Жозеф Бальзамо. Том 1 - Александр Дюма

Ла Бри от неожиданности смешно подскочил, зацепился правой ногой за левую и, пошатываясь, исчез.

Через несколько секунд он вернулся и доложил:

— Этот дворянин внизу.

— Что он делает?

— Кормит бедренцом коня.

— Ладно, пусть. А карета?

— Стоит на дороге.

— Запряженная?

— Четверней. Какие лошади, сударь! Они объедают гранатовые деревца на цветнике.

— Королевские лошади могут объедать все, что им угодно. Да, кстати, а колдун?

— Колдун исчез, сударь.

— Исчез, оставив драгоценную посуду? — удивился барон. — Нет, этого не может быть. Он или вернется, или кого-нибудь пришлет.

— Вряд ли, — ответил Ла Бри. — Жильбер видел, как он уехал вместе со своей фурой.

— Жильбер видел, как он уехал вместе с фурой? — задумчиво переспросил барон.

— Да, сударь.

— Этот лоботряс Жильбер все видит. Ладно, ступай собери сундук.

— Уже, сударь.

— Как уже?

— Когда я услышал приказ ее королевского высочества, я тут же отправился в комнату господина барона и запаковал одежду и белье.

— Чего ты суетишься без приказа, дурак?

— Сударь, я подумал, что правильно сделаю, если предупрежу ваше желание.

— Болван! Ладно, ступай помоги барышне.

— Благодарю, отец. У меня есть Николь.

Барон снова задумался.

— И все-таки, продувная ты бестия, это невозможно, — бросил он Ла Бри.

— Что, сударь?

— А то, о чем ты не подумал, потому что ты никогда не думаешь.

— Да что же, сударь?

— Чтобы ее королевское высочество уехала, ничего не оставив господину де Босиру, или чтобы колдун исчез, не вручив Жильберу записки.

В этот миг со двора донеслось нечто вроде свиста.

— Сударь, — произнес Ла Бри.

— Ну что?

— Зовут.

— Кто?

— Тот господин.

— Офицер?

— Да. А вон и Жильбер прохаживается, словно у него есть что сообщить.

— Ну так ступай к ним, скотина.

Ла Бри исполнил приказание с обычной поспешностью.

— Отец, — подойдя к барону, промолвила Андреа, — я догадываюсь, что сейчас вас мучит. Вы ведь знаете, у меня есть тридцать луидоров и украшенные алмазами часы, которые королева Мария Лещинская пожаловала моей матушке.

— Да, да, дитя мое, очень хорошо, — отвечал барон. — Но ты их сбереги, тебе понадобится красивое платье для представления ко двору… Изыскать нужные средства — это уже мое дело. А, вот и Ла Бри.

— Сударь! — влетев в гостиную, закричал Ла Бри, держа в одной руке письмо, а в другой сжимая несколько золотых монет. — Вы посмотрите, что оставила мне дофина! Десять луидоров! Целых десять луидоров!

— А что это за письмо, олух?

— Это вам, сударь. От колдуна.

— От колдуна? Кто тебе его дал?

— Жильбер.

— Ну, что я тебе говорил, ослиная ты башка? Живо, давай его.

Барон вырвал у Ла Бри письмо, поспешно распечатал и вполголоса прочел:

«Господин барон!

Эта посуда, после того как в вашем домике к ней прикоснулась августейшая рука, принадлежит вам. Оставьте ее себе как реликвию и вспоминайте иногда вашего признательного гостя

Жозефа Бальзамо».

— Ла Бри! — после недолгого размышления крикнул барон.

— Да, сударь?

— Есть ли в Бар-ле-Дюке хороший ювелир?

— Есть. Тот, что запаял серебряный кубок мадемуазель Андреа.

— Очень хорошо. Андреа, отложите в сторону бокал, из которого пила ее королевское высочество, а все остальное велите отнести в карету. А ты, бездельник, марш в подвал и подай господину офицеру, что там у нас осталось из хорошего вина.

— Одна-единственная бутылка, сударь, — с безмерной грустью сообщил Ла Бри.

— Вполне достаточно.

Ла Бри ушел.

— Андреа, дитя мое, полно! — взяв дочь за руку, промолвил барон. — Не грустите. Мы отправляемся ко двору. А там немало вакантных должностей, немало и аббатств, которые можно получить, хватает и полков без полковников, и нерозданных пенсий. Двор — это чудесная страна, где ярко светит солнце. Держись всегда там, где оно сияет; кому, как не тебе купаться в его лучах. А теперь, дитя мое, ступай.

Андреа, подставив барону лоб для поцелуя, удалилась.

Николь последовала за ней.

— Эй, Ла Бри, чудовище! — крикнул, выходя последним де Таверне. — Позаботься о господине офицере! Ты слышишь меня?

— Да, сударь, — отвечал из подвала Ла Бри.

— Ну, а я, — продолжал барон, направляясь к себе в комнату, — пойду соберу бумаги… Андреа, понимаешь ли ты? Через час мы уедем из этой конуры! Наконец-то я покидаю Таверне и, надеюсь, навсегда. Все-таки славный человек этот колдун! Право же, я становлюсь чертовски суеверен. Ла Бри, поторопись, мерзавец!

— Сударь, мне пришлось идти на ощупь. В замке не осталось ни единой свечи.

— Да, похоже, самое время уезжать, — пробормотал барон.

17. ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ЛУИДОРОВ НИКОЛЬ

Тем временем, возвратясь к себе в комнату, Андреа деятельно принялась готовиться к отъезду. Николь помогала ей в этом с усердием, благодаря чему тень, легшая на их отношения из-за утренней размолвки, быстро рассеялась.

Андреа краешком глаза посматривала на Николь и улыбалась, видя, что у нее даже не будет необходимости прощать служанку.

«Она славная девушка, — думала Андреа, — преданная, благодарная. Конечно, у нее есть свои недостатки, как у всякого человека. Забудем, что было!»

Николь в свою очередь была не из тех девушек, кто не обращает внимания на выражение лица хозяйки, и заметила, что оно становится все благожелательней.

«Экая же я дура! — думала она. — Едва не поругалась с барышней из-за этого негодяя Жильбера. А ведь она берет меня с собой в Париж, где чуть ли не каждому удается разбогатеть».

Но если две симпатии устремлены друг к другу, они не могут не встретиться, а встретившись — не соприкоснуться.

Первой заговорила Андреа:

— Сложите мои кружева в картонку.

— В какую картонку, мадемуазель? — задала вопрос Николь.

— Право, не знаю. А что, ни одной нет?

— Есть та, что мадемуазель подарила мне, она у меня в комнате.

И Николь с такой готовностью побежала за картонкой, что это окончательно укрепило решение Андреа все забыть.

— Но это же твоя картонка, — сказала она вернувшейся Николь, — и она может тебе понадобиться.

— Да что там! Вам она нужней, чем мне, и потом это же все-таки ваша картонка…

— Когда собираешься замуж, лишние вещи не помешают, — заметила Андреа. — Так что картонка тебе будет нужнее, чем мне.

Николь залилась краской.

— Она тебе понадобится, — продолжала Андреа, — чтобы хранить подвенечный наряд.