Вор времени - Терри Пратчетт

— Ха! Да. Ты нас не подбросишь? Это очень важно.

— Ты и плавучий мальчишка?

Пятно серого воздуха на краю поляны вдруг стало запыхавшимся Лобсангом. Он выронил из руки толстую ветку.

— Мальчишку зовут Лобсанг. Я его учитель, — объяснил Лю-Цзе.

— Похоже, тебе придется поторопиться. Иначе у тебя кончатся вещи, которых он не знает, — сказал йети. — Ха. Ха.

— Метельщик, ты… — воскликнул подбежавший Лобсанг.

Лю-Цзе приложил палец к губам.

— Только не в присутствии наших падших друзей, — промолвил он. — Полагаю, после сегодняшнего Первое Правило будет пользоваться куда большим уважением в этой местности.

— Но ведь это же я…

— Нам пора. — Взмахом руки Лю-Цзе заставил его замолчать. — Надеюсь, у нас получится вздремнуть на руках у нашего друга.

Лобсанг поднял взгляд на йети, потом посмотрел на Лю-Цзе. Потом — снова на йети. Он действительно был высоким. Немного напоминал троллей, которых ему приходилось встречать в городе, разве что тонко раскатанных. Йети вдвое превосходил его по росту, в основном благодаря тощим рукам и ногам. Туловище представляло собой клубок шерсти, а ступни действительно были огромными.

— Если он мог выбраться из капкана в любой момент… — начал было Лобсанг.

— Ты ученик, не так ли? — перебил его Лю-Цзе. — А я учитель? Уверен, я где-то это записывал…

— Но ты обещал никогда не отвечать этими своими всезнайными…

— Не забывай Правило Номер Один! Да, возьми один меч. Он скоро понадобится. Ну что ж, ваша честь…

Йети осторожно поднял их, положил себе под мышки и зашагал сквозь заросли и снег.

— Уютно, правда? — через некоторое время спросил Лю-Цзе. — Шерсть у них из камня, но чувствуешь себя в ней очень удобно.

Ответа со стороны другой подмышки не последовало.

— Некоторое время я жил среди йети, — продолжал Лю-Цзе. — Поразительные существа. Многому меня научили. Получил очень ценные знания. Ибо написано: «Век живи, век учись».

Все та же тишина в ответ. Но на сей раз умышленно мрачная.

— Если б меня в твоем возрасте таскал на руках самый настоящий йети, я бы счел себя весьма счастливым отроком. Многие жители долины никогда не видели ни одного из них. Кстати, в наше время они редко приближаются к поселениям. Особенно после того, как разнесся этот дурацкий слух об их ступнях.

У Лю-Цзе вдруг начинало складываться впечатление, что он участвует в диалоге один.

— Ничего не хочешь сказать? — спросил он.

— Собственно говоря, хочу, — отозвался Лобсанг. — Мне пришлось выполнить всю работу одному! Ну а ты ничегошеньки не собирался делать!

— Я позаботился о том, чтобы все внимание было обращено на меня, — возразил Лю-Цзе.

— Зачем?

— Чтобы они не обращали его на тебя. Я был в тебе совершенно уверен. Хороший учитель всегда даст ученику продемонстрировать свое мастерство.

— Слушай, а если бы меня не было рядом? Как бы ты расхлебывал всю эту кашу?

— Какой-нибудь очень большой ложкой, — ответил Лю-Цзе.

— Что-что?

— Полагаю, придумал бы способ использовать их глупость против них самих, — пожал плечами Лю-Цзе. — Обычно так и происходит. А что, какие-то проблемы?

— Я просто… думал… просто подумал, ты меня будешь чему-нибудь учить…

— Я постоянно учу тебя чему-нибудь, — заверил Лю-Цзе. — Или это ты не учишься?

— О, понятно, — фыркнул Лобсанг. — Очень самоуверенно. Кстати, может, попытаешься рассказать мне об этом йети? И хотя бы намекнешь, зачем ты заставил меня взять меч?

— Тебе понадобится меч, чтобы ближе познакомиться с йети, — ответил Лю-Цзе.

— Каким образом?

— Через несколько минут мы найдем удобное место для стоянки, и ты сможешь отрубить ему голову. Ты ведь не возражаешь, а, господин?

— Нйе-е-ет, не возражать, — откликнулся йети.

Во Втором Свитке Когда Вечно Изумленного содержится история о том, как однажды ученик Удурок, пребывая в мятежном настроении, подошел к Когду и произнес следующее:

— Учитель, в чем состоит разница между гуманистической, то бишь монастической системой веры, в которой истина ищется при помощи очевидно абсурдной системы вопросов и ответов, и кучей мистической чепухи, придуманной экспромтом?

Когд задумался на некоторое время, а потом воскликнул:

— В рыбе?!

И ушел Удурок вполне довольным.

Кодекс Игорей был весьма строг.

Никогда Не Возражать. В обязанности Игоря не входило лезть под руку со всякими умными фразами типа: «Нет, герр мафтер, это артерия». Хозяин всегда прав.

Никогда Не Жаловаться. Со стороны Игоря такие фразы, как «Но это же в тыфяче миль отфюда!», были абсолютно недопустимы.

Никогда Не Язвить. Игорь даже в мыслях не мог произнести что-нибудь вроде: «Ефли б я так хохотайт, я бы на вфякий флучай повидайт доктор».

И Никогда, Никогда Не Задавать Вопросов. Конечно, под этим имелись в виду ВАЖНЫЕ вопросы. Вопрос «Не хотейт ли герр мафтер чашку чая?» задавать было можно, а вопрос «Зачем герру мафтеру целая фотня девфтвениц?» или «Где же мне ифкайт в это время футок человечефкий мозг?» — нет. Игори предоставляли надежный, верный сервис и не задавали лишних вопросов. Улыбка, разумеется, бесплатно. По крайней мере, кривая ухмылка. Как минимум шрам на должном месте[12].

Поэтому Игорь беспокоился все больше и больше. Все шло неправильно, а уж когда Игорь говорит о неправильности, это повод для громадного беспокойства. Самая большая сложность состояла в том, чтобы донести все это до Джереми, не нарушив Кодекса. Игорь чувствовал себя крайне неудобно, сталкиваясь с такой явной, абсолютной разумностью. И все же он попытался.

— Ее фветлофть фнова будет заглядывайт к нам фегодня утром, — сказал он, наблюдая вместе со своим хозяином, как очередной кристалл наливается светом.

«И я знаю, что ты это знаешь, — добавил он про себя. — Потому что ты уложил свои волосы мылом и надел чистую рубашку».

— Да, — кивнул Джереми. — Жаль, с прошлого раза мы не многого достигли. Но сейчас я уверен: мы совсем рядом!

— Йа, и это зер-зер фтранно.

— Странно, говоришь?

— Меня можно называйт дураком, фэр, но вфякий раз, когда ее фветлофть заглядывайт нашу обитель, мы фтоим фамый порог уфпеха. А как только она уходийт, мы фразу пытайт новые труднофти.

— На что ты намекаешь, Игорь?

— Йа, фэр? Йа не отнофийт фебя к людям, которые намекают, фэр. Но в прошлый раз трещина пролегайт по делителю…

— Я же тебе говорил! Я считаю, это все из-за межизмерительной нестабильности!