Пока светит Пламя (СИ) - Медянская Наталия

От этой мысли стало одновременно тепло и неловко. Кати побрызгала водой из умывальника на разгоряченные щеки. Несмотря на то, что она совершенно по-глупому подвергла свою жизнь опасности, осталось чувство, что случай этот словно сделал ее и Марка ближе. Словно спаял в них что-то такое, что раньше было по отдельности, а теперь стало общим. И, подумав, что повторись вчерашнее, она бы снова поступила так же, Кати принялась умываться.

За шумом воды, бьющей по жестяным стенкам таза, она плохо слышала, что происходило за дверью. Кажется, Кайл и Джон начали о чем-то спорить, во всяком случае, спустя некоторое время разговор стал вестись на повышенных тонах. И когда Кати, заинтригованная, поспешила привести себя в порядок и вернуться в комнату, то от неожиданности застыла на пороге.

Брат Марк, которого Кати хоть и ожидала увидеть, но не столь быстро, стоял возле стола, уперев руки в бока, и с грозным видом отчитывал Джона и Кайла.

— Что произошло? — отмерла наконец Кати, и Марк обернулся. Вся суровость тотчас слетела с его лица, а губы растянула улыбка. Впрочем, наставник тут же снова посерьезнел и скрестил руки на груди:

— Произошло то, что вот эти юные адепты вместо того, чтобы учить с сестрой Робертой историю оборотничества, ошиваются в вашей комнате, мисс.

— Но наставница сама послала меня отнести мисс Харт завтрак, — проныл рыженький Джон. — А Кайл — так он же раненный. Ушибся. Он, между прочим, собирался к вам за врачебной помощью!

— Ну да, и совершенно случайно забрел в комнату Катрины. И завтрак, между прочим, уже полчаса, как закончился. Да это заговор, молодые люди!

Мальчишки переглянулись и, опустив глаза в пол, синхронно вздохнули. Кати вспомнила суровую сестру Роберту, до которой теперь явно дойдут их выкрутасы, и искренне посочувствовала новым приятелям.

— Брат Марк, это моя вина…

Она прошла в комнату и присела перед наставником в коротком реверансе:

— Я попросила их подождать, пока приведу себя в порядок, чтобы потом снова не заплутать. Ведь я еще плохо знаю дом, а уж где будут проходить занятия сестры Роберты, тем более.

Марк коротко усмехнулся и махнул Кайлу:

— Подойди.

А когда мальчик опасливо приблизился, протянул к его лицу руки, и из-под ладоней наставника заструился мягкий розоватый свет. Кайл с блаженным видом прикрыл глаза, а Кати, разинув рот, впервые воочию наблюдала, как работает лечебная магия. Нет, в Тумаллане, конечно, существовали свои целители, но раньше Кати обращала внимание лишь на наложение рук. Сейчас же тонкие потоки силы словно омывали лицо мальчика, сплетаясь причудливыми кружевами и разукрашивая кожу Кайла чудесными рассветными красками.

"Это так… красиво, — подумала она, — и я тоже хочу научиться подобному".

— Ну, всё, — Марк опустил руки, — а теперь, быстро на занятия. Скажите, что я вас задержал, что ли. Попросил перенести книги, ясно?

— Ага! — по совершенно здоровому лицу Кайла пробежала восторженная улыбка. — Мы мигом, одна нога здесь — другая там. И, это… спасибо, наставник.

— Да, — поддержал друга рыжий. — Спасибо. И если когда вдруг нужно чего помочь, вы только…

— Вы всё еще здесь? — Марк нахмурился, и мальчишек точно ветром сдуло. Хлопнула дверь, наставник обернулся к Кати:

— По-моему, я поступил страшно непедагогично, не находишь?

— А по-моему, наоборот, — та подошла ближе, — вы добрый.

— Дурной пример заразителен, знаешь ли, — фыркнул Марк. — Катрина, определенно не стоит брать на себя чужую вину и выгораживать всех подряд. Ну и не мог же я допустить, в конце концов, чтобы гнев сестры Роберты в итоге снова обрушился на твою хорошенькую головку.

Катрина снова смутилась, задаваясь вопросом, правда ли наставник считает ее хорошенькой, а после, переведя взгляд на стол, растерянно хлопнула ресницами.

Там, на льняной, изумрудного цвета скатерти, стояла узкая керамическая вазочка. И сейчас из той вазочки торчали несколько бледно-желтых полу распустившихся тюльпанов.

— Ой, — растерянно произнесла она, — как красиво.

— Я вспомнил, что тебе нравятся эти цветы, — пожал плечами Марк. — Хотел отблагодарить.

— За что?..

— За то, что послужило причиной твоей вчерашней неудачи, — он внимательно уставился в глаза подопечной, и она почувствовала, как изнутри ее заливает теплой волной. — За сочувствие и доброту.

И пока вновь зардевшаяся Кати судорожно перебирала в уме подходящие случаю ответы, Марк невозмутимо прошел по комнате, словно проводя инспекцию. Переложил на стол забытый на подоконнике тяжелый том "Магических потоков", подвинул стоявший на пути стул, а после остановился у комода. Тихо хмыкнул и с интересом уставился на мерцающую в блюдце сферу Пламени.

— Слушай, — он задумчиво потер горбинку на носу, — а твоя сфера всегда так ярко горела? Ничего не замечала, никаких изменений?

— М-м, — озадачилась Кати, — нет, вроде всё, как всегда. А почему вы спрашиваете?

— Да так, — Марк махнул рукой, — не обращай внимания. Чисто ремесленный интерес.

Он вернулся к столу и, подняв клетчатое полотенце, накрывающее поднос с завтраком, скривился:

— А ты точно будешь это есть?

Кати подошла, заинтересованно посмотрела в открывшуюся тарелку и постаралась сдержать разочарованный вздох. Там лежали точно такие же слипшиеся комочки риса, что и позапрошлым утром, только на этот раз от каши еще и явственно тянуло гарью.

— Так. Пойдем со мной.

Брат Марк опустил назад полотенчико, взял под мышку книжный том и приглашающе кивнул Кати.

Она послушно отправилась в коридор вслед за наставником, всю дорогу до его комнаты гадая, что тот задумал.

Когда Марк открыл знакомую дверь, в первое мгновение Кати зажмурилась — кружевные занавески в кабинете совершенно не спасали от яркого утреннего света. А еще в нос бросился умопомрачительный запах свежих булочек и кофе, и Кати поняла, что проголодалась.

— Надеюсь, ты не против разделить со мной трапезу?

Наставник прошел к книжному шкафу и с усилием впихнул между корешками том "Магических потоков".

— Вовсе нет, — обрадовалась Кати. Магов в этом заведении явно кормили куда лучше, чем учеников. Интересно, а почему Марк, не позавтракав, отправился за ней? Неужели изначально собирался…

Тут она углядела на столике у камина две чашки и сердце ее дрогнуло.

— Вот и прекрасно, — подойдя, Марк галантно отодвинул для гостьи полосатое кресло: — Угощайся, не стесняйся.

На столе, кроме уже знакомых чашек, стояла белая фарфоровая посуда, очевидно, из того же набора. Разрисованные птичками пастельных цветов кофейник и молочник; а рядом блюдо, полное свежих булочек и две изящных пашотницы с вареными яйцами.

Кати с сомнением на них покосилась — до сих пор ей не доводилось пользоваться столь замысловатым прибором. Вздохнув, нерешительно постучала ложечкой по скорлупе. Теперь наставник, как пить дать, посчитает ее деревенщиной. Впрочем, по сравнению со столицей, родной Тумаллан иначе и назвать было сложно.

Но Марк совершенно не обратил внимания на затруднения подопечной. Разлил по чашкам кофе и, плеснув молока, откинулся к спинке кресла:

— Знаешь, пусть у нас с тобой вышло вчера не очень с единением, мы все равно должны попробовать продвинуться в уроках чуть дальше. Ты как себя чувствуешь?

— Хорошо, — Кати сделала небольшой глоток. Свежий кофе был восхитительным.

— Я так и думал, — удовлетворенно кивнул Марк. — Перед уходом я еще немного подлечил тебя. Пока ты спала.

Кати чуть не спросила, кто же ее уложил в кровать, но решила, что этот вопрос будет выглядеть слишком уж неприлично и странно и только смущенно буркнула:

— Спа… спасибо.

— Не за что. В конце концов, я сам в этом заинтересован.

И он с аппетитом приступил к завтраку.

Кати, выковыривая ложечкой яйцо из скорлупы, из-под ресниц то и дело косилась на наставника. Ей нравились его уверенные и изящные движения, когда он управлялся со столовыми приборами; нравилось, с каким достоинством, и в то же время без излишней манерности, он поглощает пищу. Да что греха таить, Кати в наставнике нравилось всё. И она с грустью подумала, что такой человек наверняка представляет собой выгодную партию для какой-нибудь столичной аристократки. Правда, крачки, кажется, не слишком часто заводили семьи, предпочитая отдавать себя служению Пламени, но в брате Марке Кати наблюдала слишком много любви к жизни и какой-то совершенно человеческой непосредственности. Во всяком случае, так ей сейчас казалось.