Шевелись, обезьяны! – рявкнул призванный из запаса пожилой фельдфебель Раух. – Э-эх, сюда бы мою малышку, с которой мы мешали бельгийцев с дерьмом…
У Ротевера возникли проблемы с расчетом для своего вундерваффе, так как подготовленных артиллеристов для систем ТАКОГО калибра в строю не имелось. И тогда кто-то особо умный вспомнил: где-то ведь есть еще те, кто во время Великой войны палил по позициям Антанты из «Большой Берты».
Ветеранов разыскали, призвали в ряды Ротевера, обласкали усиленными пайками и отправили в расчет «Карла Маркса». И вот теперь пожилые воины, покусывая седые усы и посапывая коротенькими трубочками-носогрейками, передавали свое бесценный боевой опыт молодому поколению. В условиях, максимально приближенных к боевым. Настолько приближенных, что и не отличишь…
Наводчики и вторые номера яростно вращали маховики горизонтальной наводки, остальные, ритмично ухая, втягивали краном снаряд на подающий желоб. Вообще-то кран должен был работать, забирая мощность от двигателя, но в нем полетела какая-то муфта, и пришлось его перевести на мускульную энергию.
Рядом отчаянно рычал и плевался дымом танк-транспортер, перегружавший очередной снаряд на приемный лоток. Отрывистые команды, подбадривающие вскрики, гул, рев, удары железа по железу – все это сливалось в одну страшную и грозную мелодию боя. И вдруг оберст Релинг поднял руку, раздалось зычное «Готов!», и солдаты, словно очумевшие кузнечики, быстро-быстро попрыгали прочь с шасси, с максимальной скоростью разбегаясь по сторонам. У орудия остались только двое замковых и старший наводчик.