Наука быть живым. Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии - Джеймс Бьюдженталь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, я помнила, что вы говорили мне о необходимости доверять себе. И это было ужасно трудно. Много раз я становилась миссис Кольтен или тетей Джулией, орала сама на себя и старалась пристыдить. Иногда я начинала думать, что, может быть, вы ужасно рассердились на меня и, скорее всего, скажете мне сегодня, что больше не можете со мной работать. Затем я пришла в себя и попыталась жить сейчас, а не в прошлом, и…
Она снова остановилась, так как слезы переполняли ее. Она немного повсхлипывала.
— Я не знаю, почему все это причиняет мне такую боль. Но это действительно так. Возможно, я догадываюсь. Думаю, я поняла, какая огромная часть моей жизни прошла без подлинного осознания, в постоянном самообмане. А теперь мне почти сорок! О, я не хочу думать об этом, но я должна. Я действительно все время думаю об этом. Я больше не хочу быть мертвой по собственной воле. И сегодня… или вчера… или…
Внутри нее поднималось нечто новое. Я почувствовал, как напряжение, которое перед этим несколько ослабло, появилось снова.
— Сегодня, — продолжила она, и в ее голосе слышалась непреклонная решительность. — Ну, на самом деле вчера, когда я думала, как приду сюда сегодня, у меня появилась безумная идея, и…
— Луиза, — начал я.
— Нет, подождите. Дайте мне самой. Знаю, я начинаю терять доверие к себе. Это была не безумная идея. Но теперь я уверена, что она была безумной. Я действительно хочу думать, что она безумная. Я хочу отвергнуть ее и отвергнуть себя за то, что она пришла мне в голову. Хочу убежать от этой женщины. Я так боюсь быть ею, просто быть самой собой. О! Мне действительно больно. Это физическая боль в груди и в горле. Вам знакомо это ощущение? На самом деле.
— Вас удивляет, что ваши эмоции настолько сильны, что страх быть самой собой действительно терзает ваше тело.
— Да, да. О, я не хочу продолжать. Я хочу переменить тему. Хочу поговорить о силе эмоций. Не знаю, почему это так страшно. Как будто я убеждена, что вы уничтожите меня или, по крайней мере, прогоните прочь, если узнаете, что я думаю.
Мы молчали некоторое время. У меня было сильное желание помочь ей, объяснить, что она превращает меня в своего отвергающего дядю, но Луиза хотела справиться сама, и я был намерен уважать ее за это. Я и так не раз вмешивался, когда в этом не было необходимости. К чему продолжать доказывать себе и своим пациентам, что они нуждаются во мне?
Внезапно Луиза взяла себя в руки и четко произнесла:
— Я думала о том, что сегодня мне хотелось бы прийти сюда и снять всю одежду и показать вам свое тело прямо, а не на фотографиях. — Она перестала говорить, и, казалось, была внутренне опустошена. Я ждал, и Луиза тоже молчала. Через некоторое время она продолжила более мягким голосом:
— Ну вот, я сказала это, и теперь мне трудно сохранять самообладание. Но, думаю, я все еще здесь, и внезапно поняла, что и вы тоже здесь. Знаете, в каком-то смысле я в течение всего этого сеанса не видела вас.
— Знаю.
— Но я, разумеется, видела множество людей в этом кресле, где вы сидите. Приятно, что вы, наконец, здесь.
— Приятно, что меня, наконец, заметили.
— Да, могу себе представить. Я начинаю замечать сама себя, и это мне тоже нравится.
Что-то внутри меня сопротивлялось этому разговору. Я хотел удержать ее от раздевания. Мне действительно хотелось бы увидеть ее обнаженной. Но кто-то внутри меня возражал: «Ты не можешь позволить ей этого! Это нарушение закона или, по крайней мере, этического кодекса. Ты попадешь в беду. А как насчет гонорара? Ты что, ищешь сексуальных развлечений за ее счет?»
— Джим, я хочу, чтобы вы сказали мне откровенно: если я разденусь здесь, это будет тяжело для вас? Я имею в виду, что не хочу причинять вам боль… — Она остановилась, потому что я начал хихикать. Минуту назад я был обеспокоен проблемами законности, а она беспокоится за меня лично. Мое напряжение выразилось в смехе. Луиза смотрела на меня озадаченно.
— Извините, что перебил вас, Луиза, но вы невольно сказали мне очень забавную вещь. Вы спросили, не будет ли это тяжело для меня. Думаю, мне следует ответить: «Возможно». Но это…
— О! Понимаю. Это смущает меня. Но как глупо. Надеюсь, это действительно для вас тяжело. О-ля-ля! Я не слишком разумна, и вообще у меня мысли путаются, когда я так говорю. Но это действительно забавно.
— Луиза, вы выразили заботу обо мне, и не хочу потерять это ощущение. Если вы разденетесь, я, разумеется, буду реагировать на вас, на вашу наготу и на всю ситуацию. Я не хотел бы оставаться бесстрастным при этом. Если вы беспокоитесь, что ваше раздевание может быть для меня физически болезненным, это несерьезно.
— Я всегда слышала, что мужчины страдают, если они возбуждены, а девушка не… не хочет заниматься любовью.
— Это, в основном, мужская пропаганда, Луиза. Если у мужчины наступает эрекция, и ему неудобно, он вполне может справиться с этим разными способами. Он не беспомощен. Мужчинам на самом деле нравится приходить в возбуждение при помощи всякого рода сексуальных стимулов в обстоятельствах, когда никакое завершение невозможно, — стриптиз-шоу, журналы и т. п. Но хватит лекций. Нет, Луиза, мое беспокойство от того, что вы разденетесь, связано не с возможным физическим дискомфортом.
— Но вы говорите, что обеспокоены.
— Да. По двум причинам. Во-первых, я знаю, что многие мои коллеги сурово осудили бы меня за то, что я позволил вам раздеться. Мы, терапевты, должны во время терапии избегать любых действий, кроме слов, особенно любых сексуальных действий, и нарушение границы может вызвать скандал. Я с этим не согласен, но когда мы говорили о том, что вы снимете одежду, я обнаружил, что думаю именно об этом.
— Не думала, что могу причинить вам неприятности! Давайте просто забудем обо всем об этом. Кроме того…
— Нет, Луиза, я не хочу так просто убегать. Мы позволяем определенной традиции влиять на нашу жизнь, точно так же, как вы позволяли влиять на нее предписаниям миссис Кольтен. Я нахожусь под воздействием этой традиции, — фактически, я верю, что она во многом правильная, — но не хочу слепо подчиняться ей. Мы с вами должны подумать вместе и осознать все как можно яснее, чтобы выбрать, как нам действовать. Любой готовый ответ, подсказанный извне, — это избегание своей собственной ответственности и своей собственной жизни.
— Все же я беспокоюсь за вас.
— Это многое значит для меня, Луиза, но это не единственное обстоятельство. Я сказал, что существует вторая причина моего беспокойства о том, что случится, если вы разденетесь. Она касается значения, которое это имеет для вас и для нас обоих именно сейчас. Вы думали о том, что может случиться, когда вы разденетесь?
Ее прерывистое дыхание само по себе был достаточным ответом. Луиза пристально посмотрела на меня и расхохоталась.
— Это не очень джентльменский вопрос, доктор. — Мы оба усмехнулись, и она продолжала. — Да, я подумала, что это было бы очень здорово.
— Сформулируйте.
— У меня была маленькая фантазия, в которой… О! Опять! Боже! Мне действительно трудно говорить об этом прямо. О’кей, вот: у меня была фантазия, в которой я раздевалась, и затем вы обнимали меня — как тогда, когда я уходила в прошлый раз, и… ух! Так трудно говорить, когда дыхание перехватывает. А затем мы лежим на кушетке и занимаемся любовью. Хм-м-м-ф-ф-ф! Здесь! — Она возбужденно дышала.
— Надеюсь, фантазия не была столь схематичной, как вы рассказали, — улыбнулся я. Луиза была страстной женщиной. Теперь, когда она преодолела самый сильный из своих страхов, ее эротическая привлекательность вновь обрела полную силу и стала действительно мощной. Я посмотрел на нее в этом открытом сарафане и представил: она снимает его, а потом снимает трусы, которые, возможно, были единственным, что еще на ней было надето сейчас. У меня перехватило дыхание. Прекрати, Джим, вернись к работе!
— Нет, не была, но я действительно не хочу произносить это сейчас вслух.
— О’кей, но вопрос вот в чем: что случится после того, как вы разденетесь? Я действительно нахожу вас привлекательной, Луиза, и я могу с легкостью представить, как прекрасно было бы заниматься с вами любовью. Но по целому ряду причин, — часть из которых связана с нашими отношениями и вашей терапией, а часть лежит вне этого и касается других сторон моей жизни, — по всем этим причинам я должен принять решение не вступать с вами в сексуальную связь. Поэтому…
— О, я знаю об этом. Я и не думала, что это может произойти на самом деле. Вы спросили, и я вам ответила. Нет, то, что я хотела сделать — сейчас это чувство как бы ушло, — просто надо быть такой же обнаженной, как на тех снимках.
— Это звучит очень здорово, Луиза.
Она была молчалива и неподвижна. Я почувствовал себя удивительно спокойно. Вероятно, я должен был подумать еще о многом. Существует еще и возможность скандала, если кто-нибудь узнает. О, ерунда, я устал быть осторожным и отворачиваться от жизни. Луиза показывала мне пример большего мужества. Сиди спокойно и наслаждайся ее откровенностью и ее телом.