Человек, который разгадал рынок. Как математик Джим Саймонс заработал на фондовом рынке 23 млрд долларов - Грегори Цукерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спустя несколько дней он написал Паттерсону записку: «Я решил как следует изучить бизнес и сделать это в стенах Morgan Stanley».
Досадно.
В 1995 году Саймонсу позвонил представитель крупной брокерской компании PaineWebber & Co, который был заинтересован в приобретении Renaissance. Наконец, спустя долгие годы напряженной работы и впечатляющей прибыли, серьезные парни с Уолл-стрит обратили внимание на новаторские методы Саймонса. Не за горами был внушительный куш.
Саймонс поручил Паттерсону провести встречу с руководителями PaineWebber, но ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что брокерская компания не питала уверенности в революционной стратегии Саймонса и не заинтересована в его именитых сотрудниках.
Поразившись тем, какие огромные комиссионные платят инвесторы за работу с Саймонсом, руководство PaineWebber хотело просто заполучить список клиентов хедж-фонда.
А когда PaineWebber прибрало бы к рукам клиентов Renaissance, то, скорее всего, распустило компанию и попыталось продать собственные услуги богатой клиентуре фонда.
Переговоры ни к чему не привели, что разочаровало некоторых сотрудников Renaissance. Известные компании по-прежнему не доверяли автоматизированной торговле; она казалась неправильной и рискованной.
«Они считали, что алгоритмы – это просто какая-то бессмыслица», – допускает Паттерсон.
Medallion продолжал вести победную серию. Он приносил большие прибыли, торгуя фьючерсными контрактами, и управлял 600 миллионами долларов, но Саймонс был убежден, что хедж-фонд находится в трудном положении. Компьютерные модели Лауфера, которые с удивительной точностью определяли влияние фонда на рынок, констатировали, что доходы Medallion сократятся, если в его управлении появится гораздо больше денег. Некоторые сырьевые рынки, например зерна, были слишком малы, чтобы фонд проводил дополнительные операции купли-продажи и при этом не способствовал повышению волатильности цен. Кроме того, существовали определенные ограничения касательно того, какой объем операций Medallion может провести на более крупных рынках – облигационных и валютных.
Появились слухи, что у Medallion нюх на выгодные ставки, и сомнительные трейдеры пользовались этим. Во время визита в Чикаго сотрудник фонда увидел, как кто-то стоял над площадкой, где торговали фьючерсами на евродоллар, и наблюдал за торговыми операциями Medallion. Шпион посылал сигналы рукой всякий раз, когда Medallion что-то покупал или продавал, позволяя противнику вступать в дело, прежде чем фонд Саймонса успевал предпринять какие-либо действия, в результате чего Medallion получал меньшую прибыль. У других конкурентов при себе были карточки с указанием примерных временных промежутков, когда Medallion проводит сделки. Некоторые из игроков на торговой площадке даже придумали прозвище для команды Саймонса: «шейхи», что отражало их успех на некоторых рынках сырьевых товаров. Renaissance перестроил свою работу так, чтобы она была максимально секретной и непредсказуемой, это был очередной показатель того, что компания начинала перерастать различные финансовые рынки.
Саймонс беспокоился, что его сигналы становились слабее, поскольку конкуренты стали применять аналогичные стратегии.
«В системе всегда появляется утечка информации, – признался Саймонс во время своего первого интервью журналистам. – Мы должны всегда быть на шаг впереди». (2)
Некоторые сотрудники фонда не видели в этом большой проблемы. Конечно, финансовые ограничения означали, что Medallion никогда не станет крупнейшим или величайшим хедж-фондом в мире, ну и что? Даже если бы они сохранили текущий размер фонда, то они все равно стали бы невероятно богатыми и успешными.
«Почему мы не оставим его на уровне 600 миллионов долларов?» – поинтересовался Штраус у Саймонса. Если дела будут идти как сейчас, Medallion мог бы получать годовую прибыль около 200 миллионов долларов, что вполне устроило бы сотрудников.
«Нет, – ответил Саймонс, – мы можем заработать больше».
Саймонс настоял на необходимости найти способ расширить фонд, что некоторым из его коллег пришлось не по душе.
«Императорам нужны империи», – раздосадованно говорил один из сотрудников другому.
Роберт Фрей, бывший количественный аналитик Morgan Stanley, трудившийся теперь в Kepler, другой компании по торговле акциями, финансируемой Саймонсом, менее жестко интерпретировал упрямое стремление Саймонса расширить Medallion. По его словам, Саймонс был полон решимости достичь чего-то особенного, возможно, даже стать пионером нового подхода к трейдингу.
«Чего по-настоящему хотел Джим, так это иметь какое-то значение, – говорит Фрей. – Он хотел, чтобы его жизнь не прошла бесследно… Если он принял решение основать фонд, то этот фонд должен был стать лучшим».
У Фрея также была альтернативная версия того, почему Саймонс так настойчиво стремился к расширению фонда.
«Джим видел в этом свой шанс стать миллиардером», – заключает Фрей.
Долгое время Саймонс был движим двумя неизменными мотивами: доказать, что он способен решать серьезные задачи, и зарабатывать уйму денег. Друзья никогда не могли понять до конца его вечную потребность постоянно приумножать свое богатство.
Только один способ мог помочь Саймонсу расширить Medallion без ущерба для прибыли: увеличить инвестиции в акции.
Так как фондовые рынки обширны и не представляют сложности с точки зрения торговли, даже внушительные масштабы фонда не скажутся на прибыли.
Загвоздка заключалась в том, что Саймонс и его коллеги уже много лет никак не могли выяснить, каким образом можно зарабатывать деньги на фондовом рынке. Фрей все еще работал над торговыми стратегиями в Kepler, но результаты оставляли желать лучшего, что только усугубляло положение Саймонса.
В надежде сохранить показатели фонда на должном уровне и увеличить эффективность работы Саймонс принял решение контролировать всю свою деятельность на Лонг-Айленде, вырвав с привычного места десять своих давних сотрудников из Северной Калифорнии, в том числе Сандора Штрауса, чей сын учился в старших классах и не хотел уезжать. Штраус сказал, что не собирается переезжать на Лонг-Айленд и недоволен тем, что Джеймс вынуждает своих коллег из Калифорнии менять устоявшийся образ жизни. Штраус управлял торговыми операциями и был последним, кто остался от первоначального состава компании и являлся также ключевым элементом ее успеха. Штраус владел долей в Renaissance и потребовал провести голосование среди акционеров по поводу передислокации. Штраус оказался в меньшинстве, что расстроило его еще сильнее.
В 1996 году Штраус продал свою долю в Renaissance и покинул компанию, что стало новым ударом для Саймонса. Позже Саймонс заставит Штрауса и других бывших сотрудников забрать свои деньги из Medallion. Штраус мог потребовать к себе особого отношения, что позволило бы ему держать средства в фонде на неопределенный срок, однако он предполагал, что будет просто инвестировать в другие фонды, которые предоставляют аналогичные возможности.
«Я думал, мы были далеко не единственными, – говорит Штраус. – Если бы я считал, что у нас есть какая-то секретная формула успеха, я сделал бы все возможное, чтобы и дальше инвестировать в Medallion».
Пока Саймонс и его