Сумеречный мир - Ольга Гусейнова

      Резко убрала щиты и «отпустила» себя. Несколько мгновений эмоционального хаоса из своих и чужих эмоций — потом громыхнуло, и я полетела... в прямом смысле. Очухалась на земле, распластавшись в позе звезды со сбившейся юбкой и собственными волосами во рту. А через секунду на меня навалился эмоциональный шквал. Я свернулась комочком и, закрывая голову руками, застонала от боли. Шум, крики, чьи-то сильные заботливые руки подхватили меня, прижали к горячему телу…

Окунувшись в знакомый запах с головой, я отпустила свое измученное сознание и уплыла в спасительную темноту…

Глава 17

      Хаос чужих эмоций, из которого я, намертво увязнув, как в болоте, никак не могу выбраться, причиняет боль, потому что они слишком сильны. Хочется плакать, спрятаться, укрыться, забиться подальше и поглубже, да все что угодно… Они мешают мыслить нормально… Только бы не чувствовать… Только бы не слышать...

      — Деточка, подними щиты, — среди накала страстей кто-то уговаривал меня мягким приятным голосом. — Ну давай же, Ксенечка, давай, моя хорошая.

Чего им от меня надо, оставили бы в покое? Чего от меня снова хотят?..

      — Защищайся! — раздался другой голос, знакомый, резанувший как плеть по оголенной коже, заставивший вздрогнуть.

Кажется, я начала реагировать.

      — Ты чего орешь на нее, изверг? Она твою шкуру паленую спасла, а ты...

      — А как по-другому? Видишь, мать, девчонка не реагирует, а ее ломает.

      — Я сейчас морду твою рыжую начищу за «мать». Какая я тебе мать, кошак ты облезлый. Я тебя лет на двадцать всего старше, да за мной знаешь сколько таких бегает... — мне положительно нравится обладательница ласкового голоса, сразу же давшая отпор разоравшемуся Саве.

      — Ой, прости меня, красавица, я ж любя...

      — Баб своих люби, а от меня подальше держись!

      — Хватит, довольно — прекратил перепалку третий голос, Егора, ровный и спокойный, моментально возымевший эффект.

      Наконец-то услышав его, я смогла выплыть из марева. Отсекла чужие эмоции и так глухо закрылась, что почти перестала ощущать окружающих. Но сейчас мне жизненно необходимо отдохнуть, восстановиться.

      Открыв глаза, уставилась в белый потолок, затем увидела трепетавшую на сквознячке легкую светлую ткань. По специфическому запаху определила: нахожусь в медицинском заведении, вернее, целительском, как здесь принято.

Тяжело вздохнув от вселенской несправедливости, ибо белая полоса в моей жизни никак не наступает, повернула голову направо, откуда слышала женский голос. На меня доброжелательно смотрела симпатичная, милая шатенка лет тридцати пяти в белоснежном халате, впрочем, магичка легко может скрывать свой истинный возраст. Целителей в Сумеречном мне встречать пока не доводилось. И глаза у нее добрые, лучистые, искренние.

      Стену у двери подпирал Егор; внешне невозмутимый, но чувствуется — он волнуется, внимательно глядя на меня, чем неожиданно согрел душу и невольно вызвал улыбку.

Пошевелила ногами — грязные, босые, зато целые. Только руки неприятно ноют. Подняла их вверх и удивилась: кисти покрыты слоем мази и в прозрачных перчатках. Хотя, чему удивляться? Подвигав пальцами, особенной боли не почувствовала, но и приятного мало — однозначно. Костюмчик — редкая удача! — на месте, а то с моим-то везением...

       — Очнулась, спящая красавица, — пробасил слева Сава, лежащий на соседней кровати. Надо же, весь в гипсе…

      — Я смотрю, у тебя любая женщина — красотка, — едко заметила шатенка. — То ли ты слишком непривередливый, то ли всем угодить хочешь.

      — Капитолина Федоровна, зря вы наговариваете! — возмутился Сава. — Только вы, да со всем уважением и расположением и...

      — Я к твоему расположению, как к Стене отношусь, голубчик, — остановила его несговорчивая магичка.

      У тигра-балабола помимо загипсованной левой руки и обеих ног, на шее корсет красовался, словно ошейник строгий нацепили. И выглядел он так неожиданно забавно, что я не выдержала и захихикала.

      Закурский, наверняка по максимуму обездвиженный, подозрительно недовольно сощурился:

      — А что смешного? Меня заставили... вынудили... вот сейчас встану и...

      Огромный оборотень, на обнаженной груди которого бугрились мышцы — пристыженный и сконфуженный? Невероятно! А ведь еще совсем недавно присутствовал на казни, решал мою судьбу, приставал, провоцировал...

      Дверь распахнулась, и в палату ввалился Алекс Кох. Сейчас глава исследовательской группы с нелепо торчащими в разные стороны черными волосами больше походил на всклокоченную, подравшуюся с товарками ворону, однако смеяться мне расхотелось — у него на расставленных в стороны руках такие же, как на мне, перчатки.

      Оглядев нашу улыбчивую компанию, маг отметил:

      — Вижу, все пришли в себя. Я рад! — присев на край кровати в ногах, кивнул на мои руки: — Болят?

      Я замотала головой и хрипло шепнула:

      — Не очень, больше кожа зудит.

      — У Капитолины дар божественный... кости сращивать. Тигра нашего по частям, вон, собрала. Скоро как новенький будет. Нам с тобой руки целебными снадобьями восстановила. Да заговором.

      — Ой, а...

      Капитолина кивнула, понимая, о чем я хотела спросить:

      — По счастью, ты без сознания была. А то бы двойная боль...

      — Спасибо, — поблагодарила я добрую, это видно, женщину. — Жаль, вам от меня тоже досталось.

      Она усмехнулась и строго ответила:

      — Уж лучше откат магии светлой несколько минут потерпеть, чем этого болтуна и крикуна...

      — Я только два раза, ну больно же было, — обиженно прогундел Сава.

      — Как маленький, честное слово… — закатила глаза целитель, затем, махнув нам рукой, вышла из палаты.

      После того, как дверь закрылась, Кох прокомментировал ситуацию:

      — Если ты за ней дальше в подобном духе ухаживать будешь, то и следующие пять лет не добьешься.

      — А, ничего не выходит, — буркнул невезучий ухажер, ерзая на кровати и пристраивая поудобнее загипсованную руку. — Слово не так скажу — она мне сразу разницей в возрасте тыкает.

      — Может просто сказать о своих чувствах? — ляпнула я не подумав. Ведь у меня совета не спрашивали.

      Сава насупился, голубой взгляд заледенел, но через мгновение он, видимо, вспомнил, кто ему жизнь спас. Поэтому скривил поцарапанную физиономию, изобразив улыбку, и выдавил:

      — Я подумаю, спасибо за совет.

      — Прости, пожалуйста, — повинилась я.