Настоящие мужики детей не бросают - Романов Владислав Иванович

Но он не бросился сразу в Медведково, а позвонил на квартиру жены, но телефон не отвечал. Она должна была уже вернуться из Японии, а только Александра могла подать заявление в милицию о розыске сына. Не выдержав, фотограф заехал на Чистые пруды, прослушал автоответчик.

Звонили незнакомые голоса, женские и мужские, все хотели ее видеть, а один юноша грозился покончить с собой, если она ему не позвонит, из чего Сан Саныч сделал заключение, что его бывшая супруга имела в параллель сразу несколько любовников. Раза четыре с ним порывался поговорить Юрий Васильевич, новый ухажер жены, хотел вытащить его в один ресторанчик поужинать, поболтать и очень жалел, что не застал родственника дома. Наконец послышался голос Александры, она звонила из Японии, самолет задерживался по причинам неисправности, и сколько это продлится, она не знала. Спрашивала, как они встретились с Сашкой.

Слушая разговоры, он расхаживал по кухне, как вдруг объявилась прежняя боль в животе, напала на него врасплох, без предупреждения, и он опять согнулся пополам. Вскоре боль отпустила, но выход в прямой угол помог обнаружить ящик под столом. Сан Саныч выдвинул его. Это была упаковка бутылок кофейного ликера. Ее, видимо, привезли недавно, потому что не хватало всего одной. Смирнов забрал оттуда еще одну, чтобы отвезти в подарок Нине.

На улице пошел снег. Тихий, медленный, предновогодний. Такой, как в детстве. Смирнов почему-то долго ехал на трамвае, который то и дело останавливался, и девушка в белой шубке взахлеб хохотала. Потом мчался на метро, и скрежет металла стоял в ушах. Через три дня закончится старый год, а ниточка, связывавшая их с сыном, становилась все тоньше и тоньше.

Раньше, когда что-нибудь случалось, бабушка с обидой поджимала губы и говорила, тыкая пальцем в потолок:

— Там не пускают!

Она подразумевала под этим Бога и его небесные силы. И странным образом обижалась, ворчала на него, выговаривала упреки, плакала, если он долго что-то задерживал. И Господь уступал ей.

— Ну вот видишь, стоит в пустяке человеку уступить, а он и рад до небес, и тебя опять прославляет, твою силу и могущество! — И она со светлым лицом, со слезой во взгляде шептала Богу молитвы.

И когда у маленького Сан Саныча что-то не получалось, бабушка ему шептала в ухо:

— А ты Боженьку попроси, и он тебе поможет.

И Саша просил. Подчас даже вставал на колени и просил. И сейчас, направляясь к Нине, он всю дорогу только и просил Господа об одном: соединить его с сыном, ибо оба они друг без друга пропадут, оба нуждаются в такой скорой встрече.

— Защити малого, Господи, ибо он нуждается в твоей помощи, не оставь его сиротой, дитя без отца, как слепой без поводыря, как калека без опоры, он пропадет, не дай ему пропасть! — шептал Сан Саныч, веря, что Бог слышит его слова, слышит и внемлет им.

9

Он начал звонить с той минуты, как появился у Нины, и набирал анинский номер через каждые полчаса до самого вечера, но Петр Казимирович не появлялся. Его жена, узнав, кто звонит, и разговорившись с корреспондентом, сообщила, что муж уехал в Пушкино: в городе у сбежавшей девочки жила бабушка, и директор детского дома надеялся найти беглецов там, и не только найти, но еще и уговорить вернуться. Она пообещала, как только муж появится, он обязательно позвонит.

Сан Саныч прочитал Саше «Дюймовочку» Андерсена перед сном, и тот заснул, а они с Ниной сидели на кухне и пили ликер.

— Не волнуйтесь, сыщется этот негодяй, — успокаивала она его, видя, как он волнуется, — ваша бывшая супруга скоро появится, заявит в милицию, и они найдут этого негодяя, тем более что есть портрет и зацепки, где можно его отыскать. Не так просто вывезти ребенка за границу, надо десятки бумаг оформить, бюрократия у нас еще стойкая, ее обойти не так-то просто!

Смирнов соглашался, посматривал на телефон, но тот молчал. Потом резко зазвонил, и они оба вздрогнули. Сан Саныч схватил трубку, но звонила секретарь жюри международной выставки. Она обрадовалась, что будущий лауреат нашелся, рассказала, что ему надо явиться пораньше, часа в три дня, а после награждения будет еще банкет, на котором ему также надлежит быть.

— У вас есть смокинг, фрак или хотя бы строгий черный костюм с бабочкой? — спросила она.

— Нет ни смокинга, ни фрака, ни черного костюма с бабочкой. Есть серый костюм в полоску, белая рубашка и галстук.

— Это плохо. У нас все должны быть в смокингах, а женщины — в вечерних платьях.

— А что значит — в вечерних платьях?

— Это значит — в вечернем платье. Спросите у той дамы, с которой вы придете. Вы придете с дамой?

— Да.

— А какой у вас размер?

— Сорок восьмой — пятидесятый. Можно пятидесятый, не страшно.

— Хорошо, для лауреата, обладателя Гран-при, мы найдем смокинг, — устало вздохнула она в трубку. — Только приезжайте ровно к трем, не опаздывайте! Да, совсем забыла: сразу после вручения наград начнется ваша пресс-конференция, вам нужно будет сказать несколько вступительных слов, о чем хотите, а потом ответить на вопросы журналистов. На закрытие также приедет Анри Крессон, директор французского биеннале, у него есть к вам ряд интересных предложений. Вы говорите по-французски? Я спрашиваю, чтобы знать: нужен вам переводчик или нет?

— Нина, вы говорите по-французски? — зажав трубку, спросил Смирнов.

— Да.

— Нет, не нужен.

— Хорошо, ждем вас ровно в три!

Он положил трубку. За рассказом о своей горестной поездке в Анино Сан Саныч совсем позабыл о выставке и награде.

— Кто это? — не поняла Нина.

— Это называется усмешка судьбы, — он махнул рукой, улыбнулся. — Я получил Гран-при на последней международной выставке за свои фотоработы, завтра вручение наград, я сам только сегодня утром случайно об этом узнал от приятеля, так вот они просят быть в смокинге или хотя бы в черном костюме с бабочкой, а у меня этого нет. Странные обычаи завели.

— Гран-при? — удивилась она. — Но это высокая награда…

— Самая высшая, какая бывает в фотографии, — уточнил он.

— А почему «усмешка»?

— Потому что сейчас я бы с большей радостью нашел сына. А потом один Гран-при у меня уже есть. Я бы не обиделся, не получив его завтра.

— Смокинг можно взять напрокат, если покупать, он стоит очень дорого, тысячи две-три долларов, а может, и больше, — сказала Нина. — Я могу позвонить знакомым…

— Не надо, они пообещали сами найти, поэтому и размер спрашивали. Мы завтра вместе пойдем! Заодно и работы посмотрите, а то выставка закрывается.

— Удобно ли? — Нина смутилась.

— А почему неудобно? И потом я Саше обещал. Да и тебе хотел бы показать свои работы. И вы мне обещали помочь: там будет Анри Крессон, директор французской фотовыставки, он хочет поговорить со мной. Пойдем?

Она кивнула.

— Они только требуют, чтобы дамы были в вечерних платьях. Это тоже какой-то особый наряд, как смокинг? — поинтересовался он.

— Отчасти да. Но у меня есть несколько таких платьев, поскольку иногда приходится бывать на таких сборищах.

Нина налила Сан Санычу и себе по чашке кофе.

— Я и не думал, что получу здесь высшую награду. Международное жюри судит строго, нужны были сильные работы, а те, которые я выставил, мне самому не очень нравятся, да и среди участников было полно маститых московских и петербургских мастеров. И вдруг такой фортель судьбы под Новый год. Случайность? Конечно! Но ведь и Сашку без случайности не найти. Вот почему я был бы готов поменяться наградами. Я вовсе не тщеславен. Я люблю работу, она доставляет мне радость, но никак не восторгаюсь теми наградами, которые меня преследуют в последнее время, — Сан Саныч улыбнулся своему каламбуру. — Я сказал «преследуют», потому что не совсем понимаю, за что их дают. Даже у меня есть работы, которые очень нравятся всем, и мне тоже, но они оставляют членов жюри равнодушными. А то, что мне не очень нравится, но сделано крепко, мастерски, их это приводит в восторг и умиление. Такие вот экзерсисы…