Ревизор: возвращение в СССР 35 - Серж Винтеркей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Глава 16
***
Болгария, Солнечный берег
Посиделки в «Фрегате» затянулись, так что съемочная группа вернулась домой поздно вечером. Галия уже хотела идти к себе в номер, когда ее окликнул режиссер и предложил немного поговорить. Они отошли от гостиницы подальше от отдыхающих и присели на скамейку. Галия вопросительно посмотрела на Шаплякова.
– Я хотел поговорить с тобой по поводу этой Холли, – начал разговор режиссер, – вы много общались сегодня вечером. Ты же понимаешь, что она из Швеции, а это капиталистическая страна. Не самый лучший собеседник для советского гражданина.
– Я думала об этом, – обеспокоенно кивнула Галия. – Но она ведь сама ко мне подсела, я специально с ней не заговаривала. И я язык английский изучаю, на курсы хожу. Подумала, что это хороший способ проверить, научилась ли чему-то. Языковая практика – это важно ведь…
– Так-то оно так, но тебе все равно надо быть аккуратней с такими контактами, – настойчиво гнул свою линию Шапляков. – У нас группа нормальная, мы понимаем, что ты хороший человек и видели, что эта шведка сама к тебе подсела. Но люди кругом разные. Никогда не знаешь, что у кого на уме. И представить эту ситуацию каждый человек может по-своему. Тебе надо учиться думать не только о том, что на самом деле происходит, но и о том, как это может выглядеть со стороны. У тебя ответственная работа. Сама понимаешь, что к тебе особое внимание, ко всему, что ты делаешь.
Галия согласно кивнула, тут же вспомнив Белоусову и четко осознав, как та трактовала бы ее сегодняшние посиделки с Холли, и что говорила бы своему мужу кгб-шнику. У нее аж мороз пошел по коже от такой перспективы.
– Я поняла, Семен Денисович, – сказала она, благодарно посмотрев на режиссера, – вы совершенно правы, спасибо большое за совет. Я буду внимательнее, обещаю.
– Вот и умница, – произнес довольный Шапляков. – Пойдем в гостиницу, поздно уже.
– Хорошо, – подскочила Галия, – и, кстати, – добавила она, – я с этой шведкой вообще общаться больше не хочу. Слишком она навязчивая и вопросы задает странные…
– Это правильно, – согласился режиссер, – нам она тоже не понравилась.
***
Москва.
Мещеряков все организовал так, чтобы уменьшить риски. За Дружининой и ее мужем следили, так что, если они только решат уйти с работы, ему тут же позвонят прямо на их квартиру. Два раза – первый раз будет четыре звонка, во второй раз – пять. Даже трубку снимать не надо, чтобы понять, что надо срочно уходить.
Поехали в самую жару, чтобы никаких старушек гарантированно на лавочках не было. Они попозже выползают, когда погода не такая жаркая.
Подъехали к дому, где была квартира Дружининых, вчетвером, все в милицейской форме. Он, Спиридонов и Галкин поднялись наверх, Сухов остался сидеть в машине у подъезда. Номера были поддельные, Мещеряков лично заказал их одному из завязавших зэков, сказав, что они нужны для спецоперации его коллеге. Учитывая его прежнюю высокую должность, тому и в голову не придет, для чего на самом деле они будут использованы. Если вдруг появится милиция, задача Сухова отвлечь ее. Язык у него был подвешен, что надо, никто не заподозрит, что он уже не служит. Главное, конечно, не нарваться на знакомого милиционера, но это уж совсем должно не повезти…
Галкин стал спиной к соседней квартире, перекрыв собой глазок в двери. Спиридонов воспользовался этим, чтобы быстро вскрыть отмычками замки. Отметив при этом, что они неплохие, обычно такие в новостройках не найдешь. Но все же не существует идеальных замков, которых нельзя вскрыть.
Они зашли и аккуратно закрыли за собой дверь, Галкин после этого пошел в машину к Сухову. Придет за ними, чтобы загородить глазок в соседней квартире своей спиной ровно через час.
Дружинины жили в комфортной двушке с большой кухней, уже полностью обставленной. Проводить обыск обоим было вполне привычно, но в этот раз действовать нужно было не в обычной манере, после которой на полу остаются груды выброшенного из шкафов хозяйского добра… Оба были в хирургических перчатках. Все, что брали в руки, нужно было возвращать на прежнее место. Поэтому один брал и изучал то, что вызывало интерес, другой помогал вернуть точно туда, откуда взято.
Огромный опыт заставил обратить внимание на небольшой картонный ящик, стоящий внизу в отделении для верхней одежды и полускрытый пальто и дорогой шубой хозяйки. Аккуратно вытащили его и открыли. Спиридонов даже присвистнул при виде содержимого. Ящик почти доверху был забит пачками купюр разного номинала. Сверху лежала бумажка с выведенной аккуратным почерком надписью «49330 рублей». А рядом с ней лежал невзрачный, потрепанный жизнью блокнотик.
Нет, не могут быть Дружинины настолько неосторожными, – подумал Мещеряков, осторожно открывая блокнотик. Как оказалось, вполне могут. Мещеряков читал строчку за строчкой и не верил своим глазам. В первой трети блокнотика содержались все нетрудовые доходы мужа за последние восемь лет, а во второй трети – доходы самой Дружининой. Писалось все без попыток что-то замаскировать – так и указывалось – получено от такого-то за то-то. В таком-то размере. Но это у мужа. У Дружининой был заголовок – «От брата за присмотр за фабрикой» и доходы шли за последние три года, за исключением последних месяцев, когда ее уже выперли с фабрики. Каждый месяц брат ей платил по тысяче рублей. Почерк был разный – каждый писал сам за себя. В последней трети блокнотика указывалось, на что были потрачены определенные суммы из нелегального дохода. Тут были аккуратно перечислены и дача, и машина, и расходы на взятку для поступления дочери в ЛГУ. А также расходы на ее проживание в Ленинграде.
– Что будем делать? – спросил Спиридонов, непроизвольно облизнув губы при виде такой груды денег. – Может, заберем деньги? Ты посмотри, сколько их тут. Наша с тобой зарплата у Захарова за три года. И Дружинины жаловаться не побегут в милицию. Не смогут объяснить,