Капеллан - Анатолий Дроздов

— Едем обедать! — предложил Гливен.

Я с удовольствием согласился. Ко мне подвели стикуля, мы затрусили к поместью. Ехать было недалеко. Полигон располагался неподалеку. Спустя четверть часа мы въезжали в ворота. Дядя Ноэль жил просто. В большом доме, который язык не поворачивался назвать дворцом, отсутствовали церемонии, принятые при дворе. Это было следствием молодых лет шута. Он рос в бедной семье, нередко его дневной рацион составлял ломоть хлеба и кружка воды. Гливен сам рассказал мне это. Когда Этон взошел на трон, он нашел брата. Других близких родственников у короля не осталось. Гливен был горбуном, и его определили в шуты. Шутить над уродом – в обычаях этого времени. Гливен не обижался. Острый ум позволил ему оценить шанс. К тому же должность шута при дворе была влиятельной. Довольно скоро горбун стал близким советником короля, оттеснив прежних друзей. Не всем это понравилось. Три дуэли со смертельным исходом утихомирили завистников. Фехтовал Гливен отменно. Для бедного дворянина меч – способ добычи пропитания. С шутом стали считаться, искать с ним дружбы. Отцы знатных семейств предлагали ему дочерей в жены. Но шут удивил всех, избрав девушку из обедневшей семьи. В отличие от знатных невест она полюбила горбуна, и тот это оценил. В результате у Гливена появился дом, где его любили и ждали. Это не замедлили подтвердить три девочки, выбежавшие нам навстречу. Они окружили отца и стали к нему ластиться. Гливен подхватил младших и понес в столовую. Старшая шла рядом, вцепившись в пояс отца. Я ощутил острый укол зависти. Некогда меня так встречали сестры. Они любили старшего брата, как и я их. Сейчас девочки уже большие. Тоня с Катей – студентки, Ната заканчивает школу. У всех – дар. В последний наш разговор с отцом, он сообщил, что Тоня, возможно, возглавит клинику. У нее дар целителя и организаторские способности…

Воспоминания привели меня в минорное настроение. Это заметили. За столом разговаривали мало, даже дети притихли. После трапезы Гливен пригласил меня в парк. Он окружал дом с трех сторон. Посыпанные песком аллеи, аккуратно подстриженные кусты, клумбы… Здесь уже начали формировать ландшафты. Правда, редко. В городах я парков не встречал. А клумба в Ремсе была только у меня…

Мы выбрались на лужок и сели на скамью. Стайка ярких птиц вспорхнула при нашем появлении и, рассевшись по веткам, возмущенно застрекотала. Нехорошие двуногие помешали им искать вкусных червячков. Шут улыбнулся и глянул с хитрецой.

— Не сеют, не жнут, не собирают в житницы, а Отец наш Небесный питает их.

Я мысленно вздохнул. Гливен в ударном темпе изучал Евангелие. Удивительно, но из всего, что есть в моем мире, шута заинтересовало не оружие, и даже не система государственной власти, а религия. Вечерами, когда я, уставший, приползал из мастерских, он доставал меня вопросами. Мне это надоело, и я вручил Гливену ридер с самолично переведенным на мерсийский текстом Евангелия от Матфея (надо ж было чем заниматься тоскливыми вечерами), предварительно показав, как гаджетом пользоваться. Гливен тут же запряг Блеза, и тот переписал текст на пергамент – книгопечатания в этом мире еще не изобрели. После чего шут вернул мне ридер и засел за изучение. В принципе я его понимал. Язычество в Мерсии, как и в окружающих странах, выглядело убого. Культ десятка богов, которым приносят жертвы. Хорошо, что не человеческие. Захотел красоты – поклонился Ноэль (богине, а не моей спутнице). Нужна удача в торговых делах – тащи барашка Готэ. Собираешься воевать – веди стикуля в храм Ремеда. Жрец зарежет животное и пообещает содействие богов. Клиент получит надежду, семья жреца – мясо. Единого пантеона богов здесь нет, в каждой местности выделяют своих и поклоняются по-своему. Понятно, что христианство с его стройной системой верования смотрелось на этом фоне как монумент. Так оно римских богов затоптало, что говорить про местных?

— Расскажи мне о Троице!

— Что именно?

— Как Бог может быть един по существу и троичен в лицах?

А чего полегче нельзя? Догмат о Святой Троице богословами считается непостижимым для человеческого рассудка, отец Павел Флоренский называл его "крестом для человеческой мысли". Умеет шут задавать вопросы! И что ответить?

Пошарив взглядом по траве, я заметил аналог нашего клевера. Только у здешнего три листика. Наклонившись, сорвал.

— Это одно растение?

— Да! — согласился шут.

— А листиков у него три. Если один сорвать, расстение не останется прежним?

Гливен кивнул.

— Так и Троица. Она едина и неразделима.

— Умеешь ты объяснять, Гро! — уважительно сказал шут.

Мысленный вздох. Слышал бы это наш преподаватель по богословию! Он приходил на лекции с тростью и пускал ее в ход, вбивая в курсантские головы основы христианства. Символически, конечно. Бить не бил, только обозначал удар. Но мне сейчас бы врезал…

— Хочу попросить тебя, — сказал Гливен. — Проведи для нас богослужение.

— Я не священник.

— Так и я не христианин, — сощурился шут. — Семья хочет посмотреть, как вы молитесь. Ноэль тоже интересно. Покажи!

Удивительно, но предложение мне понравилось. От него пахло домом. Непередаваемой атмосферой храма, в которой смешались дух ладана, мягкий – масла и запах жарко горящих свечей. Почему бы не показать? Это не служба, а демонстрация. Синод, ясное дело, не одобрил бы, но что мне сейчас синод? Я извергнут из сана.

— И еще, — добавил Гливен. — Ты умеешь сохранять куски жизни. Это, как его… видео. Сними службу и нас на ней.

— Зачем?

— Ты дашь мне планшет, и я кое-кому это покажу.

После минутного размышления я пожал плечами. Да ради Бога!

Литургия началась спустя полчаса. Вернее, ее демонстрация. Литургию не служат в такое время и при таких обстоятельствах. Например, с полным желудком. Но я увлекся. Накатило. Как давно я не стоял перед паствой! И пусть Гливен с семьей, Ноэль, а также набившиеся в комнату слуги не христиане, но служил я от души. Произносил ектинью, пел тропари, читал "Верую" и "Отче наш". Мне внимали. Естественно, не крестились. Пусть… Я даже приготовил Святые Дары. Вино, хлеб, серебряная чаша… Вздымаю ее на над головой. К моему удивлению, Гливен подходит, скрестив на груди руки. После минутного колебания причащаю его. Вернее, изображаю причастие. Я не священник, мои дары не действительны. Следом подходит жена Гливена, милая, пухлая женщина лет тридцати. Вкладываю ей в рот ложку вина с кусочком хлеба. Она кланяется и отходит. Передо мной возникает Ноэль. Да что они, сговорились? Я "причащаю" детей, затем – слуг. По их лицам видно, что церемония им нравится. Что я делаю? А, ладно…

Служба завершена. Снимаю камеры, иду к себе. Включаю планшет, сбрасываю на него записи, монтирую видео. Вышло неплохо. Я выгляжу солидно. Гливен принес мне мантию, какие здесь носят маги. Она похожа на рясу. Нательный крест отца Игоря я вытащил наружу. Он маленький, но серебро хорошо смотрится поверх черной материи. Вывожу значок фильма на рабочий стол, звонком вызываю слугу и велю отнести планшет Гливену. Пусть любуется. Слуга бережно, как хрустальный бокал, принимает планшет и выходит. Я стаскиваю мантию и вешаю ее на крючок – не пригодится более. Некому их носить. Корпорация распущена, лицензии магов объявлены недействительными. Гливен, узнав о попытке моего отравления, пришел в ярость. Что он говорил королю, мне не известно, но Этон подписали указ. Бывшим магам предложили вступить в армию и лечить воинов. Многие согласились. Кушать-то хочется…

Стук в дверь. Открываю – Ноэль. Она быстро обнимает меня и дышит в ухо. Затем отстраняется и смотрит в глаза.

— Ты сегодня грустный.

— Вспомнил дом, — говорю со вздохом. — Мать, отца, сестер. Я по ним очень скучаю.

— И я по своим, — кивает Ноэль. — Посидим?

Киваю. Это у нас отношения такие в последнее время – сидеть рядом. Взяться за руки и молчать. После поцелуев в донжоне Ноэль стала меня стесняться. Не узнать девочку, предлагавшую мне минет. Хотя этого слова здесь не знают, как и сам процесс. Возможно, благородными практикуется, рассказал же кто-то Ноэль? Однако в борделях используют только две позы: женщина на четвереньках или на спине. Сверху – уже разврат. С ренийцами наоборот. У них женщина на спине – верх разврата, а вот сверху – самое то. Объединить две практики не получается. Мне, впрочем, и такое не светит. Ноэль не подпускает ко мне женщин. Приходит в ярость, если заметит кого рядом. Ко мне приставлен слуга, хотя женщин в доме Гливена много.

С Ноэль мне хорошо – даже сидеть и молчать. Она умная и искренняя. В этом похожа на Аню. Внешне они разные, разве что фигуры схожи. Крепкие плечи, узкая талия, округлые бедра. Ну и грудь… Никогда не понимал интереса мужчин к анорексичным моделям. Что в них может быть красивого, кроме одежды, конечно? Ноэль сильная и очень красивая. На Земле бы сделала блестящую карьеру – на телевидении или в кино. Ноэль удивительно телегенична, на экране выглядит лучше, чем в жизни. Хотя, куда красивее? Как мне с ней быть? Взять с собой? Не разрешат, это к гадалке не ходи. Аборигенку на Землю? А документы? У нее даже свидетельства о рождении не имеется по причине их полного отсутствия в местном обществе. Да и Ноэль не рвется со мной. Здесь у нее мать, сестры, папаша вон нарисовался. А мои родные живут на Земле. Я скучаю по ним, но что делать? Вернувшись, я потеряю Ноэль. Что получу взамен? Целлюлитных теток, с которых нужно согнать жир? Оплывшие физиономии, подгоняемые под модный стандарт? На Земле человек с даром не спасает людей. С этим справляются обычные врачи. А вот за желание стать красивым люди готовы платить. Из-за этого наша семья богата. Деньги у меня будут. И что? Я сумею купить за них любовь? То обожание, с каким на меня смотрит эта девочка?