Искатели странного - Анатолий Андреев

Гарднер бросил окурок на ковер и с омерзением следил, как тот аж прямо волнами пошел, силясь заглотить его, и все-таки заглотил. Потом Гарднер позвонил заместителю начальника Управления связи космофлота и договорился о встрече. Не хотел он ничего говорить по видеофону. Сам раньше посмеивался надо всяческой таинственностью и секретностью, а вот сейчас почему-то и у него появились такие позывы, и он не стал с ними бороться.

Глава 2

За обшивкой опять тоненько засвиристело, и Вера вспомнила, что еще вчера собиралась сказать об этом механику.

Стрекот был прерывистым. Он напоминал песенку сверчка, но сверчка здесь быть никак не могло. Ближайший сверчок находился в трехстах световых годах — если считать от точки входа в гиперпространетво.

Сверчок смолк так же неожиданно, как и запел. Вера с. интересом взглянула на фибролитовые панели облицовки — в прошлый раз звучало вроде бы не отсюда, а ближе к углу каюты. Чтобы не забыть, Вера поставила фломастером крестик на тыльной стороне руки. Над ее системой запоминания посмеивались, советовали записывать в блок-универсал или в компьютер. Вера отмалчивалась; она переняла эту систему от бабушки, та — от своей. Несмотря на постоянные пометки на руках, узелки на носовых платках и лязгающие в карманах шайбочки, Вера то и дело что-нибудь забывала. Утешалась она тем, что при компьютерной системе забывала бы ничуть не меньше — убедилась на опыте.

Время близилось к семнадцати. Люминесцентные панели чуть притухли и изменили цвет. Если отвернуться и полуприкрыть глаза, можно легко вызвать иллюзию морозного декабрьского вечера — с ранними розоватыми сумерками и игольчатыми полупрозрачными узорами на окнах.

Вера посидела, отвернувшись от световой панели, но иллюзия не приходила. Вроде и каюта освещена как положено — пепельным, словно процеженным сквозь зимнее окно светом, — вроде и расслабилась Вера, внушив себе тепло и тяжесть в ногах, но чувствовала спиной, затылком, всем телом неживой электрический свет… Никак она не могла сегодня уговорить себя, что сзади не стена каюты, а полускрытое занавесками окно, выходящее в ранний зимний закат…

К обеду она переоделась. Не для того, чтобы стать привлекательнее, не по привычке, чтобы соблюсти ритуал, а просто чтобы чем-то занять себя, дать выход снедавшему ее беспокойству. Уже одетая, она остановилась было посреди каюты в серебристом грустном свете, бессильно опустив руки, но тут же вскинулась, подгоняемая непонятной, неизвестно откуда взявшейся тоской и ощущением, что безвозвратно теряет время. Она чуть не вскрикнула, заметалась бесцельно, охваченная жаждой деятельности, по каюте и с трудом взяла себя в руки. Было рано, но дольше оставаться здесь стало невмоготу, и она направилась к выходу. У зеркала она задержалась. Равнодушное стекло холодно отразило ее. Ничто не говорило о том, что худенькая женщина в черном облегающем свитере и синей широкой юбке места себе не находит от темного глухого предчувствия. Вера поправила прическу, приблизила лицо к зеркалу. «И вовсе не худая, — сказала она себе, чуть успокаиваясь. — Это все свитер. Он черный…»

В коридорах к вечеру стало оживленно. Сухогруз «Академик Лисицын» не был рассчитан на такое количество пассажиров. Пришлось взять сто двадцать человек с Паэпете, четвертой планеты звезды Ван-Страатена. Там вспыхнула эпидемия, поэтому экспедицию пришлось эвакуировать — с недовольством, шумом и скандалами. С вещами было проще всего, а вот под жилье пришлось приспосабливать трюм. Счастье еще, что в экспедиции почти не было женщин, Им уступили свои каюты члены экипажа. Вера тоже порывалась было отдать каюту, но ее и слушать не захотели: гостью выселять нельзя.

Она и в самом деле чувствовала себя не то пассажиркой, не то гостьей — одним словом, отпускница. С этим отпуском глупо как-то, по-дурацки получилось. Она летела на Таловую транзитом через Бартат. На Бартате к ее грузовозу придрался технический контроль, и корабль раньше времени ушел на профилактику. В порту уже околачивалось несколько экипажей, ожидавших перекомплектации, так что были все шансы застрять тут надолго. К счастью, Вере подошел срок отправляться на переподготовку, так что она со спокойной совестью взяла причитающийся ей отпуск и вылетела на Землю. Команда «Лисицына» приняла ее хорошо. Сказалось и традиционное флотское гостеприимство, и то, что она была чуть ли не единственной на космофлоте женщиной-пилотом, да еще первого класса. Радисток было сколько угодно, были штурманы, механики и программистки, а вот космонавигаторов не было. Вдобавок она была хороша собой, знала это, принимала как объективную реальность и не видела в том никакой своей заслуги. Конечно, у экипажа появилась возможность проявить всю свою галантность, и нельзя сказать, чтобы это было Вере неприятно. Она принимала знаки внимания как должное, и никто не подозревал, что она не полетела сразу в Центр переподготовки, а воспользовалась правом на отпуск еще и потому, что надеялась увидеть на Земле Беккера.

Раньше все было просто: извечный любовный треугольник. Беккер любит жену, жена любит Беккера, Вера тоже любит Беккера. Им троим все было известно друг о друге; радоваться тут было нечему и изменить ничего невозможно, ведь сердцу не прикажешь. Вера ни на Что не претендовала и не надеялась, разве только втайне от самой себя. Она бывала у Беккеров всякий раз, как оказывалась на Земле, и если сам он об эту пору случался в командировке, тихо радовалась этому. Они мирно болтали с женой Беккера Людмилой, потом Людмила кормила Веру — она жалела ее за кочевую жизнь, — поила чаем с вареньем из самых неожиданных вещей: одуванчиков, розовых лепестков, огурцов…

Все поломалось лет пятнадцать назад, когда Людмила нелепо, трагически погибла. Помимо обычных для такой житейской ситуации горечи и сострадания, Веру придавило и уже не отпускало чувство вины. Она словно слышала чей-то чужой, злой и ехидный голос: «Что, дождалась?» Она глушила в себе это чувство, понимала, что оно глупо, но поделать с собой ничего не могла. Это было тем более страшно, что Беккера она любила по-прежнему, изо всех сил старалась поддерживать прежние отношения и надеялась, что Беккер не замечает, что с ней происходит. И лишь в последние несколько месяцев Вера почувствовала, что все наконец-то осталось в прошлом…

Вера едва успевала отвечать на приветствия. Эвакуированные привнесли с собой атмосферу небольшого провинциального городка, где все коротко знают друг друга и церемонно раскланиваются при встречах с немногими чужаками. Вера почувствовала себя таким чужаком. Немного очумев, она огляделась и шмыгнула в дверь с табличкой «Не входить!». В служебном коридоре оказалось тихо, и Вера возликовала. Свернув на ближайшем пересечении направо, она буквально наткнулась на механика.