Victory Park - Алексей Никитин

Если смотреть по карте, то можно решить, что самый удаленный от Комсомольского массива район Киева – это Святошино. На самом деле от Комсомольского до Святошино всего сорок минут на метро. Феофания – дело другое. Чтобы попасть туда, нужно сперва дотрястись на трамвае до Ленинградской площади, пересесть на четырнадцатый автобус и на нем доползти до Выставки, а уже там дождаться двести шестьдесят третьего, который идет в Феофанию. У двести шестьдесят третьего автобуса свободное расписание загородного маршрута, и никогда не знаешь, сколько придется высматривать эту желтую гусеницу производства венгерского завода «Икарус», пять минут или полчаса. Опаздывать на зачет Пеликан не хотел, поэтому вышел за два часа до назначенного времени, приехал рано и еще тридцать минут гулял между институтом и домом Липатова по дорожкам, выложенным выщербленными бетонными плитами.

Дом стоял на краю большого лесопарка, скрывавшего за дубовыми рощами несколько заросших прудов и заброшенную церковь между ними. А там, где парк заканчивался, открывались засеянные ячменем и овсом поля, улицы села Хотов и дорога, по которой можно было попасть на Одесское шоссе.

Пеликан подумал, что пора бы ему тоже поехать куда-нибудь на юг, в Одессу или в Крым, потому что после зачета у Липатова делать в Киеве ему будет нечего. Прежде Пеликан собирался отправиться к родителям под Чернигов, они раскапывали там любимое городище. Но неожиданно освободившиеся две июньские недели открывали перед ним простор для маневра. Может быть, он успеет попасть в какую-нибудь из причерноморских экспедиций Института археологии. Там всегда нужны недорогие рабочие руки, способные дробить киркой камни и сухую землю, расчищая раскоп для ученых.

Ровно в девять Пеликан позвонил в дверь Липатова.

– Очень хорошо, что вы вовремя, – профессор провел Пеликана к себе в кабинет и предложил место за небольшим столиком возле окна. – А то, знаете, у студентов почему-то автобусы всегда опаздывают, часто даже ломаются в самый неподходящий момент. Да и у аспирантов тоже. Только с возрастом транспорт начинает ходить точнее. Вот такое наблюдение. Ну что же, пришли сдавать экзамен по матфизике?

– Зачет, – уточнил Пеликан.

– Только зачет? – удивился Липатов. – Я почему-то думал… Ладно, ладно. Тогда расскажите мне о потенциале объемных масс. Если вы помните, там есть ряд утверждений, которые нужно доказывать…

– Об условиях, при которых объемный потенциал непрерывен и имеет непрерывные производные первого порядка?

– Да, хотя бы это. Думаю, будет достаточно… А что же, вы тоже собираетесь в армию?

– Две недели назад получил повестку.

– Вот как… Хорошо, готовьтесь, не буду мешать, – Липатов вышел в коридор, оставив дверь кабинета открытой.

Пеликан начал заполнять формулами лист бумаги. Вопрос был несложным, и, привычно записывая интегралы, он временами отрывался и смотрел в окно. С высокого девятого этажа были видны заросшие камышами озера, зеленые поля, уходящие к горизонту, два дальних села – Чабаны на Одесском шоссе и еще одно, названия которого Пеликан не знал. Мирная колхозная пастораль.

– Слава, кто там у тебя? – через открытую дверь донесся женский голос из глубины квартиры. – Очередной двоечник?

Пеликан бросил разглядывать загородные пейзажи и прислушался к разговору. Если судить по сильному и звонкому голосу, то с Липатовым говорила дочка или даже внучка. Но она называла профессора по имени… Впрочем, и так часто бывает.

– Нет, Сашенька. На этот раз – будущий призывник.

– Постой, я что-то пропустила? Ты ведь прежде ничего не читал на первом курсе.

– Я и сейчас ничего не читаю. Это – второй курс.

– Слава, они совсем с ума сошли. Забирать в армию после второго курса… До каких же пор этой страной будут править идиоты!

– Сашенька, говори, пожалуйста, чуть тише.

– А что это изменит? Они поумнеют? Нет, но послушай, ты помнишь, как Андрей Дмитриевич нам рассказывал, что в сорок первом весь его курс эвакуировали в Ашхабад. Это в сорок первом, когда немцы были на окраине Москвы! А сегодня что происходит? Страна в кольце фронтов? Враг у Кремля? Нет, всего лишь генералам не хватает мяса.

– Саша…

Липатов старался говорить тише, но его собеседница, похоже, не желала этого замечать. И вряд ли она была дочкой профессора, наверное, все-таки женой. Что, конечно же, ничего не меняло.

– Так вот, эвакуированный в сорок первом Сахаров двенадцать лет спустя разработал для них водородную бомбу. Не погиб под Можайском, геройски отстреливаясь от немецких танков из трехлинейки, а создал оружие, защитившее страну на десятилетия. И теперь они думают, что им уже ничего не нужно, наука им больше ни к чему. Они чувствуют себя в безопасности. Они – может быть! Но не мы. Мы все в опасности, пока страной правят полуживые, дремучие, но от того не менее злобные носороги.

– Что-то ты увлеклась… Пора проверить, что там сочинил твой подзащитный.

Липатов вернулся в кабинет, прикрыл дверь, быстро просмотрел записи Пеликана и задал несколько вопросов. Потом попросил напомнить, как выглядит функция Грина для лапласиана, и пока Пеликан писал формулу, Липатов уже тянулся за зачеткой.

– Что же, желаю вам успешно сдать сессию, – профессор проводил его до входной двери. Пеликан ждал, что в коридоре появится женщина, яростный монолог которой он слышал через открытую дверь кабинета. Но было тихо и казалось, что кроме них в квартире нет никого.

– Спасибо, – улыбнулся Пеликан. – Только что мы с вами это уже сделали. Матфизика была последней в списке.

– Вот как. Тогда я надеюсь снова увидеть вас через два года на своих лекциях.

Как не всегда можно разглядеть границу между синим цветом и зеленым, путаясь в оттенках, так Пеликан в эту минуту с трудом различал границу между сочувствием и виной во взгляде Липатова.

2

Старый корпус Института археологии стоял на задворках Выдубецкого монастыря. Над ним, на пологом склоне холма, был разбит ботанический сад. Когда поднимался южный ветер или западный, приторные запахи цветущих кустарников и невозможно душистых экзотических цветов из ботсада заполняли небольшой монастрыский двор, а потом стекали дальше, к Днепру. Где-то здесь, если верить любимой киевской сказке, днепровской волной прибило к берегу идол Перуна, верховного божества славянского пантеона, «глава его сребрена, а ус злат». Он был сброшен в реку волей князя Владимира, и новообращенные христиане не позволили вытащить идолище на сушу. Языческому громовержцу привязали на шею камень и утопили его в Днепре. А чтобы поганое место не оставалось без присмотра, сто лет спустя внуки Владимира основали здесь монастырь во славу воинственного Архангела Михаила. Перуна с тех пор в этих местах не видели.

Пеликан поднялся на второй этаж института и нашел нужную дверь.

– Привет, студент, – встретила его начальник отдела кадров Зоя Павловна. – Опять собрался в землекопы? Куда тебя записывать? К отцу, в Чернигов?

Зоя Павловна сидела в этом кабинете лет двадцать, знала в лицо каждого, и попасть на работу в институт, минуя ее, было невозможно. Год назад она выписала Пеликану трудовую книжку. Тогда он первый раз поехал в экспедицию к родителям рабочим с окладом девяносто рублей в месяц.

– Я бы, Зоя Павловна, в этом году в Крыму поработал. В Херсонесской экспедиции еще есть места?

– Ты что, хочешь к Таранцу? – не каждое летнее утро приносило кадровичке новость, из которой удавалось скроить стоящую сплетню. Но это утро, похоже, не пропало даром. – А родители знают?

Отец Пеликана учился с Семеном Таранцом на одном курсе. Когда-то они дружили, но четверть века достаточный срок, чтобы дружба людей очень разных взглядов успела мутировать во что-то смутное и вязкое. До открытой вражды дело не дошло, и оба надеялись, что не дойдет. При встрече они радостно жали друг другу руки, но весь институт знал, что область соперничества старшего Пеликана и Таранца давно не ограничивается одной только наукой.

– Знают, конечно, – спокойно соврал Пеликан.

– Хо-ро-шоо! – ласково пропела Зоя Павловна и зашуршала страницами книги учета сотрудников. Она мгновенно просчитала вранье Пеликана и запросто могла сказать, что вакансий лаборантов – так в штатном расписании института назывались рабочие – в Херсонесской экспедиции уже нет, а потом отправить Пеликана в Чернигов. Но жизнь проявляется в столкновениях противоположностей, и Зоя Павловна всегда старалась в этом ей не мешать. – Трудовая с собой?

– Завтра занесу.

– Та-ак, смотрим… Одно место осталось, последнее. Наверное, тебя ждало. До завтра могу его подержать, но и ты меня не подводи. Смотри, чтобы утром, в десять, трудовая лежала у меня на столе. Договорились?

– Конечно! – обрадовался Пеликан.

– Отлично. Ты должен быть у Таранца через неделю, двадцатого июня. Билеты до Севастополя достанешь?