Путешествие Черного Жака - Андрей Егоров

— Ну что там? — поинтересовался я. — Они отпустят нас без боя?

— Ты извини, Жак, — воительница подошла и коснулась моей руки, — но я остаюсь с ними. Оказывается, они на самом деле любят меня. Особенно Ксаверий. Наверное, я стану его женой… Представляешь, он говорит, что влюбился в меня с первого взгляда.

Она дотронулась до желтой лилии в своих волосах.

— Рад, что ты нашла свое счастье, Брунхильда, — я с облегчением вздохнул, — а обо мне можешь не беспокоиться. Ты указала мне, в каком направлении идти, так что теперь я легко доберусь до Катара.

Воительница приблизилась, ухватила меня за плечи, решительно притянула к себе и поцеловала.

— Эй, — услышал я недовольный возглас Ксаверия. Брунхильда оттолкнула меня и кинулась к нему. Ксаверий стоял с жалким и несчастным видом.

— Ну что ты, мой маленький? — Воительница легко подхватила его на руки и подняла в воздух. — Все ведь в полном порядке, правда? И я только тебя люблю… Только тебя.

Оставив влюбленных, я развернулся и быстро зашагал прочь.

— О Брунхильда, о моя сладкая…

— О Ксаверий, о моя прелесть! — раздавалось позади…

Да, феноменальная штука — любовь. Окружающим все эти нежности кажутся омерзительными и пошлыми, а тем двоим, что захвачены чувством, — высшим проявлением счастья. Они ослеплены и оглушены любовью, они лишены рассудка и ощущения времени…

Не хотел бы я оказаться на месте Ксаверия. Влюбиться в монументальную толстуху и каждый раз, когда она тебя страстно обнимает, чувствовать, что ребра трещат, а позвонки в очередной раз сместились с привычной оси. Ему повезет, если он переживет следующую весну.

Кошмар десятый

Проклятые земли Кадрата и неприятные стороны слишком бурных пирушек

Нашу веру не убить: пили, пьем и будем пить.

Не знаю, как такое могло произойти, но уже к вечеру того же счастливого дня, когда произошло воссоединение Брунхильды с дикарем Ксаверием, я попал в проклятые земли Кадрата, о которых в народе ходили самые дурные слухи. Кажется, где-то здесь раньше жил мой приятель Ракрут де Мирт, который потом перебрался в городок моей бурной юности. Не знаю, как чувствовал себя в этом лесу Ракрут, но мне деревья, наклонявшиеся следом и тянущие ко мне ветви, показались не слишком приятными спутниками. К тому же почва под ногами сделалась влажной, а потом и топкой, я вспомнил болотных дроф, их когтистые лапы и шершавые язычки… Что могло народиться в этих проклятых землях, оставалось только догадываться.

Я не переставая ругал алхимика, который, скорее всего с пьяных глаз, дал мне неверную карту, мерзкого убийцу Ж, тоже сильно постаравшегося, чтобы сбить меня с верного пути. Досталось и Брунхильде, которая не довела меня до Катара, а предпочла крутить любовь с племенем кувачосов — и вот теперь меня занесло в самое пекло ада. Выбраться из Кадрата случайному путнику, заблудившемуся в лесу — сильно сомневаюсь, чтобы кто-то, находясь в трезвом уме и добром здравии, направился сюда, — почти невозможно.

По свидетельствам ведьминских книг, прочитанных мной в детстве, здесь селились племена дикие и варварские (это вам не милейшие кувачосы), к тому же сюда забредали лихие людишки, которые через некоторое время пребывания в Кадрате замечали происходящие с ними серьезные метаморфозы. На окраинах проклятых земель частенько встречали двухголовых уродов, лица которых источали ужас от осознания собственного вида. От них так никто и не смог добиться вразумительного рассказа о том, что с ними произошло… Чаще всего они несли какую-то ахинею.

Опасаясь жутких изменений в своем теле, я тем не менее продолжал идти вперед просто потому, что больше мне, кажется, ничего не оставалось.

Едва различимая тропинка постепенно растворилась в густой растительности, и через некоторое время я уже с трудом продирался сквозь лианы, царапая плечи об их толстые, покрытые колючками листья… Растения издавали слабый звон, словно хихикали в кулачки, если бы только кулачки у них были. Быть может, они кричали от боли — не разобрать… По мере того как солнце склонялось к горизонту, моя спина все больше покрывалась липким потом, я шел все быстрее и быстрее, а страх становился острее с каждым шагом…

Кажется, в этом лесу мне предстояло остаться навсегда. Обладая живым воображением, я очень скоро стал представлять, как буду выглядеть с двумя головами или вовсе без головы.

Постепенно откуда-то стала наползать кромешная тьма, такая густая, что я не мог разглядеть, что творится в двух шагах впереди. Тогда я решил остановиться на ночлег — двигаться вперед просто не имело больше никакого смысла: того и гляди наступишь на что-нибудь ядовитое — и оно вцепится тебе в ногу. Я зажег заклятие факела, но и это не позволило мне увидеть что-либо впереди, поэтому я развел костер без дров, горевший благодаря одной лишь магии, и уселся возле него, прислушиваясь к лесным шорохам и с недоверием вглядываясь в тяжелый сумрак.

Спать в этом лесу не следовало. Проклятые земли Кадрата славились не только жуткими безобидными уродами и разбойниками, но и призраками, являвшимися за душами путешественников, а еще адскими плотоядными созданиями, которых больше интересовало человеческое тело, точнее сказать, филейные его части… Я вспомнил иллюстрации из книги, изображавшие трех лесных нимфелид, пожиравших человеческое тело. Склонившись над белым животом мертвеца, они делали надрезы острыми когтями на тусклой белой коже, а рты их были перепачканы кровью. Через некоторое время, когда мое воображение уже нарисовало совершенно невыносимые вещи, мне стало казаться, будто кто-то наблюдает за мной из темноты, потом послышался шорох, и к свету костра, должно быть привлеченная им, вышла женщина. Ее волосы были черны как смоль и падали на плечи прямыми длинными прядями. Нимфелида!!! Я в ужасе вскочил на ноги… Потом пригляделся и рассмотрел за ее спиной мерно покачивающиеся миниатюрные кожистые крылья. Значит, это было другое существо. У нимфелид крыльев не бывает. Впрочем, каких только существ не создает местная природа… Она могла быть не менее опасна, чем нимфелида. По крайней мере внешностью творец ее не обделил — белая гладкая кожа, упругая небольшая грудь с маленькими напряженными сосками бордового цвета, в чем, возможно, виноват был костер, бросавший на ее фигуру, выступившую из тьмы, багровые тени, крутые бедра, длинные ноги и немного вытянутое строгое лицо с глазами ярко-зеленого цвета. Как два изумруда, они посверкивали, глядя на меня пронзительно и ясно. Творение тьмы выглядело изумительно и возбуждающе.