Счастливых бандитов не бывает - Данил Корецкий

Гарик остановился перед ними, стоял и смотрел, пытаясь догнать: то ли он обознался, то ли произошло чудо и Боцман испарился, как гласит тот самый закон.

— Эй, кончай зырками сверкать, братан. Она ж тебе не жена! — сказал этот парень, и Гарик сразу вспомнил, что звать его Колотуха.

— А может, они поженились! — сказал Болик, и оба дебила заржали, а через секунду заржал и Колотуха, старательно засовывая палец под нижнюю ниточку Алевтины.

Этого оказалось вполне достаточно. Гарик сделал еще полшага и со всей силы ударил Колотуху бутылкой по голове. Зазвенело стекло, голова Колотухи облилась кровью, хотя остатки «Тиходонца» тут же продезинфицировали рану. Он отпустил Алевтину и медленно сполз на пол.

— На кого прете? На речпортовского короля?! — Гарик двинул ногой по столу. Зазвенела посуда, полетели на пол приборы.

— Да я всего Тиходонска король!

Острым осколком горлышка он ткнул в руку одного из стероидных братцев (кажется, Лёлика), опять брызнула кровь, тот заревел, вскочил, в невредимой руке щелкнул выкидной нож. Алевтина с визгом убежала, Болик тоже заревел и, как танк, бросился на обидчика. Гарик отступил, быстро достал свой «макар», без предупреждения выстрелил в пол. Брызнули в стороны осколки плитки «версаче». Визг и рев сразу прекратились — тишина. Только Болик вдруг вскрикнул жалобно, как раненый заяц, запрыгал на одной ноге, завалился на стул. Лёлику явно не хотелось, но он все-таки шагнул вперед со своим ножом. Он держал его по-детски, будто собрался резать шницель на тарелке. Из левой руки обильно течет кровь, рожа трясется, будто он уже обосрался раз десять. Гарик даже оскалился от удовольствия, навел «макар» в широкую накачанную грудь.

— А ну, брось пику!

Он бы с удовольствием снова нажал спуск, был бы повод. Но дзынькнула сталь, выкидуха запрыгала по полу. Лёлик присел, закрыв голову руками. Все!

Победитель Гарик торжественно возвышался над побежденными. Из-под сведенных бровей хищно блестели маленькие глазки, огромная нижняя челюсть выдвинута вперед. Казалось, еще секунда — и, разрывая одежду, вылезут наружу обросшие шерстью мослы, почернеют губы, вылезут когти и клыки: Гарик Речпортовский обернется страшным волчиной-упырем…

В баре вспыхнула паника. Посетители вскочили с мест, шарахнулись к выходу. Девчонки рабочие места не покидали: напротив, они высыпали на подиум — и Алевтина, и Надя, и Верунчик, и неизвестная китаянка, и какая-то рыжая, сгрудились возле шеста, обнявшись, как будто иллюстрировали песню «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“…» Но патриотический смысл сцены портили стриптизерский шест вместо мачты, шнурки вместо одежды, а особенно легкомысленные кисточки, подрагивающие на грудях Алевтины.

«Доберманы» вели себя грамотно: потихоньку оттирали оставшихся людей в сторону черного хода.

— Спрячьте ствол, Николай Николаевич! — крикнул один из охранников. — Все в порядке!

Гарик осматривался, оценивая обстановку.

— Теперь в порядке! Теперь все видят, кто здесь главный!

Постояли, поглазели друг на друга. Гарик неожиданно улыбнулся. Медленно, чтобы охранники видели его руки, сунул «макара» за пояс. Взял со стола Колотухи уцелевшую бутылку, посмотрел на этикетку, отпил из горлышка. Остальное вылил на поверженных противников.

— Живите пока, уроды! — проговорил он, поставил бутылку на место, утер рот рукавом дорогой рубашки и неспешно пошел к выходу. Он никого не боялся, а потому не оборачивался. И все видели, что Гарик никого не боится. И все же вряд ли кто-то им восхищался…

— Не, ребята, я к нему не пойду, — сказал один из «доберманов». — Ни за какие «бабки»…

Гарик вышел на крыльцо, жадно вдыхая чистый после прокуренного зала воздух. Бледный гардеробщик нес за ним пиджак. На дороге ждал «линкольн-навигатор», Евгений выскочил навстречу и распахнул дверцу.

— Садитесь, пацаны! — предложил Гарик двоим оставшимся. Но те только отрицательно покрутили головами.

— А чего твои кореша передумали? — спросил он, когда джип тронулся.

Евгений пожал плечами.

— Стрельбы испугались. И вообще… Они на другую работу нацелены…

— Чтобы чистенькими оставаться? — издевательски усмехнулся Гарик. — Чтобы все по закону?

— Ну, типа да…

— А ты чего же?

Евгений снова пожал плечами.

— У меня свадьба скоро… Хороший ресторан снять хочу, невесте — классное платье, достойное кольцо, свадебное путешествие… И квартиру надо нормальную, и чтобы жить прилично…

— Да, тогда ты правильно выбрал, — благодушно сказал Гарик. И распорядился: — Давай домой!

— Это куда?

Он хотел выматерить бестолкового новичка, но вспомнил свой план и сдержался.

— Я покажу, Женя. Рули на набережную. А ребят, таких как ты, подтяни. Ведь многие хотят жить по-человечески.

— Сделаю, Николай Николаевич, — отозвался новый телохранитель. — Я на курсах со многими учился. И многие без работы…

Гарик довольно кивнул. Евгений все хватал на лету, он был сообразительней, опрятней и почтительней, чем Самоха. Да и машину вел гораздо уверенней.

Они договорились встретиться в «Фобосе». Оксана опоздала на десять минут, что для нее не рекорд. Зато притащила с собой какую-то рыжую девицу в короткой юбке и гетрах в черно-белую полоску. Да, еще на высоченных тонюсеньких «шпильках» стоимостью с «оку».

— Катька, это Илона, — восторженно сообщила она. — О ней «Элитный Тиходонск» целый разворот напечатал, с фотографиями!

Ребенок кивнула, не доставая изо рта соломинку. Ну, напечатал, и что? Пятьдесят тысяч портрет на обложке, тридцатник — хвалебный очерк с четырьмя снимками, пятерка — краткая информация. Так что, бросаться ей на шею и целоваться взасос?

— Ты чего, Катюха? Небось со своим поссорилась?

Оксана кивнула официанту, показала на пальцах: «Два больших!»

Удивленная холодной встречей Илона швырнула на стол свою даже на вид безумно дорогую сумку, сползла на стуле почти до лопаток и вытянула ноги. Ноги были длиннющие, носки туфелек выглядывали с обратной стороны стола. Потом оценивающе осмотрела Ребенка — с ног до головы и обратно — с головы до ног.

— Да, вот, попала в элиту, — изрекла она хрипловатым голосом. — Колян проплатил — и все дела!

У нее были румяные, гладкие щеки с ямочками и холодные змеиные глаза. Стрижка, кажется, называлась «аэродром».

— Это здорово, — сказала Ребенок.

Посмотрела на ее гетры и добавила:

— Аэробикой занимаешься, да?

— Лечебной физкультурой для беременных! — пошутила Илона. И, довольная, рассмеялась.

— Какая аэробика? Какая аэробика? — заверещала Оксана, покрываясь густым румянцем. — Ты чё, Кать, из тундры свалилась? Какая аэробика? Это ж последняя мода, на фиг, ты чё, не видишь?

— А-а, — сказала Ребенок. — Тогда другое дело…

Принесли два огромных «манхэттена». Илона объявила, что это бавленое пойло пить не станет, и вообще, здесь полный отстой, надо знать, куда можно ходить приличным девушкам, а куда — нет. Оксана вместо того, чтобы возмутиться такой наглостью, как обычно, вдруг стала тоже поносить «Фобос»: приборы грязные, официанты сонные, и чего это Катьке взбрело в голову назначать здесь встречу, когда есть более солидные места… Она рисовалась перед Илоной, суетилась и верещала, смотреть было тошно. К тому же она сама здесь назначила. Но спорить Ребенку не хотелось. Она отставила пустой стакан, придвинула к себе «манхэттен», от которого отказалась Илона, и сказала:

— А мне здесь нравится. Классный кабак. И пойло отличное.

Обычно она так не выражается: пойло, кабак. Оксана посмотрела на нее, часто моргая наклеенными ресницами. Она крепко сжимала стакан, не зная — пить или выдержать марку. Ногти у нее тоже были наклеены и украшены выпуклыми розочками.

— Решила напиться, да? Ух ты! Достал совсем, да? — Она повернулась к Илоне и прокомментировала: — У нее муж в два раза старше…

— Ну и что? — пожала плечами та. — Лишь бы не жмот. Карточку без лимита дает — и пусть ему хоть сто лет в обед.

Ребенок знала наперед, что скажет рыжая змея в супермодных гетрах.

— Дает карточку-то?

— Дает.

— Тогда и ты ему давай! И не только ему!

Она широко улыбнулась. Можно было сосчитать все ее зубы и не найти там ни одного пятнышка, ни трещинки, ни намека на желтизну, и даже прийти к выводу, что зубы, скорее всего, вставные.

— Я тоже была замужем, честно! Пельмени даже сварила раз!

Что-то у нее с этими пельменями было связано, что-то особенное, потому что Илона долго ржала, постепенно сползая под стол. Потом она резко выпрямилась и подобрала ноги, словно собралась рассказать подробную историю своего замужества. Но этого, к счастью, не произошло.

— Вот что, девки, — сказала она уже другим тоном. — Поехали со мной по рыбным местам. Может, где-то и клюнет. А нет — разведаем: как там и что…