Маленькие радости - Оливия Уэдсли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, я тоже хочу этого. Теперь я приготовлю какао, оно у меня за кушеткой.
Так появилась Жоржетта.
Глава XXIV
И когда они говорили, Около них бродил Призрак воспоминаний. … Моя печальная любовь вела меня Через голые земли пустыни. Но я бы остаток жизни своей отдала, Чтобы еще раз пройти этот путь.
ГейнеМагазин Сорио выбросил Тони к концу летнего сезона. Это устроил молодой Сорио. Его прилавок в течение трех месяцев находился рядом с прилавком Тони, – «нарочно», как он признался Дюбонне, другу и поверенному своих тайн. Сорио-сын был маленького роста, с внешностью, которую принято называть «вертлявою», – название, приложимое, кажется, только к мужчинам маленького роста с нафабренными усами и напомаженными волосами. А он был весьма намаслен, даже его разговор был таков, и употреблял притом скверные духи. Он никогда не отказывал себе в удовольствии поковырять булавочкой в зубах после завтрака и в это время улыбался Тони. Когда же оканчивал свои зубные операции, то удостаивал ее беседой. Он не был ни лучше ни хуже обычного типа приказчиков и смотрел на всех продавщиц магазина как на предмет охоты. Его отец нанимал их, разве не так? Так почему он не может делать с ними все, что ему заблагорассудится?
Тони с первого момента привлекла его внимание. Ее миниатюрность, ее аккуратный вид, несмотря на потертое платье, мечтательное выражение ее глаз, – все нравилось ему.
Он стал носить по утрам самый лучший свой галстук и желтые сапоги с длинными носками, которые далеко высовывались вперед.
За обедом он искусно постарался пожать одним сапогом ногу Тони и случайно прислонился к ней, когда доставал коробку с лентами.
Тони только слегка отстранилась. Она отлично знала все эти уловки. Они больше не пугали ее, как это было однажды, много лет назад, когда мужчина заговорил с ней на улице, шептал ей гадкие слова и преследовал ее, или, как в «Синем магазине», когда заведующий отделением пригласил ее однажды пообедать и после обеда, когда выражение его глаз испугало ее и она попыталась уйти, дверь оказалась запертой. Она бросилась бежать, кричала, и он наконец, проклиная, отпустил ее, а на следующее утро уволил, и после этого почти пять недель она питалась хлебом и жидким чаем; сбережения девушки-труженицы, которая получает «царское» вознаграждение в виде семнадцати франков в неделю и на это должна жить и одеваться, не очень велики.
Когда сын «Сорио и Kо» стал ее преследовать, Тони устало вздохнула. Она надеялась, что через три месяца она могла получить место заведующей отделением, с жалованьем в тридцать франков, а теперь, по всей вероятности, ей придется уйти.
Она была почтительно-любезна с молодым Сорио, пока это было возможно, но настал наконец день, когда все препятствия пали. Он нашел ее, потихоньку следуя за ней на складе, когда она отыскивала спички. Она не заметила, как он подошел, но внезапно почувствовала вокруг себя его руки. Она мгновенно повернулась и заметила в его глазах уже знакомое ей выражение. На складе никого не было.
– Один поцелуй… – глухо бормотал он, лаская ее своими волосатыми руками. – Я найду вам работу лучше, чем вы мечтаете, клянусь вам. Только позвольте мне, Тони.
Она ударила его сжатыми в кулаки руками. Он рассмеялся и прижал ее теснее.
– Никто никогда не узнает, как бог свят! Ты, маленькое животное, ты хочешь, а? – шептал он, когда она нагнулась над его руками.
Он крепко сжал ее, наслаждаясь тем, как она отбивалась, и нашептывая ей пошлые ласкательные слова.
Слезы показались на ее глазах, и тщетная мольба прозвучала из ее уст.
– Никто никогда не узнает, дурочка.
– Вы презренное животное, – сказала Тони сквозь зубы.
– Я вас поучу, – сказал он, – я вас выучу.
Дверь открылась, и вошла девушка.
С проклятьем он выпустил Тони, и она убежала, вся дрожа, к своему прилавку. Но она заранее знала свою судьбу. У нее было всего десять франков сбережений, и то она их должна Жоржетте за комнату.
После обеда заведующий заявил ей, что она уволена. Позади него стоял ухмыляющийся молодой Сорио. Она принесла шляпу и пальто. Она думала, если все пойдет хорошо и она получит место заведующей, купить себе на распродаже новое.
– Такова жизнь, – прошептала она, влезая в старое черное вытертое пальто, и приколола шапочку.
Жоржетты не было дома, когда она пришла, и Тони вспомнила, что та говорила, что идет на репетицию. Это звучало красиво, но эта «репетиция» была простым упражнением для акробатической роли, которую Жоржетта исполняла каждую ночь в «Кабаре веселящихся» – маленьком веселом кафе, где вы платите пятьдесят сантимов и можете познать настоящую жизнь. Тони часто бывала там и до упаду смеялась над песнями, которые действительно были смешны, так же как и другие вещи, и смотрела, как Жоржетта показывает свою яркую красоту, прикрытая розовым сатином и блестками.
Тони многое интересовало и мало что возмущало, за исключением пьяных женщин и пристававших к ней мужчин.
Она узнала жизнь так, как бедные люди вынуждены ее узнавать, – с другой стороны. Она поняла, что все на свете продажно, а честь – это продукт, который дешевле всего ценится. Она не была ни счастлива, ни несчастна – она просто жила.
Жоржетта не вернулась домой к чаю, и Тони отправилась искать ее. Ее она так и не нашла, но нашла Симпсона.
Он был самым крошечным существом, которое она когда-либо видела, с огромным притом самообладанием. Он был совершенно один, и хотя шел, подняв одну лапу в воздух, делал это храбро и не выл.
Он взглянул на Тони, когда они повстречались, и посторонился, чтобы дать ей пройти. Она увидела маленькую раненую лапку. Она нагнулась, и Симпсон (который тогда, между прочим, был еще не Симпсоном, а безыменным бродягой) беспокойно заворчал. Очень маленькие существа вынуждены заявлять о себе, так как люди чаще на них наступают. Это было ворчанье, выражавшее лишь тревогу, и Тони так это и поняла. Она погладила беленькую головку с нелепым черным пятном.
Симпсон почувствовал облегчение и поднял лапу немного выше.
– Ты пойдешь ко мне, – сказала Тони решительно, подняла его и понесла, как ребенка. Дома лапа была обмыта, перевязана, и Симпсону было предложено угощение в виде сардины. – У тебя нет денег, – сказала Тони по-английски, – и у меня, правда, их тоже нет, но все же я надеюсь, что ты останешься.
Симпсон помахал тем, чем природа наделила его вместо хвоста, и подошел немного ближе. Он не понимал по-английски, но чувствовал, что Тони думает хорошо.
Когда Жоржетта вернулась домой, она назвала его «чертовским животным», смеялась над ним и сказала, что это бульдог и что они оставят его.