Поджигательница звезд - Инна Бачинская

– Попрошу не утомлять больного! – приказал доктор Слава. – Ему нужен покой. Все вернулись за стол!

– Они что, знакомы? – удивился Алик. – Кухар и Кристина? – Он поднял глаза к потолку и задумался. – Тот тип на белом «Мерседесе»? – догадался он. – Ах ты… Подонок!

– Подождите… Вадим, а ты как очутился на даче? – Шибаев снова открыл глаза.

– Долго думал после разговора с тобой, – объяснил Костарчук. – Дача, Людмила Савенко, Кухар, Вася и ты. Как-то все сплелось. Федор правильно сказал – Васю Радловича убили случайно. Метили в тебя. Я пошел посмотреть на Кухара на презентации, а там ты. Видел, как ты сел в его машину. А потом поехал за вами в «Славинку». Дальнейшее известно…

– Ничего не понимаю! Саша ведь уже не занимался этим делом! – сказал Алик.

Костарчук пожал плечами.

– Какая разница? Занимался, не занимался – Кухару случайности не нужны. Я кое-что слышал о нем, за ним много чего тянется – и смерть партнера по бизнесу, и товарища по партии. Человек он решительный, ни перед чем не остановится.

– Кухар меня… закопал? – недоверчиво спросил Шибаев. – На даче генерала?

– Прикопал. Если бы закопал, тебя бы здесь не было. В малиннике.

– Зачем он тащил меня на дачу? И почему сразу не убил?

– Испугался, может. Он летел оттуда, как будто увидел привидение. Спросишь его при случае.

– А что он тебе рассказал? – Алик, сгоравший от любопытства, задал главный вопрос. – Что там у них произошло девятнадцатого августа?

– Людмила умерла, а они испугались. И Кухар решил тайком закопать ее в малиннике. Отчего она умерла, они не знали. Нашла ее утром Ирина Рудницкая. Это сейчас стало известно, что от морфина. А Людмила была… как он сказал, безбашенная, может, достала где-нибудь морфин и укололась.

– Если укололась, должен остаться шприц, – заметил доктор Слава.

– Она не укололась. Ее укололи, а шприц унесли, – сказал Шибаев. – Я проморгал… – Глаза его закрылись, и он уснул мгновенно, как провалился.

– Кто? – разумеется, спросил Алик, но было уже поздно. Шибаев спал и вопроса не услышал. – А где же тогда Марина Влади? – спросил адвокат в пространство.

Федор приложил палец к губам. Вопрос повис в воздухе. Они вернулись к столу, и Алик, расчувствовавшись, рассказал романтическую историю любви генерала Савенко и таинственной женщины в белом. О смерти генерала и бесследном исчезновении этой женщины. И о том, как совершенно случайно Шибаев наткнулся на их фотографию, где они стоят счастливые и влюбленные, а три недели спустя генерала убили. Кто эта дама, никто не знает, даже жена подполковника Якубова, которая знает все на свете и видела их вместе.

– Но так даже лучше, – сказал Алик дрогнувшим голосом. – Иногда лучше оставить все как есть…

Он достал из ящика серванта фотографию генерала и женщины в белом, протянул Федору. Тот, рассмотрев, передал Костарчуку, а Вадим – доктору.

Слава взял фотографию и… замер. Потом поднял на них глаза и произнес растерянно:

– Вы… ребята… это же моя мама! Честное слово! У нас дома есть такая же, мы только не знали, кто рядом с ней. Вы… это… правда?

Наступила тишина. Мурлыкал оживший Шпана, всхрапывал спящий Шибаев, за стеной у соседей работал телевизор. А они смотрели на доктора Славу. Опытный педагог и философ Федор Алексеев решил, что шутник доктор прикалывается по своему обыкновению, но лицо Кучинского было серьезным, впервые за весь вечер. Впечатлительный Алик заломил руки.

– А ваша мама… – начал Федор и замолчал, не сумев построить вопрос.

– Мамы нет, – сказал доктор Слава. – Я и не знал ее. Родила меня и… все было хорошо, тетя Эмма, ее сестра, принимала роды, а ночью у мамы вдруг остановилось сердце. Никто не ожидал. И про отца я ничего не знал. Никто не знал. Они меня воспитали все вместе, называли «сыном полка». А фотографию потом нашли в бумагах мамы. Я маленьким представлял себе, что это мой отец, носил фото в ранце и всем показывал.

– Как звали твою маму? – спросил Алик после продолжительной паузы.

– Мою маму звали Юля. Она была младшая в семье. Тетка говорит, все книжки читала про любовь. Тетка у меня командир, мы ее зовем дуче, но хирург от Бога. Не замужем, между прочим. Никто ничего не знал. Тетка говорит, она прямо светилась в тот год, а им, сухарям, невдомек было! А потом вдруг бац – я! Тетка говорит, они прямо офигели! Двадцатого декабря восемьдесят четвертого. А отец так и не появился…

– А кто была твоя мама?

– Мама работала врачом во второй городской поликлинике. У нас все в семье врачи. Может, генерал пришел в поликлинику, и они там встретились…

– Вряд ли, у военных свой госпиталь, – заметил Федор.

– Необязательно в поликлинике, они могли познакомиться где угодно! – воскликнул Алик. – В кино! В парке! На фотографии они в парке. Даже на улице! Вполне вероятно, что они познакомились на улице. Весной, когда цвели деревья…

Перед его мысленным взором уже разворачивалась невесомая акварельная картина: бравый генерал в золотом мундире и красивая молодая женщина в белом платье идут навстречу друг другу. Она роняет белую перчатку, он поднимает. Протягивает ей. Глаза их встречаются и… вспыхивает цветная радуга!

Адвокат Дрючин был, как уже упоминалось ранее, сентиментальным малым.

– Вы думаете, это мой отец? – неуверенно спросил доктор Слава.

– Конечно! – вскричал Алик пылко. – Конечно, генерал Савенко твой отец! Ты очень похож на него! Федор, скажи!

– Вполне допускаю. – Федор кашлянул для солидности.

Костарчук промолчал, но кивнул, что согласен.

– Тост за родителей! – Алик уже разливал. – Светлая им память. А Ши-Бон спит… – Он оглянулся на друга, прикидывая, не разбудить ли.

– Только попробуй! – пригрозил Федор.

Доктор Слава засобирался первым.

– Побегу. Если что – звоните, – сказал он, прощаясь. – Рецепт на тумбочке, принимать каждые четыре часа. – И добавил: – Озадачили вы меня, ребята! Спасибо!

За ним следом убыл Костарчук. Алик и Федор остались вдвоем.

– Ши-Бон ничего не знает про женщину в белом, – вздохнул адвокат. Он снова посмотрел на спящего детектива, перевел взгляд на Федора.

Тот сказал строго:

– Даже не думай. Лучше налей молока.

– Кому? – вылетело у Алика раньше, чем он успел сообразить. Он побежал на кухню и принес блюдце с молоком. Поставил на пол. Позвал: «кис-кис-кис», но шибаевский кот не откликнулся. И тогда Алик, недолго думая, поставил блюдце на живот Шибаеву и приподнял Шпану. Тот уперся передними лапами в живот хозяина и стал лакать. Федор только головой покачал.

Глава 31

Заключительный аккорд

Шибаев и его кот благополучно проспали до вечера, а потом прибежал с работы адвокат Дрючин и закричал:

– Дрыхнешь и ничего не знаешь! Ты хоть новости смотрел?

Вялый Шибаев рассматривал Алика, словно видел впервые.

– Вот! – тот сунул ему в руки городскую газету «Вечерняя лошадь». – Читай! На первой странице! Вслух!

Шибаев взял газету, поискал глазами статью.

– «Мой друг Павел Кухар», – подсказал Алик. – Лешки Добродеева опус.

– Трагическая смерть… выдающийся политический деятель, большая потеря для отечественного политикума… – Шибаев забегал глазами по строчкам.

«Я не хочу обсуждать, насколько естественной была эта смерть и не носит ли она заказной характер – это забота наших правоохранительных органов, – с присущим ему пафосом писало местное желтушное светило Алексей Добродеев, для своих – Лоботомик, – но хочу сказать словами древних: «Лучшие, к сожалению, уходят первыми»… Еще и замечательный писатель. Выдающаяся книга, уникальный учебник жизни… подрастающие поколения… Мир праху твоему, дорогой друг, спи спокойно… память о тебе всегда… пепел Клааса стучит и взывает…» и так далее и тому подобное.

Шибаев оторвался от газеты и недоуменно посмотрел на Алика.

– В ту же ночь! – сказал тот возбужденно. – Летел на скорости чуть ли не триста кэмэ, не вписался в поворот и слетел с насыпи. Весь город стоит на ушах. И самое интересное, на том же месте, сразу за мостом. Сначала Иванов, потом Кухар.

Шибаев молчал. Известие о гибели политика ошеломило его.

– Ты, Ши-Бон, прямо Терминатор! – вскричал Алик. – Все вокруг тебя… терминируют. Ты думаешь, он сам? Или ему помогли? У него же полно врагов! У них у всех полно врагов…

Шибаев молчал. Он вспоминал разговор с Кухаром в «Тутси». Подкупающие интонации, дружеская улыбка, шутки… Павел рассказал о том, что произошло девятнадцатого августа восемьдесят шестого… Он говорил: «Мы были детьми, мы испугались… мы не виноваты». Рассказывал, зная, что убьет его. Отвезет на дачу и похоронит, как Людмилу Савенко. Какое-то извращение…

Шибаев знал, что будет возвращаться к вечеру в «Тутси» снова и снова в поисках ключа, прекрасно понимая, что ключа нет. Почему Кухар не убил его? Почему отвез на дачу? Почему положил в яму, где четверть века пролежала его невеста Людмила? Ударил, но не убил? Ударил, но не засыпал? Какой смысл он в это вкладывал? Что происходило в его голове?