Школа адвокатуры. Руководство к ведению гражданских и уголовных дел - Рихард Гаррис

Неточные свидетели при искусном перекрестном допросе нередко разбивают показание самых точных, вызывая сомнения, которые иначе возникнуть бы не могли. Поэтому не следует упускать из виду неточности по отношению к числам месяцев, времени, месту, положению действующих лиц, к тому, что было сказано, кем, и т. п., считаясь, однако, при этом с тем, что сказано выше о мелочах, лишенных значения. Следя с величайшим вниманием за тем, чтобы на судебном следствии не оглашались данные, оглашению не подлежащие, нельзя, однако, возражать на этом основании против каждого вопроса противника, ни против каждого наводящего или вообще неправильного вопроса. Слишком частные возражения обращаются в пустую проволочку времени и вызывают несправедливое подозрение в присяжных против подсудимого.

Нужно ли упоминать о том, что защитник должен соблюдать невозмутимое спокойствие в обращении на суде? Ваше спокойствие — один из элементов самой защиты, и далеко не последний. Придирчивость и раздражительность — плохие союзники в самом надежном деле; и если вам удастся выиграть его, то не благодаря, а вопреки их содействию.

Пусть говорится против вас все, что угодно; лишь бы не было все доказано. Вот о чем надо заботиться, тщательно следя за словами свидетелей обвинения.

При перекрестном допросе, скажу еще раз, необходима величайшая осмотрительность; иначе факты, вместо того чтобы несколько «полинять», станут еще более наглядны. Опасность настолько велика для злосчастного существа, участь которого может быть решена одним неразумным вопросом, что лучше совсем воздержаться от перекрестного допроса, если у вас нет безусловной уверенности в том, что вы идете по верному пути и что ваши вопросы не ставят на карту его свободу или жизнь. Если вы не знаете, о чем спрашивать, не спрашивайте совсем.

Я считаю, что, как бы ни был умен адвокат, ему не должно брать на себя защиту по серьезному делу, пока он не приобрел некоторого опыта. Не имея опыта, нельзя вести перекрестный допрос иначе как с большим риском. Неопытный защитник будет задавать вопросы и получать ответы, но он должен родиться под исключительно счастливой звездой, чтобы не повредить подсудимому больше, чем свидетелям. Доведя до конца энергичный перекрестный допрос, молодые защитники не раз обращались ко мне с вопросом: «Кажется, я его прикончил?» По сердечной обходительности своей я отвечал: «Кажется, прикончили». Не сомневаюсь, однако, что мы говорили совсем о разных лицах: они разумели свидетелей, а я — злополучного подсудимого.

Лучшей подготовкой к умению вести перекрестный допрос служит внимательное изучение приемов истинных мастеров этого искусства, а также изучение характера, природы человека, того, что называется «светом». Одному это дается легче, другому труднее, но никто не может сколько-нибудь приблизиться к совершенству иначе, как путем долгих упражнений и многолетних наблюдений. Поэтому человек обыкновенных способностей не должен жалеть работы на основательное изучение этого искусства. Пока вы будете допрашивать свидетелей обвинения, ваш противник будет следить за новыми уликами в их словах и ловить повод обнаружить перед присяжными такие данные, которых ранее касаться не мог. Не будь этого так называемого перекрестного допроса, он во многих случаях не нашел бы в деле достаточных оснований к тому, чтобы требовать обвинительного вердикта; знайте это и спрашивайте как можно меньше. Если вы не можете помочь подсудимому, старайтесь не повредить ему. Само собой разумеется, что чем больше у вас навыка и знания, тем больше сумеете вы сделать немногими вопросами.

В начале допроса бывает полезно задать два-три неважных и безобидных вопроса, чтобы уяснить себе характер и настроение свидетеля. Этим достигается также, когда нужно, некоторое взаимное расположение между вами. Возможно, что он вызван в суд против его желания и был вынужден сказать то, что сказал; будьте ласковы с ним, и в большинстве случаев он пойдет за вами с такой же готовностью, как и дружеский свидетель. Возможно, что он знает гораздо больше того, что сказал, а то, что он знает, может во многом осветить уже сказанное. В конце концов, он может даже оказаться благоприятным для подсудимого свидетелем, может быть склонен придать всему делу другую окраску. Вы знаете, что небольшое количество краски может изменить вид голой стены; также может измениться и вид голого факта. А если вы сразу начнете с неприязненного обращения к свидетелю, как бы заранее признавая, что в качестве свидетеля обвинения он должен быть врагом подсудимого, вы потеряете все то, что он мог бы сказать ему на пользу.

Если, напротив, вы заметили, что свидетель сильно заинтересован в исходе процесса, старайтесь допрашивать его как можно меньше. Он вгонит по самую шляпку каждый гвоздь, не забитый до конца обвинителем. Вы задали ему один вопрос, он ответит так, как будто их было двадцать, и каждый ответ будет вам во вред. Лучше вам собственной головой бить в свидетельскую решетку, чем допрашивать такого свидетеля; оно не так опасно для подсудимого. Если вам удастся получить благоприятный ответ, это будет случайность, и произойдет это от того, что ни он, ни вы не подозревали того, что заключалось в вопросе. Каждое ваше слово дает ему желанный повод для обвинительной речи против подсудимого. Если вам представится возможность одним, двумя вопросами изобличить его пристрастие, это все, что можно сделать с таким свидетелем, если только нет возможности изобличить его во лжи. Вне этого у вас нет благоприятных шансов в его словах.

Но если перед судом прошли несколько свидетелей, враждебных подсудимому, следует особо считаться со степенью враждебности и с настроением каждого из них. Иногда бывает возможно уничтожить значение неблагоприятного свидетеля, вызвав у присяжных усиленное представление о неприязненном отношении его к подсудимому. Можно навести его на явное преувеличение; иной раз он откажется от своих слов, а затем может повторить ранее сказанное. Если вам не удается стащить его с высокого коня в одну сторону, попробуйте столкнуть его в противоположную; надо свалить его, а где он свалится — для вас безразлично. Возможно, что, потеряв самообладание, он выдаст свое озлобление против подсудимого, а это будет полезно для вас, потому что присяжные не любят озлобленных свидетелей.

Каждый задаваемый вопрос должен иметь определенное назначение сообразно принятой системе защиты. Сами по себе противоречия в показаниях ни к чему привести не могут; надо показать, что они несовместимы с утверждаемыми вами вероятностями.

Сделав что должно в этом направлении, вы, однако, будете слишком осмотрительны, чтобы «представить суду, что данные дела не дают оснований для обращения его на обсуждение присяжных заседателей» («No evidence to go to the jury». Председатель имеет право предложить присяжным прекратить уголовное преследование подсудимого в любой момент процесса, если находит улики явно недостаточными), когда данные, хотя и незначительные, существуют; напротив того, вы подумаете о том, не следует ли потребовать допроса свидетелей со стороны подсудимого, если только заблаговременно уже не решили поступить так или иначе. Если улики против подсудимого слабы, а показания ваших свидетелей не слишком сильны,— воздержитесь от допроса. Иначе вы потеряете право последнего слова, и, что, может быть, еще несравненно важнее, вы рискуете подкрепить имеющиеся против подсудимого улики, предоставив противнику возможность перекрестного допроса ваших свидетелей. Эта ошибка часто ведет к гибели подсудимого.

Если вы все-таки признаете необходимым выставить своих свидетелей, старайтесь, чтобы их не было больше, чем нужно, точнее — больше, чем нужно, чтобы установить необходимые обстоятельства. Один хороший свидетель стоит дюжины посредственных; а в двенадцати показаниях гораздо легче найти противоречие, чем в двух или трех; между тем, как бы ни были правдивы свидетели, в показаниях всегда могут оказаться противоречия. Не забывайте, что противоречия между вашими свидетелями имеют несравненно больше значения, чем между свидетелями обвинения, ибо, хотя закон и признает всякого невиновным, пока не доказана виновность, присяжные считают всякого подсудимого виновным, пока не убедятся, что собранные против него улики недостаточны. В большинстве случаев они относятся к доказательствам в пользу подсудимого с некоторым недоверием, и каждая спивая точка в них будет представляться им в увеличенном виде. В большинстве случаев свидетели защиты или спасают или топят подсудимого. Если показания имеют значение, а сами свидетели заслуживают доверия, они могут принести неоцененную пользу, но коль скоро свидетели не кажутся безупречными, их показания будут казаться сомнительными и могут только повредить делу.

Но как бы то ни было, будут ли допрошены ваши свидетели или нет,— вы в конце концов подойдете к моменту вашей защитительной речи. Это задача высокой важности. Искусство речи не входит в предмет настоящей книги, если бы даже я и обладал умением научить ему. Я предполагаю, что вы давно и много работали над собой в этом отношении; что вы посещали кружки самообразования (т. наз. debating societies - кружки для упражнения в публичной речи), выступали в качестве оратора в общественных собраниях, произносили речи и людским волнам, и своей мебели; что вы изучали это искусство со всем пылом человека, поставившего себе целью выйти в лучшие люди вашего сословия, и с величайшим прилежанием; словом, что вы отдали этой работе все, что могли, для того чтобы развить в себе чарующую силу слова.