Ревизор: возвращение в СССР 35 - Серж Винтеркей

Как и договаривались, пришел в «Ромэн» за полчаса до репетиции. Вначале с билетером возникло недопонимание – пожилая тетушка никак не могла поверить, что молодой парень – драматург, которого пригласили на репетицию его пьесы. Но затем из театра примчался Михаил Алексеевич, начал очень извиняться, что запоздал и лично не встретил, и повел меня в зал. Сконфузившаяся билетерша долго неверящим взглядом смотрела мне вслед… Да уж, могу ее понять – при слове драматург у тебя возникает образ лохматого седого человека за полтинник, как минимум. Кто же поверит, что зашедший в театр студент и в самом деле окажется драматургом?

Боянов привел меня к Вишневскому, а тот первым делом, когда я поздоровался, сказал:

– Больше, Павел, никаких Михаил Руслановичей. Просто по имени, Миша. Теперь ты один из нас, человек театра. Не Большого, но все же театра. И что приятно, намного более уютного и камерного.

Ну, здорово, конечно, вышел на новый уровень общения, но возможны недоразумения, когда с ними вдвоем общаешься. Оба Михаилы. Совпало же так…

Поговорили о том и сем, чайку попили, к которому я предусмотрительно банку болгарского варенья из свежих трофеев притащил, а затем и в зал пошли. Название у моей пьесы все же стало «Родные люди». Решили, что так лучше, чем рабочее название «Превратности судьбы». А я и не спорил. Мне самому это название больше нравилось.

А затем пошли в зал. Мне он показался огромным, но это субъективное впечатление – всегда так кажется, когда в зале сидит всего несколько человек и ты видишь множество пустых кресел вокруг. Фух, сейчас начнется репетиция моей пьесы! Волнующий момент!

Глава 17

Москва, театр «Ромэн».

Да, вот что значит настоящий театр! Смотрел свою же пьесу почти что как чужую, настолько захватила талантливая игра актеров. Песен понавставляли много, как и танцев, но выглядело это очень органично, проделано было с тонким вкусом. Моя, как и просили, идеологически выверенная пьеса, раскрылась в этом цветнике ярких костюмов и оригинальных танцев. И характеры великолепно показали. Отрицательный герой вначале вызывал презрение, а когда в конце его злость отступила перед великодушием главного героя, и он раскаялся, уже сочувствие. Бывает, загордился, оступился…

Теперь я успокоился по поводу предстоящей премьеры. Полным провалом это живое представление уж точно не обернется. А для себя запомнил на будущее, как сухие слова на бумаге могут быть поразительно оживлены за счет талантов актеров. Как они вжились в роли, как они были в них убедительны!

Медленно, дело-то непривычное, высказал все это собранным после репетиции передо мной актерам. Они поняли, что я от души, и зааплодировали мне. Пару минут буквально, и мы все уже идем в небольшой, метров на тридцать зал, в котором стоял накрытый стол и два десятка стульев.

– Что же вы не сказали, что поляну будете накрывать? – расстроился я, – я бы что-то обстоятельное принес, серьезнее, чем варенье…

– Нет, нам никак нельзя, через четверть часа у нас плановое выступление по традиционному репертуару, – замахал руками Боянов, – так что мы немножко перекусим, по стопарику за успех новой пьесы, это святое, и разбежимся.

– Ну, я тогда проставлюсь, когда уже премьера будет, – успокоился я, – когда это примерно?

– Начало сентября, через неделю уже точно смогу сказать, – ответил второй Михаил.

Посидели четверть часа, и все, кроме двух Михаилов, разбежались. Я, понимая, что у них наверняка полно дел, быстро расспросил их про то, входят ли драматурги в Союз писателей или нет, и распрощался. Оказалось, что входят, и я могу, теоретически, примерно через годик претендовать на вступление в Союз по этой стезе. Правда, меня предупредили, что чистых писателей жестко принимают, а по драматургической линии – еще жестче. Мол, драматурги очень ранимые люди и с ними непросто решать административные вопросы. Я покивал, переведя для себя сказанное на русский язык – похоже, там тот еще клубок змей… Возможно, лучше идти в Союз писателей по журналистской линии. Там хоть поддержка будет мощная от редакции «Труда». А кто меня по драматургической линии поддержит? Другие драматурги, которым я прямой конкурент? Они прекрасно знают, что котят надо топить еще в ведре, пока они слепые…

Ушел из театра очень довольный увиденным.

Дома рассказал о своем визите няне, и она всплеснула руками:

– Как жаль, Павел, что я не имела тоже такую возможность сходить сегодня с вами!

М-да, Ирина Леонидовна так бы точно не сказала, даром, что тоже москвичка… Но ладно, намек я понял – крутись Павел как хочешь, но на премьеру меня тоже приглашай. Похоже, мне понадобится еще одна няня на тот вечер.

Блин, а ведь меня потом все родственники не простят, которых не позову… Раз уж я теперь не боюсь провала, то почему бы и нет, можно смело их приглашать. Думаю, «билетов пачку» на пьесу никому неизвестного драматурга я без проблем смогу купить заранее, чтобы всем своим раздать. А если вдруг все же проблемы будут? Надо заранее тогда к двум Михаилам будет обратиться.

Наверное, только маме будет точно не до такого похода, при всей ее ко мне любви и уважении, месячный ребенок на руках вряд ли позволит. Но все равно, и ее ближе к тому моменту спросить надо. А так, получается – бабушки из деревни, Инка и Петр, мы с Галией, Ахмад, Загит с женой и няня. Художников еще надо звать, не то потом узнают, что это без них прошло и обидятся. Точно обидятся, люди искусства, все же, а значит, театр им не чужд. Получается, и им тоже билеты нужны будут.

Выписал всех на один лист бумаги для точного учета, затем задумался – никого не забыл. Блин, батя же еще, да вместе с Кирой, можно даже не спрашивать. Театр – это явно ее… А пацанов можно у нас оставить, с нашими ребятами и Аришкой с Александром. Правда, не знаю, какая няня подпишется на такой мини-детский садик.

А Гриша? Точно, я же сегодня не проверял, вернулись ли Гриша с Родькой!

Выскочил из квартиры, спустился вниз, вышел во двор. Ага, окна квартиры светятся! Правда, это, возможно, дед из деревни вернулся. Надо убедиться, что это все же Гриша…