Два романа об отравителях - Агата Кристи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В атмосфере комнаты вновь как будто что — то изменились. Инициативу взял в свои руки Эллиот.
— Вам известно, сэр, что обо всем этом думает мисс Вилс?
— Что же она думает?
— Она считает, что кто — то оглушил мистера Эммета, сыграл его роль и внес в нее только одно изменение — подменил безобиднейшую капсулу отравленной.
Инграм с любопытством посмотрел на инспектора.
— Что ж, это кажется наиболее правдоподобным объяснением, не так ли?
— Отсюда следует вывод, что кто — то подслушал, как мистер Чесни и Эммет разрабатывали здесь после обеда план спектакля. Кто — то находившийся за дверью или в саду. Так ведь?
— Ага! Понимаю, что вы хотите сказать, — пробормотал профессор.
На мгновенье на его лице появилась легкая улыбка. Он сидел, наклонившись вперед, опустив сжатые кулаки на колени и раскинув локти, словно крылья. На лице его было то чуть глуповатое выражение, которое нередко появляется у умных людей, когда они сосредоточивают свои мысли на том, чтобы упорядочить и связать известные им факты. Затем он снова улыбнулся.
— Понимаю, — повторил он. — Разрешите мне вместо вас задать ваши вопросы инспектору. — Он сделал рукой жест, напоминающий пассы гипнотизера. — Вашим следующим вопросом будет: «Где вы были с четверти десятого до полуночи?» и еще: «Где были Марджори и Джордж Хардинг между четвертью десятого и полуночью?» Вы, однако, пойдете и дальше: «Где находились все, когда разыгрывался спектакль?» Ведь важно именно это. «И мог ли кто — то из вас, зрителей, выскользнуть в темноте и сыграть роль загадочного пугала в цилиндре?» Вот что вы хотели бы знать, не так ли?
Майор Кроу прищурился.
— Именно так.
— Вопрос поставлен честно, — с удовлетворением сказал профессор. — И заслуживает честного ответа. Вот он: я готов присягнуть перед любым судом мира, что никто из нас не покидал эту комнату во время спектакля.
— Гм! Вам не кажется, что это слишком обязывающее заявление?
— Ничуть.
— Вы не забыли о царившей здесь темноте?
— Конечно, нет. Во — первых, при яркой лампе, горевшей в кабинете, темнота не была такой уж полной. Во — вторых, у меня есть и другие соображения, которые, надеюсь, будут подтверждены моими товарищами. Мы, собственно, могли бы спросить их.
Он поднялся со стула и жестом режиссера показал на дверь в вестибюль, в которой в это время показалась Марджори и Джордж Хардинг.
Эллиот внимательно присмотрелся к новоиспеченному жениху.
В Помпее он, по сути, видел лишь затылок Хардинга и сейчас вид молодого человека — ему не могло быть больше, чем двадцать пять или двадцать шесть лет — вызвал у него чувство неясного раздражения. Манеры у Хардинга были простыми и сердечными, он не был застенчив и двигался между людьми с кошачьей естественностью и легкостью. Красивый молодой человек южноевропейского типа: густые, волнистые черные волосы, широкое лицо и выразительные черные глаза. Эллиоту было трудно примирить эту внешность с его простецким, несколько даже грубоватым поведением. Вероятно, Хардинг в любой компании был желанным гостем и хорошо знал это.
В это мгновенье Хардинг бросил взгляд через раздвижную дверь на труп Марка и на лице его появилось глубоко озабоченное выражение.
— Нельзя ли затворить эту дверь? — спросил он, бережно беря Марджори под руку. — Если, конечно, вы не возражаете.
Озабоченность сменилась явной растерянностью, когда он увидел, что Марджори отобрала у него свою руку.
— За меня не беспокойся, — сказала она Хардингу, но взгляд ее был прикован к Эллиоту.
Эллиот затворил дверь.
— Марджори говорит, что вы хотели меня видеть, — продолжал Хардинг, обводя всех вокруг самым дружелюбным взглядом. Затем его лицо помрачнело. — Скажите, что я могу сделать, чтобы помочь вам? Ужасная это история и…
(Мы смотрим сейчас на окружающее глазами Эллиота — то есть, не вполне объективно, а потому было бы несправедливо заострять внимание на том неприятном впечатлении, которое произвели на него произнесенные прямо и без обиняков слова Хардинга и сопровождавший их жест. Майору Кроу и Боствику, которым Хардинг был симпатичен, они показались абсолютно искренними).
Эллиот предложил молодому человеку стул.
— Мистер Хардинг?
— Он самый, — кивнул тот со щенячьей готовностью и желанием понравиться. — Марджори говорит, что вы хотели бы услышать из уст каждого о том, что здесь происходило, когда… Ну, в общем, когда бедного старика убили.
— Он стремится к большему, — со сдавленным смешком проговорил Инграм. — Он подозревает, что вы, или Марджори, или я…
— Одну минутку, сэр, — быстро перебил Эллиот и, обращаясь ко всем, сказал: — Сядьте, пожалуйста! — Тень беспокойства прозвучала в его голосе. — Да, нам нужно услышать от вас рассказ о происходивших здесь событиях. Я, однако, хочу задать вам несколько других вопросов, и ответы на них могут оказаться более ценными, чем любой рассказ. Вам известно, что мистер Чесни приготовил список вопросов о спектакле, который он собирался поставить?
После, короткой паузы ему ответила Марджори.
— Конечно. Я же вам сама об этом говорила.
— Если бы вам сейчас задали эти же самые вопросы, вы смогли бы точно на них ответить?
— Да, но только послушайте, — сказал Хардинг, — уж если вы хотите знать, что здесь творилось, я могу предложить вам кое — что получше. Я же заснял все на пленку.
— Цветную? Хардинг заморгал.
— Цветную? Господи, да нет же! Самую обыкновенную. Снимать на цветную пленку в помещении — да еще при таком освещении…
— Если так, боюсь, что она мало что нам даст, — сказал Эллиот. — Где эта пленка?
— Когда началось все это столпотворение, я сунул ее в ящик радиолы.
Он казался разочарованным отношением Эллиота к его предложению, словно тот испортил сцену, которая должна была стать кульминацией спектакля. Эллиот подошел к радиоле и поднял крышку. Небольшая кинокамера в расстегнутом кожаном футляре лежала на зеленом бархате диска радиолы. За спиной Эллиота все три свидетеля, наклонившись вперед, напряженно следили за его движениями; он видел их отражения в стекле висевшей на стене перед радиолой картины.
— Вот список этих вопросов, — сказал Эллиот, вытаскивая листок из бумажника. — Они лучше, чем те, которые мог бы задать я, потому что их специально составили так, чтобы выделить основные моменты.
— Какие? — быстро спросила Марджори.
— Это мы и должны выяснить. Я буду задавать каждый вопрос всем вам по очереди и хочу, чтобы вы отвечали на них как можно точнее.
Профессор Инграм приподнял брови.
— А вы не боитесь, инспектор, что мы заранее заготовили для вас ответы?
— Не советовал бы, сэр. Да я и не верю в это, потому что доктор Чесни уже предупредил меня, что ваши показания во многом противоречивы. Если теперь вы пойдете на попятную, я это сразу замечу. Итак, уверены вы, что сможете оказаться на высоте положения и абсолютно точно ответить на эти вопросы?
— Да, — с загадочной улыбкой ответил профессор.
— Да! — с силой выкрикнула Марджори.
— Не уверен, — сказал Хардинг. — Я больше был занят камерой, чем тем, чтобы запоминать детали. Хотя, в общем — то, думаю, что смогу. В моей профессии нельзя не быть внимательным…
— А чем же вы занимаетесь, мистер Хардинг?
— Химическими исследованиями! — ответил Хардинг с неожиданной резкостью, словно бросая вызов. — Вряд ли это для вас интересно. Давайте не будем терять время.
Эллиот закрыл крышку радиолы и положил на нее свой блокнот. Ощущение было такое, словно дирижер, поднял уже свою палочку перед оркестром, словно занавес начал уже подниматься и вот — вот вспыхнут огни сцены. Подсознательно, всем своим нутром Эллиот знал, что этот список вопросов таит в себе нити, которые приведут к раскрытию правды… если он окажется способен понять не только значение ответов, но и значение самих вопросов.
— Вопрос первый, — сказал он и услышал, как заскрипели стулья, когда все повернулись к нему, готовые собрать все силы, чтобы ответить как можно лучше.
* * *— Вопрос первый: «Была ли на столе коробка? Если да, опишите ее». Мисс Вилс?
Губы Марджори сжались, ее глаза полным раздражения взглядом смотрели прямо на Эллиота.
— Если вы находите это важным, я отвечу, — сказала она. — Но не кажется ли вам все это каким — то жутким фарсом? Мы сидим здесь и задаем вопросы… словно это игра, в то время как он… — она быстро взглянула на закрытую дверь и вновь отвела взгляд.
— Это действительно важно, мисс Вилс. «Была ли на столе коробка? Если да, опишите ее».
— Разумеется, на столе была коробка. Лежала немного справа от дяди Марка. Двухфунтовая коробка карамели «Генри». Самой надписи я не видела, но конфеты были именно эти — я узнала по ярко — зеленому рисунку цветов на крышке.