Закон блатного мира - Михаил Серегин

Сейчас смотрящий как раз сидел на корме на складном стульчике, с удочкой. Удочка была самой обыкновенной, без лишних наворотов вроде программируемой электронной рыбки, служащей наживкой, или поплавка со звуковым сигналом. Такие примочки последнее время стали модными в Японии, а потом и в Магадане появились, но Батя их не признавал. Он считал, что так неинтересно – в конце концов можно все автоматизировать, чтобы и удочку самому в руках не держать, а валяться рядышком и в небо поплевывать. Но разве это рыбалка?

Поплавок дернулся, и смотрящий ловко подсек. Леска натянулась, но тут же ослабла, а на появившемся из воды крючке не оказалось наживки. «Сорвалась, – благодушно подумал смотрящий, ничуть не расстроившись. – Ну да ничего, никуда ты от меня не денешься». Он снова наживил крючок и забросил его в воду. Сейчас для него важен был не улов, а сам процесс. За то время, которое он провел в больнице, Батя успел просто соскучиться по свежему воздуху и открытому пространству. Заточение в четырех стенах, пусть даже и в роскошной обстановке, слишком уж напоминало ему зону. Конечно, по-хорошему следовало бы еще несколько дней отлежаться, но смотрящий решил по-другому. В конце концов рана зарубцевалась, все назначенные врачами процедуры он делает, лекарства пьет, физических нагрузок себе особых не позволяет – чего ж еще? А свежий воздух для него может оказаться поважнее иных лекарств.

Батя взглянул на Магадан. Отсюда открывался прекрасный вид на город, уже зажегший вечерние огни. Но в этот момент краем глаза смотрящий заметил, что поплавок дрогнул, и все внимание тут же оказалось прикованным к нему. Еще раз, еще... Нет, слишком слабо, подсекать рано... Поплавок успокоился. Батя хотел вытащить крючок и посмотреть – может, снова наживку объели, но тут у него за спиной послышались шаги по палубе.

– Чего надо? – спросил смотрящий, не оборачиваясь. Он не любил, когда ему мешали ловить рыбу, однако деваться было некуда, некоторые случаи требовали его личного вмешательства немедленно. Охранники знали, какие именно, и по пустякам его беспокоить бы не стали.

– Пахан, тебе Цыган названивает, – раздался голос одного из пацанов. Он вышел из-за спины смотрящего и протянул ему мобильник.

Батя кивнул. Цыган был из числа тех, кто имел право беспокоить его в любой момент. Он взял мобильник, автоматически посмотрел на определитель номера – ну точно, Цыган. Что ему понадобилось, интересно? Из-за ерунды какой он бы его дергать на стал.

– Да. Я слушаю, – сказал Батя в трубку.

– Здравствуй, пахан, – голос, раздавшийся в трубке, был прекрасно знаком смотрящему. Это был Коля Колыма. Голос бывшего приближенного, как всегда, был спокоен и невозмутим.

– Коля? Ты что, с мобильника Цыгана звонишь? – удивленно спросил Батя, не понимая, в чем дело. Как телефон Цыгана мог попасть к Колыме? Разве что...

– Одолжил, – коротко ответил Колыма.

– Цыган жив? – Смотрящий уже успел сообразить, что добровольно Цыган бы свой мобильник не отдал. Даже если бы он Колыму нашел и договорился миром, сам бы позвонил. Значит... Значит, трубку Колыма взял, не спрашивая разрешения владельца.

– Жив. В двух шагах от меня лежит, связанный.

– А ты где? – Батя понимал, что ждать ответа на этот вопрос глупо. Однако Колыма неожиданно ответил:

– На побережье, в Тауйском заливе. Километрах в тридцати к западу от города. Там, у моря, сейнер брошенный лежит, я там.

Смотрящий несколько секунд молчал. Он чувствовал, что Колыма не врет – за свою долгую жизнь отличать правду от лжи он научился неплохо. Тем более с людьми, которых хорошо знал. Если бы Колыма не хотел говорить, где он, так просто не сказал бы. А врать бы не стал.

– Батя, я сейчас трубку Цыгану дам, – не дожидаясь ответа смотрящего, продолжил Колыма. – Поговори с ним, он тебе все расскажет.

Спустя секунду в мобильнике и правда послышался голос Цыгана.

– Батя?

– Я, – коротко ответил смотрящий. – Рассказывай, что у вас за дела.

– Я сумел Колю выследить, и мы с Парфеном поехали его брать. Он на берегу перекрывался в сейнере, я слышал, что он тебе сказал, – все так и есть. Мы как из машины вылезли, он на палубу вышел, а Парфен в него пальнул. Колыма в корабль ломанул, мы за ним. А там, в трюме, он нас обоих повязал.

Цыган замолчал, и через несколько секунд снова заговорил Колыма:

– Они первыми стволы достали, Батя. Так что я-то их и вальнуть могу. Но не буду – я знаю, что пацаны ни в чем не виноваты, они по твоему слову все делали.

– Ясно. Коля, давай говори по делу. Не просто ж похвастаться ты мне позвонил!

– Пахан, дай мне несколько дней! Я тебе докажу, что я не крысятник и не сука. Слово блатного!

Смотрящий задумался. Все, что он думал за последнюю неделю насчет Колымы и его брата, насчет той стрелки и подставы, быстро пронеслось у него в голове. Конечно, по всем прикидкам Колыма был виноват. Но зачем ему сейчас было себя выдавать? Ведь если сейчас он отдаст приказ пацанам, то через пару часов Колю возьмут, и он не может этого не понимать! Нет, крысятники так не поступают. Этот поступок как раз похож на прежнего Колыму – того, кому он всегда верил, того, кто, рискуя жизнью, вывез его из-под огня с корабельного кладбища. Надо дать ему, что он просит. В конце концов несколько дней – это совсем немного.

– Ладно, Коля. Согласен. У тебя есть три дня. Я скажу людям, чтобы три дня они тебя не трогали, даже если нос к носу столкнутся. Но помощи от меня не жди.

– Я и не прошу, Батя. Сам справлюсь, – ответил Колыма. – Трех дней мне хватит. Спасибо тебе, пахан!

Колыма выключил мобильник и спрятал его себе в карман. Потом он вытащил финку и шагнул к лежащим у борта боевикам. В глазах тех мелькнул естественный страх, но они не проявили его ни единым звуком.

«Молодцы, пацаны», – еще раз подумал Колыма, разрезая на них веревки.

– Пахан дал мне три дня, – коротко сказал он. – Вас я отпускаю, про твой косяк, – он кивнул светловолосому крепышу, – я, считай, уже забыл. Но ваши стволы, мобила и тачка останутся у меня. На время. На днях отдам. Ключи от джипа у кого?

Цыган, разминавший затекшие руки, вытащил ключи и бросил их Колыме. Требование Коли было справедливо – по понятиям он их и замочить мог, так что не только тачку, а все забрать вправе. Тем более если смотрящий ему поверил.

– До Магадана своим ходом доберетесь, – спрятав в карман ключи от джипа, сказал Колыма. – Пройдете прямо километров пять, потом будет трасса. Остановите машину. Бабки я у вас не забираю.

– Хорошо, Колян, – почти одновременно отозвались пацаны.

«Интересно, а я смог бы вот так сделать? – подумал Цыган, когда они с корешом уже отошли от сейнера метров на триста. – Вот так же позвонить пахану и рассказать, где прячусь, если бы знал, что он меня ищет и думает, что я сука? Ведь не смог бы, наверное... Да, молодец Колыма. И нас с Парфеном отпустил, и смотрящего не побоялся. Правильный пацан. Такой не может быть сукой, кто-то его подставил».

– Слышь, Цыган, – неожиданно нарушил молчание второй пацан. – А ведь не врет Коля, никакой он не крысятник и не сука.

Цыган кивнул. Похоже, их с корешом мысли шли в одном направлении.

Глава 44

Горящий камин отбрасывал на покрытую роскошным ковром стену багровые отблески, плясавшие на ней, словно какие-то странные живые существа. Было в этом движении что-то притягательное, завораживающее, как и в языках пламени, горевшего в камине.

Говорят, что на три вещи человек может смотреть, не уставая, – как горит огонь, как течет вода и как работают другие. Воды и других людей, занятых какой-то работой, в каминном зале коттеджа капитана «Алазани» не было, но вот первую часть утверждения, касающуюся горящего огня, Туманов мог бы подтвердить. Он уже больше часа сидел, уютно устроившись у камина, и наблюдал то за игрой пламени, то за странной пляской отбрасываемых им теней. До сих пор ему это не надоело. Правда, может быть, дело было в том, что никаких других развлечений у него сейчас не было. Телевизор надоел смертельно, книг Туманов никогда особо не любил, а мысли про то, что ему делать дальше, сделали у него в голове за этот вечер уже кругов пять.

Туманов отхлебнул из высокого бокала немного коньяку и совсем маленькими глоточками, смакуя, проглотил. По горлу пробежало приятное мягкое тепло, Туманов зажмурился от удовольствия, как сытый кот. Со стороны зрелище он собой представлял, пожалуй, довольно неприятное: расхристанный, небритый, пузатый мужик, с довольной улыбкой валяющийся на диване, окруженный бутылками с изысканными напитками и всевозможной закусью. Однако смотреть на него со стороны было некому, а самому Туманову на то, как он выглядит, было сейчас наплевать. Алкоголь уже оказал на него расслабляющее воздействие, и мир виделся ему исключительно в розовых тонах.

Выпитый коньяк раскрепощал фантазию, давал возможность мыслить более смело и творчески, и Туманов мельком подумал, что грех этим не воспользоваться. Совместить, так сказать, приятное с полезным. Он весь вечер не может решить, как же ему теперь поступить, так, может быть, попробовать еще раз? Итак, в чем заключается вопрос? Вопрос в том, что делать с Решетовым.