Без Москвы - Лев Лурье

Каждый год 1 мая и 7 ноября на Марсовом поле около дома Адомини собиралась огромная толпа студентов, которые кричали: «Александр Данилович, Александров Данилович, ректор, ректор!» Александров выходил на балкон, удовлетворенно смотрел на собравшихся – это были студенты, которые ждали его на демонстрацию. А после праздничной демонстрации его часто качали. Александров был настоящий любимец студенчества – такой вождь, человек скорее 1920–1930-х, чем послевоенного времени.

Анатолий Вершик, математик: «Его действительно качали на руках, я в этом участвовал. Это было наше любимое занятие. На демонстрацию он всегда приходил со студентами, иногда приводил дочку. Я очень хорошо помню одну из демонстраций, где мы вели откровенные разговоры, и он мне сказал: “Знаете что, давайте мы здесь не будем об этом. Позвоните мне, поговорим в другой обстановке”. Он был человеком открытым, в нем абсолютно не было чиновного чванства».

У Александрова была репутация либерального ректора. Брал на работу политически неблагонадежных. Не боялся конфликтов с партийным начальством. На биофаке поддерживал генетиков, которых травили по всей стране.

Людмила Вербицкая, ректор СПбГУ с 1994 по 2008 годы: «В нашем университете курс генетики читался всегда. Сотрудники кафедры генетики – настоящие герои. Тогда студенческое братство было просто удивительным. Лектор знал, есть ли кто-нибудь посторонний или нет в аудитории. Если нет – он читал генетику. Если кто-то появлялся – ему давали знак, и он читал о великом Лысенко. Это все знал Александр Данилович».

Дарья Медведева, дочь А. Д. Александрова: «На самом деле, еще в 1954 году Хрущев, будучи на совещании в Смольном, когда отец защищал генетику, кричал: “Как это ректор приказы не выполняет, за это с работы снимают, в военное время расстреливают!” Но в те годы отец мог перебороть это и надеялся, что еще многое и многое сможет сделать для университета, что ему и удавалось».

Анатолий Вершик, математик: «Он старался, чтобы в университете было больше сильных ученых. Он вытаскивал людей из провинции в Ленинград и давал им возможность быть профессорами университета. Один из таких примеров – Владимир Романович Рохлин, один из моих учителей, человек удивительной судьбы, который был в немецком лагере, потом – в сталинском. В конце концов, он долгое время работал в Архангельске, а Александров решил пригласить его сюда, в Ленинград».

Кадровая политика ректора встречала отчаянное сопротивление на факультетах, где в деканатах по-прежнему заправляли номенклатурные мракобесы, громившие университетскую науку в последние годы сталинского правления. Давило и партийное руководство. Для любого начальства благонадежность ценнее научных заслуг. Александров вынужден был идти на компромиссы. Он вел сложную игру, где-то уступая, где-то оставаясь непреклонным. Нажил врагов среди реакционеров, но при этом не в чести был у особенно рьяных либералов. Его не понимали. Мог взять на работу опального Льва Гумилева, а мог явиться на студенческий диспут и резко оборвать вольнолюбивое выступление неосторожного романтика.

Игорь Кон, социолог: «В университете была смертоносная для студентов традиция. Вдруг администрация факультета говорила: “Ребята, говорите свободно все, что вы думаете”. Ребята начинали говорить, никто из этой администрации не выступал против. Они тихо молчали. Потом донос шел куда следует, и после этого молодого человека убирали с "волчьим билетом”. Люди, которые все это разрешили и, больше того, провоцировали, уходили в кусты.

Александр Данилович никогда в этом не принимал участие и потому пытался опасные выступления пресекать».

Несмотря ни на что, такой свободы в Ленинградском университете, как в период ректорства Александрова, не было никогда. Тон задавал сам Александр Данилович. Он был частым гостем в студенческих общагах. Известно, что с глазу на глаз с ним можно было говорить на любые темы. А еще ректор интересовался философией и взгляды у него свои – не из учебника диамата.

Про А. Д. Александрова, как и про всякого популярного человека, рассказывали массу анекдотов. Вот один из них. Однажды в большой аудитории матмеха на 10-й линии В. О. Александр Данилович принимал зачет. Тот затягивался. Студентов сидело много. Вдруг неожиданно ректор встал и сказал: «Вот три стула, если кто-то хочет сдать зачет автоматически, нужно перепрыгнуть через все». Студенты замерли в недоумении. Тогда ректор разбежался, перепрыгнул через три стула, правда, разбил очки при этом. Нашелся смельчак, который вызвался перепрыгнуть и сделал это. Он был единственным, кто получил автоматом зачет. Эту историю рассказывали много раз. Как-то на вечере встречи выпускников один из мемуаристов повторил ее. Все начали говорить, что про Данилыча столько мифов рассказывают, а это просто очередной. Тогда встал почтенный доктор физико-математических наук и сказал: «Да что вы говорите? Это именно я перепрыгнул через стулья и получил зачет досрочно!»

Даниил Александров, сын А. Д. Александрова: «Шел он по коридору, а навстречу ему – студент в шапке. Александров ему сказал: “Молодой человек, снимите шапку, здесь храм науки”. Тот ответил: “Не пошел бы ты на хрен!” Тогда ректор сбил с него шапку, они собирались драться, и их растащили какие-то профессора, после чего молодой человек пошел заниматься. Довольно быстро он был вызван к ректору и обнаружил в качестве ректора человека, которого он чуть не побил в коридоре. Александров ему сказал: “Больше так не делайте, снимайте шапку и идите”. Эту историю мне рассказывали студенты того времени».

С середины 1950-х Александров часто выезжал заграницу. Он видел, как организованы университеты в других странах, и многое ему нравилось. В ЛГУ не все шло благополучно – огромный ВУЗ требовал радикальной реформы, и дело было не только в учебных программах и кадровом дефиците.

В конце 1950-х годов ЛГУ стоял на распутье. Здесь училось уже 9000 человек, студенты и преподаватели просто не помещались в квартале вдоль Менделеевской линии. Александрову предстояло принять принципиальное решение. Нужно было или расширять площади в городе, чтобы университет превратился в своего рода ленинградскую Сорбонну, огромный квартал внутри города, или переселять весь университет в какой-то прекрасный тенистый город, чтобы это было что-то вроде ленинградского Кембриджа. Попытка увеличить площади на Стрелке не увенчалась успехом. Тогда Александров, исходя из обещаний городских властей, что в конце 1960-х в Петергоф придет метро, решил перевезти университет постепенно, факультет за факультетом за город.