Энергия заблуждения. Книга о сюжете - Виктор Шкловский

Это должно было быть «Илиадой».

В этом островке справедливости земля должна была сдаваться мужикам в аренду по каким-то невероятным ценам, почти условным ценам, почти похожим на покупку башкирской земли разными русскими господами.

Но сам он постройку этого хозяйства сделать не мог. Поручил другу Алексееву, человеку честному, но Софья Андреевна Толстая, по закону своего благополучия, по закону сохранения благополучия детей, про которых она говорила, что любит их «до сумасшествия», велела получать обычную арендную плату.

Итак, Лев Николаевич Толстой подключился к злу.

Наступивший конфликт был резок, но очень невнятен для внешнего мира.

Что происходило дальше?

Во время уже установления отказа от имущества, в то время, когда Лев Николаевич Толстой отказывался от произведений, написанных в последнее время, был в тогдашней России не закон, а законодательное распоряжение.

В «Мертвых душах», в главе о Плюшкине, Гоголь написал о том, как живет расточитель, как сверкают до корней облитые светом деревья.

Так пировал расточитель.

Но существовала узда на расточителя. Полагалось губернатору объявить запрет на расточителя и объявить над расточителем опекуна.

Опекуном обыкновенно была жена.

Кроме того, существует упомянутый у Салтыкова-Щедрина город, сейчас нам известный как город для экскурсий, – Суздаль.

А при Суздале была тюрьма для закоренелых раскольников и, по народному поверью, для расточителей. Именем этой суздальской тюрьмы угрожала Головлева, хозяйка, непокорным детям.

Все это было не призрачное, оно существовало; решать должен был губернатор, быть человеку хозяином ила: опекаемым, причем сам расточитель не имел никаких прав.

Расточитель не имел никаких прав, в том числе права на завещание.

В Библии сказано: «Враги человека – домашние его».

С домашними человек поневоле или по слабости воли не легко заключает мир.

О жизни Льва Николаевича в газетах печатали обыкновенно либерально-снисходительно, но однажды появилось сообщение, что старшие сыновья Толстого удостоверяют, что Лев Николаевич помогает крестьянам только личным трудом. В переводе на язык указов это значило, что Толстой не расточитель. Он просто помогает разоренным крестьянам подпирать стену падающей избы крепкой подпоркой. И принимает в этом деле участие; это не расточитель.

И дети великого человека собрались, разделили скот, экипажи и землю.

Аккуратно поровну.

Автор великих книг и великий мечтатель во время этого раздела сидел в своей комнате, если в той комнате, где он писал, то, значит, там, в полуподвальной комнате с высоко расположенным окном на пустой стене.

Впоследствии Толстой говорил, что ему жалко и стыдно, что он испортил жизнь детей, сделав их своими наследниками.

Да, они играли в карты, очень крупно кутили. Младший сын Михаил вместо обычной упряжки лошадей запрягал в свои сани целый цуг коней.

И этот его парад существовал – для прохода или проезда через занесенные снегами дороги.

Этот путь раздела, путь уклонения от подвига не был изобретением.

Существовала в России секта бегствующих. Живой человек, часто человек-купец, чувствуя свои грехи, дает приют людям, которые бежали или от своего богатства, или от докучливых наследников. Человек своеобразного ордена, он бросил все, чтобы иметь право войти в царство божие, врата которого для богатых узки, как игольное ушко.

Приходит старик, прячется в своем доме в подполье или где-нибудь под лестницей.

Родные доносят в полицию, что отец пропал. Кажется, через три года они входят в право наследования. Как живет сам мнимый покойник, неизвестно.

Впрочем, среди почитаемых святых еще во времена Византии был признан Алексей, божий человек. Он кинул свой дом, потом вернулся в покинутый дом неузнанным нищим и прожил там под лестницей и принял смерть.

Родители его оплакивали.

Церковь ему поверила.

«Анна Каренина» кончалась, но ничего не кончилось. Все ходило ходуном, что было прочного в доме Романовых.

Стало главным содержание. Не в первый раз приведем разговор братьев Левиных: слова Николая Константину: – ты пропустил самое важное.

Разговор идет о собственности.

Тот вопрос, который был поставлен самим Толстым

– в комнате со свечкой —

– арзамасский ужас —

– самой смертью, —

– а была то не смерть, а жизнь.

Лев Николаевич пришел к несопротивлению.

Так вот.

Собственность получалась одним из видов зла.

Все говорят, и я, Толстой, говорил – «моя земля».

А получается, говорить надо: – «мы земли».

Раздел собственности как бы тиражирование зла, мнимость как бы существующих людей.

Своих детей.

Толстой раскаивался в разделе, хотя это и был типичный раздел для дворянства того времени.

Толстой глубоко раскаивался в том, что он сделал своих детей богатыми, обеспеченными людьми; как бы неверно родивши их – вторично. Введя их в жизнь во второй раз неправильно.

Тянули жребий. Всего жребиев было девять. Земельные участки оценили в 550 тысяч рублей, по очень низкой цене. Это и была основная добыча.

Сергей Львович получил 800 десятин земли при селе Никольско-Вяземское и должен был уплатить Татьяне Львовне 28 тысяч рублей, а матери в продолжение 15 лет, 55 тысяч рублей, с уплатой 4 % годовой суммы.

Татьяна Львовна получила Овсянникове в 38 тысяч рублей.

Илья Львович – Гриневку и 368 десятин имения при Никольско-Вяземском.

Лев Львович – дом в Москве. Тот дом, в котором часто жил Толстой, 394 десятины земли самарского имения и 5 тысяч рублей с выплатой в продолжение 5 лет.

Михаил, который был еще гимназистом, получил 2105 десятин в Самарском имении, но должен был уплатить 5 тысяч рублей Льву.

Андрей и Александра получили 4 тысячи десятин в Самарской губернии, а доплатить долю они должны были Татьяне Львовне.

Иван получил 370 десятин в Ясной Поляне.

Софья Андреевна должна была получить остальную часть Ясной Поляны, и они должны были заплатить еще доплату.

Эти доли добычи можно показать, сняв земли.

Происходило это 16 апреля 1891 года.

Лев Николаевич отказался от гонорара за свои вещи.

Написал «Кавказского пленника», где нет романтизма Пушкина, любимая вещь Толстого.

«Кавказский пленник» – это переход к «Хаджи-Мурату».

Это результат всех сомнений «Севастопольских рассказов».

И еще не написанного «Хаджи-Мурата».

И мы переходим к женщине.

Вопрос о вине.

Он начал вспоминать молодость.

Он ее вспоминал по-разному.

Когда Бирюков утвердительно полуспросил, что это была безалаберная жизнь, Толстой ответил – «нет».

Хотел написать о том, как мужчина спасает женщину, а написал о том, как она отказалась от этого и спасает мужчину.

И как она уходит на великую дорогу, конец которой он понимал.

Но причин недовольства рабочих он не понимал.

Он не понимал, почему они пришли к Зимнему дворцу, хотя они носят сапоги и каждый день пьют чай.

Как будто они живут лучше крестьян.

Надо было смотреть, как люди изменяются, как они идут мимо Ясной Поляны, разоряясь.

Что положение не улучшается, а ухудшается.

Этот человек был человеком большой совести и большой храбрости.

Что такое сыпной тиф, он знал по баракам Севастополя.

Он решился поехать на голод и встать перед лицом великой нужды и великого нетерпения.

В это время голод в России усилился. Неурожай пришел в тот момент, когда семья делила наследство живого Толстого.

Лев Николаевич записывает в дневнике: «Я дурно сплю, и я гадок себе до невозможности».

Поддержание жизни человека, которого прогонят через строй, который будет бит, его бьют тысячью палок, не есть благо.

Благо – это разрушение этой жизни.

Лев Николаевич совещался с другом своим Раевским.

Раевский был человеком легендарной силы. Он поднимал груженную хлебом телегу за заднюю ось.

Товарищи говорили о хлебе.

Лев Николаевич дал такую инструкцию: «Выбирайте место в середине самых голодных деревень, припасите в это место муки, отрубей, картофеля, капусты, свеклы. Кладите это в середину деревни. Готовьтесь».

Лев Николаевич дал в газете и подробное предложение о том, что надо делать, как надо заготавливать фураж для скота, потому что если умрут лошади, то голод повторится. И тогда Чехов сказал, что Лев Николаевич мог бы быть министром продовольствия, так он точно и просто думает.

Лев Николаевич, Раевский, Татьяна и многие другие ходили, проверяли, устраивали столовые. И это была трудная работа.

Богатырь Раевский умер от простуды: в голодных деревнях дров не было.

А Лев Николаевич выжил.

Но это уже другая история.

14. «Воскресение»

I

Санчо Панса если не любимый герой Толстого, во всяком случае, он вакансия главного героя.

Когда Чехов написал «Душечку», Толстой прочел эту прекрасную внеморальную повесть и сказал, что сама Душечка должна стать таким же общеизвестным героем, как Санчо Панса.