Твой Варвар (СИ) - Берег Дана

— Так утешь! — перебиваю не удержавшись! Я при чем?! — искренне не понимаю. Им кроме друг друга никто больше ненужен ведь. Должны выдохнуть с облегчением и меня в покое оставить. Всё.

— Ты с тоном попроще, — ко мне подходит. — Один звонок и эту вашу богадельню к чертям прикроют.

— Пошёл ты! — выравниваюсь, чтобы ростом придавить, я давно уже выше его, и вся накопившееся ненависть с этими словами выйти готова. У всего придел есть! Руки сами в кулаках сжимаются. Но бить не буду. И так извел себя тогда. Не опущусь снова!

— Что? — краснеет тот и изменившись в лице кидается на меня за ворот футболки сгребая. Я не боюсь его уже лет пять, но сейчас он и вправду выглядит настораживающее.

— Я убью тебя гадёныш! Конченое создание. — цедит он мне так близко, что запах его рта чувствую. Гнилью пахнет. Он весь такой. Гнилой. Рад, что на него не похож. Эта мысль на лице улыбку рождает. Отчетливо понимаю, что счастлив от того, что другой. — Смешно тебе? — в бешенство приходит. Трясти начинает. Сорри, но я не могу это контролировать. Вот она истина. — А я ей говорил… — продолжает свое краснощекое повествование, такой мой вид ему явно не нравится. Его разговоры мне тоже, но хочу до конца дослушать, потому и не двигаюсь, пускай скажет всё что хочет и у*бывает наконец.

— Говорил… что никогда тебя не приму! И что она сама жалеть будет, что оставила! Все говорили, все убеждали, что от насильников уроды рождаются. Ты и есть урод! — копьями в сердце несутся. — А что ты думал? — со смешком издевательским. Теперь упивается он. — А мамку твою в подворотне жахнули. Нарик конченый… — добивает.

Руки его от себя сбрасываю, и словно на последнем дыхании в грудь толкаю.

А потом фильм включается, трейлер, нарезки, спецэффекты.

Тот, кого отцом считал — прямо в отца Милы врезается. Но не успев новый выпад ко мне сделать — большие руки его за плечи удерживают. Мила. Девочка моя. Рядом стоит. Лицо белое, искаженное. Давно тут? От этого еще херовее становится. На ватных ногах к ней иду. Кажется ей страшнее от услышанного чем мне. На меня смотрит. В глазах слезы. Пока к ней иду, на глазах боевик разворачивается: Алексей Геннадьевич что-то кричит взбесившемуся, чтобы тот не двигался. Но тот дорвавшись до меня уязвленного, еще бы, двадцать лет в себе носить то, чем можно было запросто меня размазать по стене. Хочет упиваться этим, наслаждаясь каждой моей эмоцией.

Это я знаю что бесполезно, у него ум уже поглощен, но мужик еще пытается.

Я почти уверен был. Догадывался конечно. Разница между мной и Максом колоссальная. Но ведь дед… я сам видел как на него похож, случайность такая?!

Всё это время объяснения находить пытался, выкручивал их как последние капли из сухого полотенца. Я — плод насилия?!

И даже этот факт меня не успокаивает. На половину то я ее. Сама же оставить решила. Чтобы издеваться? Чтобы была возможность родить нормального. Она сама не раз говорила, что аборты приводят к бесплодию. А родив меня, все равно лишилась его, желанного.

Кипиш начинается, тот все же вывернулся и уже для себя другого врага нашёл, который на головы две выше от него. Алексей Геннадьевич одной рукой Милу от себя отталкивает и на опережение бьет, что тот пошатываясь на метра три отпрыгивает. Но сразу же обратно возвращается. Хочет крови, не иначе.

— Вали отсюда, дерьмо вонючее! — морщится АГ-папуля и выталкивает того на улицу.

60

Мила

— Прости. — На ухо шепчет и в висок целует.

— Ты серьёзно?

Типичный смешок ответом служит и расположившись к себе сбоку прижимает.

— Когда там твои приезжают? — переводит разговор.

— В понедельник будут. Поеду встречать. — ведусь, подыгрываю.

Он в теме всего: семьи, школы, поступления, подруг, которые через два дня приехать должны, и даже частично, их проблем.

А я его по частичкам открываю. И пока то, что узнается мне, в какой-то оглушительный шок на время приводит. Ни о чём другом думать не могу. Пытаюсь. Но не могу.

— Придумала куда сначала пойдете? На пляж?

— Олег?! — отодвигаюсь от него на спинку заднего сидения и в глаза смотрю. Откуда вообще силы улыбаться после такого. После всего услышанного.

— Что-о? — снова весело, но через боль. Я чувствую.

— Ты не знал. — тихо ни то спрашиваю, ни, то констатирую.

— Догадывался.

— Ужас.

— Терпимо. — Уже без улыбки.

— Ты лучший парень, которого я когда-либо встречала. — улыбка проявляется на его лице, а мне еще больно, от того что с ним так.

Будто это мне пощечину дали, будто мне горькую правду выплюнули в лицо. Только это не правда никакая. Он не урод и не дебил. Самый лучший. Красивый самый. А умный какой и трудолюбивый. Нежный и заботливый… — зарывшись между его лицом и воротником шепчу тихонечко. Убеждаю. Признаюсь. Уверяю.

— Не веришь мне? Потому что опыта нет? — резко на его смешок реагирую.

— Рад, что нет…опыта. Умиляешь меня просто. Вы с папой сильно на этот счет взбудоражились. Ничего такого не произошло.

— Знаешь, обесцениванию чужих поступков, а тем более таких, психолог бы точно какое-то обьяснение нашел. А я не могу, Олег! Папа всё правильно сделал. Он угрожал тебе… и мне.

— Он не серьёзно говорил, в порыве злости.

— Он говорил что убьет тебя, а клуб — сожжет. А ты его защищаешь? — шепотом уже говорить не получается. Таксист оборачивается, и я затихаю. — Серьёзно?

— Не защищаю. Но и толку от того, что на пару суток его закроют не вижу. — равнодушно говорит.

Я закипаю вся. Откуда столько безразличия и снисходительности? Если я отчётливо помню его лицо и как выглядел когда тот ему словно нож в сердце медленно вонзал злостные слова.

Мой конечно тоже хорош. Вместо того чтобы дать мне разнять их, за запястье схватил и не отпускал, пока тот сам ему в руки не прыгнул… Пустил, может и не было би всего этого.

— Ты слишком добрый. — цокаю я языком и возвращаюсь на место, там где отдаленно слышу его сердца стук.

— Я просто хочу жить дальше, Мил. Без них. У меня есть ты, есть клуб. Это даже больше, чем я когда-либо мечтал, понимаешь? Я и так с ними всю жизнь воевал, когда поумнел — молча терпел, а сейчас… наконец-то долгожданную свободу обрёл.

— А мама? — за последнюю надежду цепляюсь.

— Знает наверное уже. — знает и ничего не сделает, за него договариваю. Семейка сломленных и несчастных людей никогда не сможет принять самодостаточного, хоть и молодого парня.

— Мне обидно за тебя, — выдавливаю я глотая ком и часто моргаю, чтобы слезы ушли.

— Так ведь ничего же не поменялось… и не поменяется. — словно не понимает зачем об этом говорим.

— Я в ужасе, что такое вообще есть. Что это не придуманный какой-то тупой, жестокий фильм.

— Да уж… не фильм. — Снова улыбается и меня целует. Сама тянусь. Мне так сложно представить, что родители, люди, могут не любить… своих детей, собственных. Это же как-то закладываться должно. У матерей ведь точно. Как те львицы? Они даже от родного защищают. Животное. Дикое. И то. — Я люблю тебя, Мил. Прости, что пришлось это всё…

— И я тебя. Они глупые и ужасные люди! И даже если ты их защищаешь, я этого делать не буду! И папа мой вообще красавчик, надо было ему хорошенько навалять. — воодушевившись распинаюсь я, вспоминая как жалко на фоне моего папули выглядел этот кусок… не пойми чего.

Папа за километр таких людей чувствует. Как знал, что надо со мной к Олегу сходить. А криво припаркованная и перегораживающий въезд машина, как потом выяснилось того самого, только разозлила его. Папа такое не любит.

— Ничего не забыла? — заботливо спрашивает, когда я наконец-то из машины вываливаюсь и прилипшее к спине футболку-платье от себя отдираю.

— Нет. А когда Ден с Настей приедут?

— Через час должны. Познакомится не терпится? — закидывая на себя всё наше добро спрашивает.

— Немного…

— Я думал ты захочешь цивильный пляж. Коктейли, мягкие лежаки… — пытается меня соблазнить и заставить жалеть, что сюда захотела.