Чужестранец - Алексей Семенов

— Да, случились тут, — уклончиво отвечал Мирко. Ахти только плечами пожал: дескать, мне то же сказали, за что купил, за то продаю.

— Брешут, — отсмеявшись, повторил Йорма. — Он еще весной и нас упредил, и весь род. Иное дело, что некоторые никак в толк взять не могли, зачем ему на север непременно понадобилось. Только большак наш, дед Рейо, так сказал: пусть идет, а чтобы хоть на лен да на обмолот в те края поспеть, нужно ему как раз после общинной уборки уходить. А перед сходом, так Рейо Лахтинен сказывал, я сам оправдаюсь, тем более что общинное поле вместе с Антеро уберут. А так все честь честью, длинным языкам не больно верь, мне лучше знать. Так, жена?

— Так, Йорма, — подтвердила Кюлликки.

— Что же, благодарствуй, Йорма Тойвович, за то, что мне, чужаку, поверил да еще смуту с души прочь изгнал. Одно еще хочу знать: точно ли он со всеми как следует простился, не забыл ли, не обидел ли кого. Я про…

— Знаю, — вздохнул Йорма. — Это про Хилку ты. Тут я Антеро не судья. Одно могу сказать: сватов к Суолайненам мы не слали, дитя Хилка от Антеро под сердцем не носит. А дальше что станется: забудет его Хилка или вернется за ней сын — не скажу, не знаю.

— Я теперь скажу, — взяла, наконец, слово мать. Голос ее звучал молодо, по-девичьи. — Раньше у нас как было: росла девушка, учили ее всему, кормили, присматривали. Может, и не шибко строго — под замком-то всяко не держали, погулять можно было. И гуляли. Только как пора подходила, сказывали: за того замуж пойдешь, кого назначат, никто и не спрашивал, чего да кого девице самой надо. Конечно, горя дочке тоже никто не хотел. Если любый ее роду годился, все по-людски делалось. А бывало, что и не сходилось. Меня вот никто не спрашивал, хочу я за Йорму идти нет ли. Я тогда вообще ни за кого не хотела, боялась жизни. Зато ныне счастлива. Теперь то же, только перевернули все с ног на голову. Честь родовую строго блюдут — напоказ. Хочет девица на гулянье пойти — изволь. Приходит домой под утро — ее корят: зачем с тем да с тем гуляла, негодная. Нешто не знают, зачем молодые на гулянья ходят? А ежели незамужняя непраздной ходит? Раньше бы носа не воротили, да и женихи бы нашлись. Да что ходить далеко — у Нежданы, матери Хилки, почитай, то же случилось. Теперь иное: каждый хает, а более всего тот, от кого чадо. То ж с замужеством: не о молодых думают — о приданном да о выводном. Как такое случилось, когда — никто не понимает. А люди уж изменились, не вернешь. Вот и Хилке с Антеро не повезло. Здесь бы им вместе быть не дали. А стали бы таиться — того хуже бы вышло, сходом дело бы закончили, и ни Рейо Лахтинен не выручил бы, ни колдун, ни кудесник. Да и Хилка девушка не простая: сегодня кваса жбан в дорогу Антеро принесет, назавтра скажет, уходи, мол, не заскучаю. Это все известно, у молодых так должно быть. А вот в колодец зачем сигать, это мне непонятно: одно допускаю — дома с отчимом или с матерью крепко повздорила. Мы-то ее с того утра и не видели, не пускают ее к нам. Ты, Мирко Вилкович, правильно сделал, что ей первой все рассказал. И в том, что Антеро пока без нее ушел, беды не вижу. Если по сердцу они друг другу, две недели пути им помехой не станут.

Кюлликки остановилась, а потом продолжила:

— Меня другое заботит: Йорма тут храбрится, что сход ему не указ. Ой ли, муж мой дорогой! Со всем селом вздорить — добра не будет. Ахти умен оказался, как чуял, не стал своими руками чужой стыд укрывать, пусть и не совсем чужой, а дядин. Только сход иначе порешит. Скажут: опять надо за Антеро охотников снарядить. И тебя, Мирко, на сход позовут, ответ держать. И что тебе там говорить, правду ли, нет, — не угадаешь.

— А я еще не все ведь сказал, — отвечал Мирко. — Мы ведь с Ахти об этом тоже кумекали.

— И что же? — спросил благодушно Йорма.

— Дело нелегкое предстоит, — начал мякша, стараясь тщательнее подбирать слова, чтобы не задеть самолюбия отца Антеро и не огорчить его рассудительную, добрую мать. — Мы и так, и этак примерялись. Надо же, чтобы и вас в покое оставили, и Антеро, и Хилку, и Ахти. А как? Придумали. Правду сказать, мне это все не по сердцу, но ничего другого в голову не приходит.

Так вот: придется мне пред сходом вашим неправду говорить, да и не просто обманную, а настоящую ложь, и во лжи той клясться, ежели потребуют. Сказать я должен: мол, нет более на свете человека такого, Антеро Суолайнена, сына Йормы, сына Тойво, — сгинул он на моих глазах в трясине, когда, по обыкновению своему, по кочкам прыгал. А я будто видеть — видел, а спасти не смог, потому как далеко было, а веревки долгой под рукой не было. Только и успел он, что крикнуть, кого про смерть свою оповестить, да бусину эту мне под ноги кинуть. Знаю, худо поступаю, но не знаю, как иначе всем помочь.

Кюлликки слушала его молча, подперев щеку рукой и смотрела печально то на мякшу, то на Ахти. Йорма же, по мере того как Мирко говорил, все больше и больше серьезнел. После того как парень закончил, он еще помолчал немного, затем ответил, выговаривая каждое слово, будто топором набело работал:

— Ты, Мирко Вилкович, вижу, и вправду крепко думал. И совестишься ты зря — я хоть и старше тебя годами, а вряд ли что умнее выдумаю. Говорят, из рода ушел — будто умер. Про Антеро того не скажешь, несправедливо будет. Только вот из общины он точно ушел. А коли так, выходит, для рода он жив, и род про то знает, а для остальных умер, и их про то известят. — Он задумался опять. — На словах все складно выходит, да человек ведь так устроен, что любую ложь свою за правду выдает, а любое худо — за доброе дело. С дедом Рейо бы посоветоваться, да поздно, не успеем. Скоро на сход будут звать — шила в мешке не утаишь, про Ахти уж вся деревня знает, что воротился… Ладно, говори то, что совесть подскажет, Мирко Вилкович, не малец уж. Ни я тебе не судья, ни сын мой. Что скажешь, мать? — обратился он к жене.

— Что тут скажешь, — не отнимая руки от лица, мягко ответила она. — Оно, конечно, не по правде будет. А кто сейчас по правде живет? Хозяин небесный, он все видит. Коли правы — помилует, неправы — накажет, чтобы впредь неповадно было… Хилке сказывали, добры молодцы?

— Да, — заговорил не проронивший до сих пор ни слова Ахти. — Она согласна. А еще мы так решили: если через год Антеро домой не вернется и у нее самой охота не пройдет его искать, уйдет она туда, куда и он подался. Мирко сказывал, в мякищенских краях народу не много, а уж каждого нового человека и подавно помнить будут. И я с ней пойду, сопроводить.

— Ишь, хитрецы, — грустно глядя на него, улыбнулась женщина. И тут Мирко понял: ей давно известно — да и не ей одной, — что для Ахти Хилка не просто подружка и не просто двуродная сестра. Она видела все, но при Ахти не выдавала этого. И, должно быть, один только Ахти не подозревал о том, что тайна его — и не тайна вовсе.