Пепел Снежной Королевы - Хакимова Эля

Куки укрыла женщину пледом, погладив по бледной вялой руке с голубыми венами под тонкой кожей, и тихо вздохнула. Затем снова направилась к двери, чтобы уже окончательно покинуть это странное место.

Родной дом встретил ее пустыми теплыми комнатами. В жирных столбах света, проникающего через щели между портьерами, кружились пылинки. Не обратив внимания на их танец, Куки сразу увидела записку, не замеченную вчера.

Отец сообщал, что они с Мишель повезли Кристофера к знакомому – отставному судовому врачу. Куки тяжко вздохнула – чем поможет судовой врач психически больному человеку? Если даже в клинике ему не помогли…

Первым делом она стала искать старый семейный альбом. Основательно перерыв антресоли, накинув теплый, растянувшийся до невообразимой длины свитер, долго копалась в буфетах на прохладной веранде.

Оставалась комната отца. Однако Куки не отважилась на обыск, решив предварительно спросить его самого.

Заходя на кухню с веранды, она споткнулась у порога и, едва не растянувшись на полу, всего лишь больно стукнулась коленом. Зато сразу же нашла то, что найти и не пыталась. Недостающий осколок чашки, так и стоявшей недоклеенной рядом со старинным серебряным чайником.

Осторожно положив осколок рядом с чашкой, Куки увидела, что альбом, на поиски которого она потратила битый час, спокойно лежал себе тут же.

Замечательно. Папа, видимо, решил устроить здесь алтарь воспоминаний. Эта несчастная чашка, теперь еще и альбом. Ну что же, поклонимся и мы минувшим денькам счастья. Посмотрим, как поживала самая счастливая семья в мире.

Открыв выцветшую кожаную обложку с вытертыми золотыми вензелями вокруг надписи «Самая счастливая семья в мире» Куки сразу же наткнулась на свадебную фотографию родителей.

Нефтяная плавучая вышка, вокруг серое северное море. Группа людей с открытыми смеющимися ртами на лицах, обросших старомодными бакенбардами. Бутылки шампанского в руках.

Было довольно прохладно и ветрено, судя по тому, с каким трудом они удерживали на плечах наброшенные куртки и как отчаянно билась тонкая вуаль на подвенечной шапочке-таблетке красавицы невесты.

Поверх ее короткого белого платья была наброшена огромная мужская куртка. Из-за этого, видимо, и еще, возможно, благодаря высокому, под горло, воротнику на ее платье, эта тонкая длинноволосая девушка выглядела трогательно хрупкой и юной.

Отец казался на фотографии молодым и бесшабашным. Этакий сорвиголова, которому по плечу и горы свернуть, и даже стать счастливым с такой вот нервной и красивой женой. Куки никак не верилось, что именно эту женщину увезли сегодня полицейские из Инсайд-Хилла.

Друзья… Беззвучно поющие мужчины, суровые и сильные, искренне радовались за молодоженов. Непонятно, при чем здесь Голубая Фея, кем она приходится ее родителям? Пролистав на четверть заполненный фотографиями альбом, Куки так и не нашла ни намека на эту необычную женщину.

Большинство карточек запечатлело Куки. Куки и смеющийся папа. Испуганная Куки и строгая мама. Куки и лошадка. Куки и телефон. Куки и большая красивая кукла с открывающимися ресницами и длинными волосами.

Эта кукла так и сидит в гостиной, чинно склонив голову, почти не тронутая – Куки ее страшно боялась и прикасалась к ней только по настоянию мамы.

– Куки, дочка, мы уже дома, – громогласно сообщил отец.

Спустя несколько минут он, отфыркиваясь и сотрясая крупной седой головой, вошел в кухню к притихшей Куки, застывшей над столом с разложенным на нем альбомом.

– О, нашелся! Осколок, говорю, нашелся! Здорово. Съездили мы к врачу. Говорит, время, только время поможет. Ну а ты где пропадала? – Он поставил чайник на огонь и достал чашки.

– Там, сям, – пожала плечами Куки.

– Нашла старый альбом?

– И старую фотографию, – согласилась Куки, доставая из-под альбома портрет из дома Голубой Феи.

– Где… – Удивленно замолчав, отец испытующе посмотрел на Куки.

– Я сегодня ездила в Инсайд-Хилл, – холодно и отстраненно сказала Куки.

– Зачем?

– Мама умерла.

– Что ты… – начал было отец, но осекся.

– Разбилась, упав с крыши Инсайд-Хилл. Она, оказывается, там и жила все это время. – И жестко добавила: – Тело в морге. Полиция ведет расследование. Итак, кто на этой фотографии?

– Умерла… Сколько лет прошло, сколько… До того как я познакомился с мамой, я ухаживал за ее сестрой. У нее была сестра. – Отец произносил все это так, будто наговаривал текст на пленку. Или вспоминал давно забытые стихи. – Но через год, когда мы уже обручились, с юга приехала Мина, в смысле твоя мама… ну и вот, мы полюбили друг друга и поженились. Я тогда работал по контракту на нефтяной платформе, около Шпицбергена. Оставалось еще месяца три, как Ясперссон, наш диспетчер, по громкоговорителю объявляет: летит, мол, твоя невеста, встречай, старик. Представляешь, на всю платформу. В тот же день нас капитан и обвенчал. Через два часа она улетела вертолетом обратно на материк. А потом я вернулся домой уже к ней.

– А сестра?

– Она всегда была немного странноватой. Но не сумасшедшей, в этом Мина ошибалась. Нервная, да. Но они обе этим отличались. Ты родилась здоровой, крепкой девочкой, я и не знал, что она родила от меня. Подумал, когда Мина предложила забрать тебя к нам, что все равно родная, чего уж там. А бедняжке становилось все хуже и хуже. Ее перевели в Инсайд-Хилл. Через лет пять… – он, нахмурив брови, вспоминал, – шесть, около того, она вернулась в город. Но уже совсем, совсем другая. Нас она не узнавала. Других знакомых у нее и не было. Вот и все.

– Значит, моя мама на самом деле не… – Куки не могла уложить в голове смерть женщины, которую всю жизнь считала своей матерью, а тут оказывается, это самая настоящая мачеха была. Как у них все складно получается!

– Дочка, прости… – начал было Рэйли, но Куки его перебила:

– И когда ты собирался мне рассказать эту трогательную историю? Ты вообще думал когда-нибудь открыть мне все это?

– Я думал, – в свою очередь повысил голос отец. – Но…

– А почему вы кричите друг на друга? – голосом обиженного ребенка встряла Мишель, которая появилась на пороге кухни рука об руку с Кристофером.

– Все в порядке, Мишель, уведи отсюда Кристофера, – успокаивающе зарокотал Рэйли.

Куки едва не подпрыгнула на месте.

– Нет, зачем же! Останься здесь, Мишель, ты же должна знать все о своей семье. Мы ведь ее тоже удочерили? – зло кинула она отцу.

– Да что с тобой, Куки, успокойся! – взревел Рэйли. – Ты уже взрослая, чтобы устраивать истерики по такому поводу!

– Какие же вы дураки! Какие вы все… Ненавижу! Ненавижу вас всех! – Куки уже кричала в голос, которого в себе до сих пор не подозревала.

Но тут Рэйли дал дочери звонкую пощечину. Это возымело эффект. Хотя не совсем тот, на который он рассчитывал. Истерика прекратилась, застыв на самой высокой ноте, но Куки, замерев на миг в полной тишине, вдруг развернулась и бросилась в свою комнату.

Лихорадочно разбрасывая коробки, она в секунду достала из-под кровати то, что искала. На кухне все оставались без движения и звука, будто это была фотография или экспозиция в музее мадам Тюссо. Никто не шелохнулся и тогда, когда Куки ворвалась в кухню обратно.

– Кит, посмотри, видишь это? – Она сунула под нос брату маленький детский ботинок. – Я его нашла тогда, Кит! Ты понимаешь меня? Ты меня слышишь?

Глава 21

На следующий день Корки разбудил гул, ворвавшийся сквозь тесное оконце под потолком. В сыром туманном воздухе утра, встающего над закопченным Лондоном, медленно и тяжело плыл приглушенный звон колоколов, возвещавший горожанам о наступлении времени казни, первой из восьми в этом году.

В камеру Корки неожиданно зашел Робинсон и, по-свойски присев в кресло у кровати, сообщил, что в этот день казнят и Корки.

– Боюсь, вы принимаете желаемое за действительность, любезный, – высокомерно скривился Корки.

– Никак нет, сам лично видел списки, присланные из канцелярии Тайного совета и подписанные главным судьей, – заверил его тюремщик, – и вашу знакомую тоже. Честное слово, даже жаль расставаться с такими щедрыми гостями так быстро… Хотите, я отправлю весточку сэру Томасу? Бесплатно.