Однажды в Челябинске. Книга первая - Петр Анатольевич Елизаров

— Гриша! Гришенька, подожди! Не уходи от меня! Только не сейчас, Господи, — задыхаясь, приговаривала она.

Паша ничего не замечал: звали там за спиной какого-то Гришу. Каково же было удивление хоккеиста, когда плачущая и всхлипывающая тетка из магазина нагнала его и прикоснулась костлявыми пальцами к атлетичной спине спортсмена. От этого Паша вздрогнул, развернулся, чуть не прописав обидчику хук с правой, и увидел перед собой измученную дамочку с совершенно неадекватным взглядом, устремленным прямо на него.

— Ты чего, мать?! — проронил он.

У тетки подкосились ноги. Павлик двумя руками поймал женщину, умудрившись удержать и пакеты. С какой же надеждой и одновременно с разочарованием та взглянула на хоккеиста. Брадобреев растерянно посмотрел на нее, не зная, что предпринять. Пашу удивило, какая же она легкая — как пушинка. А какие же у нее измотанные и заплаканные глаза, осунувшееся лицо, тоненькие волосы, сухие и ледяные руки, обветренные губы. Она явно выглядит старше своего возраста. Измучена жизнью и немощна не по годам. «Сама себя довела? Или так вышло?»

— Гриша, Гриша, — продолжала молвить в забытьи она.

— Меня Паша зовут, — улыбнулся Брадобреев.

— Ох… Как же ты похож на него…

— На кого? — спросил Павлик, отчего женщина вздрогнула и залилась горькими слезами. Аккуратно приобняв ее, Брадобреев поставил тетку на ноги. — Может, помощь какая нужна? — учтиво поинтересовался он.

— Да какая тут помощь, — оправившись, угрюмо ответила она. — Его нет. И уже не вернешь, — она смахнула слезы.

— Соболезную, — все понял Пашка.

— Оксана! Ты куда с рабочего места подевалась?! — администратор магазина бежала в их сторону: особа в красной безрукавке явно злобная, строгая и пренеприятная.

Заплаканная дамочка взяла себя в руки и ощетинилась:

— Я имею право на технический перерыв, — злоба так и перла из нее.

— Ну-ка быстро возвращайся и домывай. Я уже сыта по горло твоими перерывами, — ругалась администратор, — и твоими срывами.

— Сейчас вернусь, — огрызнулась женщина. — Покурю только.

— Понабрали…

Уборщица и администратор, позабыв про Пашку, зашагали обратно, обмениваясь взаимными упреками. Хоккеист пожал плечами, убедился, что пивные бутылки не пострадали, и продолжил путь. А потом подумал и сунул их под куртку — те приятно охлаждали разгоряченный от спешки стан.

Тем временем в магазине уборщица Оксана, не сбавляя крейсерской скорости, пролетела мимо ведра со шваброй и мимо витрины с водкой, стащив оттуда первую попавшуюся бутылку. Женщина через склад выскочила на разгрузочную площадку на заднем дворе, где залпом глотнула из бутылки, сколько сдюжила, и со всего маху разбила ее об стенку. Уселась на автоматический подъемник для ящиков и закурила в затяг. Закашлялась и зарыдала, вспомнив о пережитом горе. Теперь по-настоящему, навзрыд. А грузчики и кладовщики вокруг спокойно продолжали работать.

***

Подходя к общежитию и прижимая руки к бокам, дабы бутылки не выскользнули из-под куртки, Паша Брадобреев приметил фигуру, быстро идущую навстречу. Пашка думал юркнуть в общагу, но так можно вызвать лишние подозрения.

Я с недовольной гримасой резво шагал со стороны другого продуктового супермаркета. Павел прятал пиво под курткой — я же укрывал под курткой иное.

Мы встретились.

— Вау, Петь, — такого Павлик точно не ожидал увидеть, — что это у тебя?

— Не твое собачье дело, — огрызнулся я.

— Но оно явно собачье, так?

Брадобреев подошел ближе, чтобы посмотреть на сидящую за подолом моей куртки миниатюрную собачку породы той-терьер. Она вся тряслась и скулила, но явно пригрелась за пазухой у помощника тренера.

— У кого псину отжал? Ути-пути! — хотел было погладить собачонку Брадобреев, но я не позволил.

— Пакеты показывай, умник, — распорядился я.

— Петь, что за паранойя?

— Давай быстрее, — потребовал я, убежденный, что сейчас разоблачу его и найду что-нибудь запрещенное. Явно такое было и у Митяева во вчерашнем бауле, а я просто не проявил должной настойчивости.

Пошарив по пакетам, я опять остался с носом.

— Вы что-то скрываете от меня, — заявил я.

— Учись уже верить людям. Или будешь шманать меня? Учти, — предупредил Брадобреев, — я сразу прописываю в торец тем, кто тянет ко мне свои шаловливые ручонки.

— Возвращайся в свой номер. В темпе.

«Я явно что-то упускаю», — думалось мне, когда я смотрел в сторону уходящего 55-го номера. Еще я приметил, что к входной двери общежития идет и мелкий озлобленный блондинчик в шмотках дворового хулигана. Переведя взгляд на собачку, я решил закончить ранее начатое дело. А то еще уделает мне одежду со страху. Кто ж ее знает?

Я пошел в противоположную от общежития сторону. Внутри ведь остался Степанчук, который, в случае чего, сможет усмирить ораву хоккеистов. Лишние полчаса моего отсутствия ничего не решат: «Чем я рискую? Да ничем».

Сосредоточившись на том, как бы ни рухнуть больным местом на лед и ни раздавить миниатюрную псину, я не приметил медленно проехавшее мимо такси. У общежития из него с важным видом вышел парень, вытащив с заднего сиденья (с характерным стеклянным звоном) квадратную коробку белого цвета. Приехал Данил Озеров.

История восьмая. «История с собачкой»

— Ослабил ты хватку, — констатировал Степанчук, когда я вернулся в номер после того, как отпустил Брадобреева в магазин. — Я думал, что у тебя с Митяевым особые отношения, а не с Брадобреевым.

— О чем вы толкуете? — спросил я. — Скорее, вы теряете бдительность.

— Вздор! — соскочил с кровати тренер. — Это к тебе привыкли! Читают тебя как открытую книгу. Предугадывают. Еще и шутить пытаются. Два месяца назад ты не был таким предсказуемым. Камня на камне бы не оставил. А сейчас ты берешь и отпускаешь Брадобреева?!

— Лучше одного, чем всех, — произнес я.

— Здесь нет иных подтекстов кроме одного: ты проявил слабину, заставил усомниться в строгости режима. А в нашем деле это недопустимо, повторяю тебе еще раз. Думаешь, они оценят? Думаешь, сработает? Да никогда! Мат и грубая сила — вот что для них закон. Вот, чему надо подчиняться. Работает на любом языке и в любой точке мира. Даже собаки выполняют приказы, когда ты строг с ними — они не понимают слов, а только интонацию.

— Значит, мне уже давно тут нечего делать, так?

— Ты помогаешь мне с дополнительной работой, которая отвлекает от главного, — ответил тренер. — Заодно ты смотришь за всем и опыта набираешься.

— Я перестрою вопрос: с какой же целью вы пригласили меня?

— Повлиять на команду и дать результат. А не рассусоливать тут.

— И результат есть, — сказал я и подумал, что уж больно много обязанностей этот человек переложил на меня, а сам частенько прохлаждается. — Думаете, я Брадобреева просто так отпустил?

Тренер не услышал последней фразы:

— Брадобреев в условиях