Ёшкин кот - Арнольд Карлович Райсп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Нет уж, лучше сразу проверить шнурки», ― решил он и засунул ноги в чёрные ботинки. Потянул за шнурки, повертел навесу ногой, словно на модельном показе.
― В самый раз скороходы!
― Потрогай, где пальцы? ― сказала мать. ― А то натрёшь себе мозоли!
― А я не хочу походить на Чарли Чаплина, ― взвыл Коля.
― Тогда как на ходулях будешь ходить, ― поспешила ответить мать.
Ходули Коле были хорошо знакомы. Ему почему-то не захотелось на самом деле ходить на ходулях по школе. И он согласился на размер больше.
― Я в них пойду до дома. Пусть нога привыкает.
В отделе одежды Коля обратил внимание на висевшую школьную форму, ему хотелось, чтобы у него она была бы необычная, непохожая на форму ребят из его класса. Он стоял и растерянно смотрел на прилавок с выложенной формой в надежде выбрать самую красивую, временами бросал взгляд на свои новые чёрные ботинки. Но выбор одежды был однообразный и небольшой. В примерочной Коля быстро натянул брюки. Оказалось, что длина брюк скрывала шнурки и новенькие ботинки.
― А так и запнуться можно, ― посмотрев на мать, произнёс Коля.
Но другого размера брюк не нашлось. Пришлось брать, какой есть. «Сгодятся на вырост», ― решил он.
Потом только матери пришлось подшивать брюки. Зато утюжить их пришлось уже ему самому. От утюга стрелки у брюк упрямо не хотели заглаживаться и почему-то получались двойные, словно кто-то невзначай проложил по ним лыжный след. Хотя и зима была не за горами, но о ней он как-то и не думал. А впрочем, новенькая школьная форма пришлась впору. Подросший за лето Коля в ней выглядел повзрослевшим.
Первого сентября все ребята явились в школу нарядными. Особого внимания к себе Коля не заметил. Зато его гордостью было летнее задание, выпиленное из фанеры лобзиком ― «Как я провёл лето». Оно напоминало картину художника Ивана Шишкина «Утро в сосновом бору». Правда, у Коли рисунок на фанерке был только с одним маленьким медвежонком, очень похожим на пухлячка Васю из 3 Б класса.
Необычный случай
Наблюдая за работой отца, Кеша, младший брат Кольки, часто восхищался его сноровкой. В отцовских руках спорилась любая работа, когда он ловко орудовал ножовкой или топором. Тогда от распиленных досок и расколотых чурок исходил необычный запах стружек и опилок. Кеша глубоко вдыхал эти запахи грудью. Они проникали куда-то далеко внутрь, отчего в голове возникали воспоминания летнего леса после сильной грозы. Деревья с надломленными ветром стволами, низко склонившими к земле свои ветви, испуская похожие запахи. На лесные поляны отец часто брал с собой Кешу, когда подходило время покоса, заготовки сена на корм для домашних животных. Кеша наблюдал за привычным движением рук отца, когда, держа в руках серый оселок, похожий на зачерствевшую горбушку чёрного хлеба, он со звенящим звуком водил им по стальному изогнутому полумесяцем обушку косы, придавая ей необычную остроту. Сонный лес наполнялся звоном металла, мелодией кузнечиков. Эти звуки растворялись среди цветущей травы, ещё не потревоженной косарем.
В один из знойных, жарких летних дней Кеша решил спать на сеновале. Ему казалось, что сеновал может быть лучшим местом, где можно ощутить ночную прохладу и насладиться запахом свежескошенных трав, успевших вобрать в себя силу земли и солнечного света. Сколько прошло времени от того момента, когда, шумно ворочаясь в сухих листьях травы, он перестал ощущать едва уловимый мышиный писк и шуршащие звуки свежей травы. Накануне заготовленное отцом сено ещё передавало запахи лесной поляны, и сквозь нависшую ночную тишину уже с трудом доносился несмолкающий стрекот кузнечиков. Холодный свет месяца притаился где-то в самом верху сеновала, неприметно протиснувшись через узкую щель, образовавшуюся где-то у края крыши. Подкравшийся сон плавно растворил в ночи нахлынувшие и будоражащие воспоминания прошедшего дня.
Незаметно ночь уступила свои права, и проникший на сеновал солнечный луч известил, что он пришёл на смену ночи, началу нового дня. На дворе по-утреннему ещё было прохладно и тихо, и только в соседских дворах, как на перекличке, распевали петухи, стараясь перекричать друг друга. Ёжась от утренней прохлады, Кеша ещё глубже вжимался к нагретой из сена залёжке, укрывшись с головой стареньким одеялом, добытым в домашней кладовой. Мысли, словно выстроившись в очередь, стали спешить одна за другой, стараясь сообщить, что наступил новый день, и его надобно посвятить чему-то новому, необычному.
И тут в утренней тишине Кеша услышал знакомый ему звенящий звук. «Отец с утра точит косу, ― подумал он, ― опять, наверное, вместе отправимся на покос. А что, если, не дожидаясь отца, я схожу сам? К тому же коса уже наточена, и где растёт трава, я точно знаю», ― рассудил Кеша и стал продумывать план, где найти такое место, чтобы не идти далеко. Лощина в овраге, вблизи ручья, всегда густо зарастала травой. Это было лучшим местом для покоса. Здесь можно испробовать уже острую косу.
Выждав, когда отец выйдет из дома, Кеша покинул нагретую залёжку и стал осматривать сарай в поисках косы. Косу он обнаружил в самом углу сарая, висевшую острием, перекинутым через потолочную балку. Осторожно ухватившись двумя руками за черенок с дугообразным лучком, он стащил её вниз, держась за деревянный конец, как за древко пионерского знамени, высоко задрав сверкающее металлическое лезвие.
«Как здорово вот так идти
