МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж) - Дзюнъитиро Танидзаки

Пройдя метров пятьдесят к северу, Тэйноскэ поднялся на железнодорожную насыпь. Поначалу никаких зловещих признаков наводнения не было заметно, только рисовые поля по обеим сторонам пути были сплошь залиты водой. Около Танабэ, когда лес уже остался позади, вода стояла только к северу от дороги, с южной же стороны всё выглядело совсем как обычно. Но по мере приближения к Мотояме на юге тоже показалась вода. Однако рельсовый путь впереди по-прежнему казался свободным и безопасным. Время от времени навстречу Тэйноскэ попадались группки юношей-гимназистов. В ответ на его расспросы они повторяли одно и то же: здесь-то ещё ничего, но вот за станцией «Мотояма» форменный потоп, там образовалось целое море.

— Мне нужно попасть к западу от женской гимназии, — сказал Тэйноскэ.

— Это совершенно исключено, — отвечали гимназисты. — Когда мы вышли из гимназии, вода всё ещё продолжала прибывать. Сейчас, наверное, даже по рельсам не пройти, всё затопило.

У станции «Мотояма» зрелище, было и в самом деле устрашающее. Чтобы немного передохнуть, Тэйноскэ решил зайти в вокзальное помещение. Улица перед станцией была уже под водой. Вода просачивалась и внутрь вокзального здания, несмотря на устроенные у входа заграждения из мешков с песком и циновок. Железнодорожные служащие и гимназисты по очереди отгоняли мётлами воду. Опасаясь, что его тоже привлекут к работе, Тэйноскэ решил здесь не задерживаться и, наскоро выкурив папиросу, под дождём снова зашагал к железнодорожному полотну.

Вода была жёлтая, мутная, совсем как в Янцзы, и временами на её поверхности виднелись сгустки какой-то тёмной кашицы, напоминающей фасолевый мармелад. Шагая по этой воде, Тэйноскэ вдруг с удивлением вспомнил, что прежде здесь был железнодорожный мост, под которым текла крохотная речушка. Теперь, превратившись в многоводную реку, она вышла из берегов и полностью затопила мост. Миновав мост, Тэйноскэ заметил, что под ногами стало опять достаточно сухо, но по обе стороны полотна высоко поднималась вода. А впереди, прямо перед ним, простиралось то самое «целое море», о котором говорили гимназисты. Слова «величественный» или «грандиозный» не очень-то вяжутся с картиной стихийного бедствия, и всё же они довольно точно передают первое впечатление Тэйноскэ от представившегося его взору зрелища — оно вселяло в него не столько ужас, сколько неизъяснимый священный трепет.

Тэйноскэ хорошо знал этот край с его полями и садами, сосновыми рощами и речушками, с разбросанными тут и там старинными крестьянскими усадьбами и европейскими домиками под красными черепичными крышами. Этот южный склон горы Рокко, отлого спускающийся к Осакскому заливу, был любимым местом его прогулок, он считал, что в окрестностях Осаки и Кобэ невозможно сыскать другой такой уголок, где дышалось бы так легко и где всё вокруг так радовало бы глаз.

Теперь здесь бушевала стихия, как в худшую пору разлива рек Янцзы или Хуанхэ. Положение усугублялось тем, что наводнение сопровождал возникший в горах оползень. Гигантские волны, набегая друг на друга, скатывались вниз и с грохотом разбивались, разбрасывая во всё стороны пену и брызги. Вода клокотала, точно в гигантском котле. Там, где вскипали волны, была уже не река, а настоящее море — тёмное, мутное, как во время летнего шторма. Железнодорожное полотно, где сейчас стоял Тэйноскэ, уходило в это мутное море наподобие пирса, то почти скрываясь под водой, то вдруг выныривая на поверхность решёткой из шпал, — почву из-под них вымыло. Тэйноскэ вдруг заметил двух маленьких крабов, копошившихся у него под ногами, — наверное, они приползли сюда в поисках спасения.

Будь Тэйноскэ один, он наверняка повернул бы назад, но у него неожиданно появились попутчики — группа гимназистов. Паника возникла часа через два после начала занятий. Уроки отменили, и юноши побежали на станцию «Окамото», с трудом преодолевая несущийся навстречу поток. Когда выяснилось, что поезда не ходят, они решили податься в Мотояму, но и там железнодорожное сообщение было прервано. Тогда они решили передохнуть на станции (именно их видел Тэйноскэ с мётлами в руках), а потом, встревоженные тем, что вода всё прибывает и прибывает, разделились на две группы: одна отправилась по железнодорожному полотну в Осаку, другая — в Кобэ.

Это были весёлые, жизнерадостные ребята. Казалось, они вовсе не задумывались об опасности и громко смеялись всякий раз, когда кто-нибудь из них оступался и соскальзывал в воду. Тэйноскэ шёл за ними следом, осторожно переступая со шпалы на шпалу в тех местах, где рельсы вздыбливались над несущейся с бешеной скоростью водой.

Вдруг сквозь шум дождя и гул потока Тэйноскэ услышал, как кто-то окликает их: «Эй! Послушайте!» Метрах в пятидесяти от них стоял застрявший посреди воды поезд. Высунувшись из окон, юноши в гимназических формах кричали своим товарищам, чтобы они остановились.

— Дальше идти опасно! В Сумиёси такое наводнение, что туда не пробраться! Идите к нам!

Тэйноскэ ничего не оставалось, как забраться в поезд вместе со своими попутчиками. Это был экспресс, направлявшийся в Кобэ. Здесь, в вагоне третьего класса, кроме гимназистов нашло себе прибежище довольно много людей. Отдельную группу составляли несколько корейских семей — как видно, оставшихся без крова. Неподалёку от них сидела болезненного вида, старушка со своей служанкой и непрерывно шептала молитвы. Какой-то мужчина, скорее всего торговец, зябко поёживался в холщовой нижней рубахе, и кальсонах в ногах у него стоял большой забрызганный грязью узел, в котором, должно быть, лежал его товар на спинке сиденья было раскинуто его мокрое кимоно и шерстяной набрюшник.

Гимназисты заметно повеселели после того, как к ним присоединились однокашники, и без умолку о чем-то болтали. Кто-то достал из кармана коробочку с леденцами и стал угощать товарищей. Другой, стащив с ног сапоги, вылил смешанную с грязью воду и принялся рассматривать свои разбухшие от воды ступни. Третий, раздевшись почти донага, выжимал насквозь промокшую форму. Несколько гимназистов стояли в проходе, как видно, не рискуя садиться в мокрой одежде. Они попеременно выглядывали из окна и каждый раз отпускали шумные реплики:

— Ой, смотрите, крыша плывёт!

— А вон там — циновка.

— Видали, сколько деревьев?

— Велосипед!

— Подумаешь, велосипед! Да вон целый автомобиль! Вот это да!

Наконец кто-то воскликнул:

— Глядите-ка, собака!

— Собака! Собака в воде!

— Надо как-нибудь помочь ей выбраться оттуда.

— Да что ты, она дохлая.

— Нет, живая, вон там, на рельсах…

Собака, по виду некрупный терьер, сотрясаясь всем своим мокрым грязным телом, забилась под поезд, чтобы укрыться от дождя. Двое или трое гимназистов выскочили из вагона и вскоре вернулись вместе с собакой. Собака отряхнулась от воды и тихонько улеглась в ногах своих спасителей, не сводя с них испуганных, полных ужаса глаз. Кто-то поднёс к её носу леденец, но она не притронулась к нему, только понюхала.

Тэйноскэ озяб. Сняв с себя мокрый плащ и пиджак, он повесил их на спинку сиденья и, сделав несколько глотков из фляжки, закурил папиросу. Время близилось к часу, но есть ему не хотелось. Он поглядел в окно. Прямо напротив, с северной стороны, виднелось здание Второй начальной школы в Мотояме из окон первого этажа, словно из ворот гигантского шлюза, хлестала мутная вода. Тэйноскэ подумал, что женская гимназия Конан находится в каких-нибудь пятидесяти метрах от поезда. В обычное время до школы Норико Тамаки он добрался бы отсюда за несколько минут…

В вагоне стало неожиданно тихо. Гимназисты умолкли и посерьёзнели. По-видимому, даже эти жизнерадостные юноши почувствовали, что сейчас не до забав. Высунувшись из окна, Тэйноскэ увидел, что железнодорожная колея, по которой они шли с гимназистами от станции «Мотояма», полностью затоплена. Поезд стоял словно на островке посреди открытого моря, но и этот островок мог в любую минуту уйти под воду, если внизу, под рельсами, грунт уже размыт…

Вода поднималась всё выше и выше, хотя пока ещё между её поверхностью и колёсами поезда оставалось не меньше полутора метров. Принесённые с гор мутные волны разбивались о насыпь, как о морской берег, взметая фонтаны брызг. Пассажиры бросились закрывать окна.

Снаружи всё бурлило, клокотало, вихрилось, пенилось.

Вдруг из соседнего вагона прибежал человек в форме почтальона, а за ним кондуктор и десятка два пассажиров.

— Прошу всех перейти в следующий вагон, — крикнул кондуктор, — передние вагоны уже в воде!

Всё тотчас повскакивали со своих мест и, хватая на ходу кто свои пожитки, кто мокрую одежду или сапоги, устремились прочь.

— Это спальный вагон, а у меня билет на сидячее место, — сказал кто-то.

— Ничего, — отвечал кондуктор. — Располагайтесь на спальных местах. Сейчас не до билетов.