Берег варваров - Норман Мейлер

Она проводила меня в гостиную и рухнула в кресло.

— Нет, мне с этим никогда не разобраться.

— Да что же, в конце концов, случилось?

— Посмотри вокруг. — С наигранным отвращением на лице она величавым жестом обвела рукой комнату. Привычный порядок в помещении действительно был нарушен. По всему полу были в беспорядке расставлены и разложены как минимум два десятка коробок и свертков самых разных форм и размеров. Многие из них были открыты или же, наоборот, еще не запакованы, и их содержимое частично предстало моим глазам. Оглядев комнату, я успел заметить два дамских халата — черный и розовый, пару изящных перчаток, демисезонное пальто, два абажура — настолько разные по стилю, что ни в одном гостиничном холле их бы не поставили вместе. Кроме этого, я заметил пару туфель, пятикилограммовую консервную банку с ветчиной, корсет с подвязками для чуток, свитер, штопор с серебряной рукояткой, какую-то брошку, гавайский шарф, картину маслом, изображавшую очередную «Весну в горах», и какой-то небольшой трехтомничек в переплете, выдержанном в пастельных тонах. Какие именно это были книги, мне осталось неизвестно, но готов поклясться, что большинство людей назвали бы их если не порнографическими, то уж по крайней мере вызывающе откровенными. Помимо всего перечисленного, по комнате были разбросаны и другие вещи. Причем предназначение и названия некоторых из них оставались для меня загадкой. В целом это сочетание открытых и закрытых коробок, белой упаковочной ткани и коричневой оберточной бумаги, ленточек и ароматов навеяло мне образ гримерной какого-нибудь женского хора или танцевальной труппы. Еще немного, и обнаженные руки и ноги, неприкрытые животы и едва прикрытые груди начали бы мне мерещиться тут и там, порожденные игрой светотени и пеленой сигаретного дыма.

— Гиневра, — обратился я к собеседнице после некоторой паузы, — что ты собираешься делать со всем этим?

— Сама не знаю, — не то произнесла, не то простонала она. — Господи, во что я ввязалась.

С этими словами она, словно для того чтобы дать мне понять всю неимоверную тяжесть своего положения, запустила руки в коробку, стоявшую у ее ног, и, выудив из ее недр отрез дешевого набивного ситца, раскатала ткань на столе между нами. Со страдальческой гримасой на лице она выдохнула:

— А вот это? Зачем я, спрашивается, купила эту дрянь? Нет-нет, ты посмотри, он же тонкий — насквозь просвечивает. Чертова продавщица, я ведь чувствовала, что она мне это барахло просто впаривает.

— Интересно, как ты собираешься рассчитываться за все эти покупки? Тут никаких денег не хватит.

Гиневра посмотрела на меня с самым невинным видом.

— А я и не собираюсь покупать все это. Большую часть вещей я верну, а оставлю себе только то, что мне действительно очень нужно или просто понравилось.

Наклонившись ко мне поближе, она добавила:

— Вот только знать бы еще, что оставить. Если честно, никак не могу выбрать.

Я откровенно расхохотался:

— Гиневра, если уж ты заранее знала, что большую часть этого барахла все равно придется возвращать, зачем, спрашивается, было покупать и тащить его домой?

Она посмотрела на меня так, словно в моих словах не было не то что логики, но даже и капли здравого смысла.

— Да при чем тут это? Нет, Ловетт, ты не женщина, и тебе меня никогда не понять.

— И все-таки… Ты, когда скупала всю эту., скажем так, коллекцию, уже знала, что будешь возвращать большую часть, или всерьез думала, что сможешь рассчитаться за все это добро?

Гиневра задумалась над моими словами — с явной, надо сказать, неохотой. Скорее всего, никогда раньше она этим вопросом не задавалась.

— Не знаю, Ловетт, честное слово, не знаю. Наверное, я думала, что все это мне просто необходимо. Мне казалось, что вот это будет замечательно смотреться, а вот это окажется очень полезным… — Неожиданно в ее голосе послышалось раздражение, и она напустилась на меня: — Ну что ты ко мне пристал, в конце концов? От тебя вообще никакого толку. Помог бы хоть, что ли. Господи, ну и беспорядок.

С этими словами она изо всех сил пнула коробку, стоявшую около стола, и раздраженно откинулась на спинку стула. Ее злость и недовольство окружающим миром были настолько очевидны, что я, по всей видимости, уставился на нее и рассматривал собеседницу, как ей показалось, достаточно бесцеремонно.

— Ну в чем дело-то? — весьма нелюбезно осведомилась она. — Что уставился-то?

— Да так, просто задумался. С тех пор как мы виделись в последний раз, ты здорово изменилась.

— А, ты об этом… — Гиневра зевнула с преувеличенно наигранным безразличием. — Так это у меня кризис был. Черт, есть же какая-то поговорка, которая точно описывает то, что со мной происходило. Впрочем, неважно, главное, что все это уже позади и я снова твердо стою на ногах. — Эти слова она произнесла лихо и даже щеголевато, но никакие ухищрения не могли скрыть ее беспокойства и неуверенности. — Ума не приложу куда я буду складывать вещи, когда принесут следующую партию.

— Какую еще следующую партию? Господи, сколько же дней ты по магазинам ходила, чтобы скупить все это?

— Да в общем-то недолго, день-другой, и всё. — Гиневра закурила и, не погасив вовремя спичку, обожгла себе пальцы. — Вот черт! — От боли или со злости она швырнула спичку в пепельницу с такой силой, что та отлетела обратно. Следом, не затянувшись ни разу, Гиневра погасила в пепельнице сигарету. — Ничего-ничего, настанет день, когда я смогу оставить себе все, что куплю, — пробормотала она и неожиданно для меня поддала носком корзину с шитьем, стоявшую под столом. Клубки и катушки разлетелись по всей комнате, но Гиневре, похоже, не было до этого никакого дела. Покряхтев, она дотянулась до небольшого свертка, лежавшего на ковре. — Есть одна вещь, которую я ни за что не буду возвращать в магазин, — заявила она мне.

— И что же это такое?

— А вот и не скажу. Не скажу и не покажу.

— Ну и не надо, не больно-то и хотелось.

— В общем-то, конечно, не стоило бы… — С преувеличенно недовольным видом она вскрыла упаковку и выложила на колени свое сокровище. Я удивленно уставился на какую-то странную штуковину, сшитую из плотной ткани цвета хаки.

— Это еще что такое? Новый лифчик? — спросил я.

— Дурак, это пояс для денег.

— Неужели ты думаешь, что у тебя в обозримом будущем окажутся в распоряжении такие суммы, которые придется прятать под одеждой?

Чуть скривив губы, Гиневра многозначительно произнесла:

— Я просто готовлюсь — на всякий случай.

— По-моему, ты всегда готова.

— Ах вот, значит, какое у тебя обо мне сложилось мнение. А я знаешь что о тебе думаю? — похабно хихикнув, поинтересовалась она. — Ты-то как раз не всегда готов. Далеко не всегда, Ловетт.

Вдруг, следуя своему внутреннему ассоциативному ряду, она поинтересовалась:

— А собственно говоря, что тебя сюда вообще принесло?

— Да вот, мужа твоего искал. Он вроде бы перебрался куда-то из той комнаты.

— Его, говоришь, искал. А зачем он тебе?

— Я же говорю: интересно, куда он переехал, где его искать.

— Да здесь где-то. — Господи, даже из такого пустяка она пыталась сделать тайну.

— Здесь, говоришь? Значит, он сегодня не работает.

— Нет, — посмотрев мне в глаза, сказала Гиневра, — он уволился.

— Зачем?

— Ты меня спрашиваешь? Я, между прочим, чужие мысли не читаю. — Она заметно помрачнела. — И что он тебе дался? Знал бы ты, сколько я с этим человеком намучилась. Он же с ума меня сведет. Он — кровоточащая рана в моей судьбе. Ты бы послушал, как он со мной разговаривает. Знаешь, что он постоянно мне твердит?

— И что же?

— Он заладил как попугай: «Времени не осталось, времени совсем не осталось». Как бы тебе такое понравилось? Ощущение такое, что он уже приглашает меня на свои похороны.

— Можно подумать, ты бы очень расстроилась, случись вдруг такое.

— Майки, — уже не раздраженно, а скорее просто грустно сказала она, — были времена, когда я очень за него переживала. Не скрою, когда-то ему удалось произвести на меня впечатление. Ты вон сейчас, между прочим, тоже им очарован, вот и я решила, что он — настоящий джентльмен. Котелок у него варит, ты это и сам заметил. — Фыркнув, она добавила: — Вот только каши в этом котелке не сваришь. — Помассировав одну из своих жировых складок под бархатом халата, она продолжила: — Знаешь, что он со мной сделал? Он украл мою молодость. Вот, собственно говоря, и всё. Но прошлого уже не вернуть, и теперь я сосредоточусь на том, то есть на той, кто для меня важнее всего. Хватит с меня добровольных самопожертвований!

— Не понимаю, по поводу чего ты так возмущаешься.

Она деловито поерзала на стуле, словно бизнесмен, собирающийся подписать бумаги, учреждающие новое предприятие.

— Ловетт, тут дело такое… В подробности посвящать тебя я не могу, постарайся уж поверить мне на слово. Честное слово, думаю я не столько о себе, сколько о благе дочери. Ей суждено покорить Голливуд, в этом я абсолютно уверена. Мне просто нужно обеспечить ей возможность добиться обещанного судьбой успеха. Я знаю, что моя девочка пришлась тебе по душе. Она ведь нравится тебе, правда? Да и я. похоже, тебе небезразлична. В общем, я так подумала и решила, что ты, быть может, согласишься нам помочь.