Замужество мисс Монктон - Хелен Диксон

— Чего доброго, вы это и вправду сделаете, и я воздаю должное вашей отваге. Безусловно, вы женщина очень храбрая и абсолютно безрассудная.

— Какое великодушие! Мне понимать это как комплимент или, как упрек?

— И то и другое. Я уважаю вашу преданность кузине и упрекаю вас за глупую опрометчивость, с которой вы готовы ввязаться в опасное дело.

— Так вы поможете мне, Чарльз? Я буду вам чрезвычайно благодарна.

— Естественно.

Чарльз отвернулся и погрузился в серьезные размышления относительно бедственного положения Констанс, которая рискует оказаться растерзанной чернью, в случае если ее выдадут. Собравшись с мыслями, он ответил:

— Будет лучше, если вы предоставите все это дело на мое усмотрение. Очень жаль, что Констанс больна, но хорошо, что она находится в окрестностях Кале. Мне будет легче найти ее там, потому что я хорошо знаю город и близлежащие деревни.

— Когда вы поедете?

— Я уеду в Дувр рано утром.

— А каким образом?

— Верхом, это будет быстрее, чем в экипаже. А что?

— Просто… я подумала, что могла бы поехать с вами и ждать в Дувре, пока вы будете переправляться в Кале и обратно.

— Нет, Мария, ни в коем случае! — отрезал он. Больше мы с вами не будем ездить вместе. Вы можете ожидать нас здесь… Хотя, если подумать, будет разумнее, если вы вернетесь в Грейвли.

Он озабоченно взъерошил волосы, и одна прядь упала ему на лоб. Марии хотелось подойти к нему, поправить волосы, погладить его по щеке и сказать, как она признательна ему за заботу, за помощь, за его благородство. С тех пор, как благодаря ему она покинула ставший опасным приют в замке Феро, он всегда был рядом, готовый оказать ей любую помощь. Он будет для Констанс сильным и надежным спутником, внушающим спокойствие своей улыбкой и постоянным присутствием духа.

Только теперь Мария почувствовала, что еле держится на ногах от усталости.

— Мне неприятно навязываться вам, но, признаться, уезжая из дома, я не подумала, где остановлюсь.

Чарльз заметил, как она сникла, и готов был подойти к ней, утешить ее, сказать, что он сделает все, что от него зависит. Но как он мог это сделать после того, что между ними произошло? С каменным лицом он вышел и попросил Деннинга приготовить комнаты для нее и Руби.

— Вы выглядите очень уставшей, — сказал он, вернувшись. — Путешествие утомило вас. Вам принесут в комнату ужин, а затем советую вам лечь отдохнуть. Завтра вам придется возвратиться в Грейвли. Ждите меня там.

— Но Деннинг сказал, что леди Осборн нет дома.

— Ничего не поделаешь. Вас смущает, что вы будете одна в доме со мной?

Она устало покачала головой:

— Пусть люди говорят, что хотят. Дело слишком серьезное, чтобы заботиться о приличиях. А мой кучер?

— О нем позаботятся.

— Благодарю вас, Чарльз. Я… я этого не заслуживаю.

— Да уж. Но ведь вашей кузине необходима помощь. Сами вы ехать в Кале не можете, так что придется мне туда добираться.

Он казался спокойным и невозмутимым, но Мария видела, что это стоит ему усилий. С тяжелым сердцем она поняла, что он предпочел бы не иметь с нею ничего общего, если бы не горячее сочувствие к отчаянному положению бедняжки Констанс и великодушное желание оказать ей помощь. И вот он готов отправиться во Францию на ее спасение, как когда-то спас Марию.

Мария лежала в той же комнате, которую занимала прежде в доме Осборнов, но тревога и волнение не давали ей уснуть. Около полуночи она устала бороться с бессонницей и стала расхаживать по спальне. Голова ее была занята грустными и безнадежными мыслями.

В коридоре послышались тихие, осторожные шаги, и она застыла на месте. Это был Чарльз, который направлялся к себе и остановился, увидев под дверью свет и мелькающую тень, означавшую, что Мария не спит.

Услышав деликатный стук в дверь, Мария замерла. Стук повторился. Тогда она накинула пеньюар и, открыв дверь, увидела Чарльза.

— Чарльз!

— Я увидел свет под вашей дверью. Не можете уснуть?

— Вам не следовало приходить… Впрочем, да, никак не могу успокоиться. — Она слабо улыбнулась и рассеянно заправила за ухо прядку волос. — Ничего не могу поделать. Все время думаю о Констанс, ужасно тревожусь за нее.

— Не возражаете против моего общества?

— То есть вы хотите войти?

— Если вы не против. То, что между нами было — совместное путешествие по Франции, моменты нашей близости, — не должно сделать нас сейчас врагами, не так ли?

— Нет, конечно. Но… когда вы… когда мы… — Она покраснела, вспомнив их поцелуй. — Ведь это был просто легкий флирт, правда, Чарльз?

Он с насмешкой и вызовом смотрел на нее:

— А вы в этом уверены, Мария? Мне это вспоминается несколько иначе. Думаю, вы просто стараетесь убедить себя, что это было именно так. — Он остановил выразительный взгляд на ее губах. — По-моему, у вас со мной было нечто большее, чем легкий флирт.

Мария еще больше покраснела и ужасно разволновалась; он с затаенным восторгом смотрел на ее тонкое красивое лицо в обрамлении густых черных волос — воплощение образа хрупкой невинности. Они были олицетворением двух противоположностей — робкой беззащитности и уверенной силы. Этот контраст когда-то сблизил их, а теперь — разделял.

— Все равно нет причин, чтобы мы не были дружелюбными, — сказала она.

— Вообще-то легкомысленные отношения не приводят к дуэли.

— Да, и мне очень жаль, что Генри вас ранил.

— Забудьте об этом.

Не дожидаясь ее ответа, он вошел и тихо притворил за собой дверь. Подойдя к ней, он тепло улыбнулся.

— Кажется, Мария, я припоминаю, что мы с вами уже были однажды в такой же ситуации, как сейчас — когда вам приходилось играть роль моей жены, помните?

Мария отчаянно смутилась. Он стоял перед нею без камзола и шейного платка, с растрепанными темными волосами, на его красивом мужественном лице лежала печать врожденного благородства, мускулистое сильное тело дышало энергией, и ей подумалось: он такой же мощный и неуязвимый, как утесы в Дувре.

— Я этого никогда не забуду. Еще я помню, как я боялась… Боялась, что мы не доберемся до Кале.

Он засмеялся:

— Боялись? Вы? А я помню, как некая красивая молодая женщина кинулась меня защищать и храбро встала лицом к лицу с разъяренной толпой, готовой растерзать ее, если бы она не догадалась разрисовать свое лицо красными пятнами, выдавая их за следы оспы.

— Это была не храбрость, а отчаяние. Зато я помню, как вы набросились на меня за то, что я ослушалась вашего приказа и вышла из кареты, что мне захотелось убежать от вас и прямо пешком идти в Кале.

— И я совершенно уверен, что вам это удалось бы, хотя вряд ли снисходительно отнесся бы к вашей идее лишить меня своего очаровательного общества… — Чарльз медленно расхаживал по комнате. — Да, Мария! Расскажите, как вам живется в Грейвли? Вы застали там все таким, как помните?