Берег Живых. Наследники Императора - Анна Александровна Сешт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мир на плане земном отражал и более спокойное течение энергий в незримом. Но очевидно, и там это устраивало не всех…
Великий Управитель ссыпал остатки проса перед голубем и потянул за толстую цепочку из электрума, которую носил на шее не снимая. На спрятанной под одеждой цепочке висел перстень – переливавшийся радужно-голубым лунный камень в обрамлении серебряных ветвей. Эльфийская работа. Королева Ллаэрвин некогда собственноручно подарила этот перстень Хатеперу за особые заслуги, за весь тот риск, которому он подвергался, служа делу мира между двумя великими государствами. Перстень давал дипломату право беспрепятственно передвигаться по эльфийским территориям – неслыханный знак доверия.
Хатепер погладил камень большим пальцем, чувствуя, как тот отозвался знакомой приятной прохладой, а потом коротко прикоснулся к нему губами.
– Что на земле, то и на небе… что на небе, то и на земле… – тихо повторил он. – Как много сил, зримых и незримых, участвует в этих событиях из века в век. Как легко влияют они на неокрепшие непросвещённые умы. Мы сумели поменять ход истории, Пресветлая Лаэ… сумеем ли впредь? Или же те, кто противостоит нам, в этот раз окажутся сильнее? Однажды кто-то из нас падёт… Я не хочу узреть, как забвение поглощает мудрость, красоту и величие целой цивилизации, как победители в гордыне своей переписывают историю, погружая истину во мрак. И если однажды дело моё станет бессмысленным – пусть я никогда не вернусь с Западного Берега и не увижу этого, а уйду дальше, унося с собой мою память.
Некоторое время дипломат созерцал чистую лазурь неба над залитым солнцем Городом сотни врат. Прекрасная светлая Апет-Сут утопала в зелени многоуровневых садов, освящённая величием древних храмов, опоясанная широкими улицами, вымощенными гладкими плитами. В этом зрелище Хатепер находил некоторое успокоение, чувствуя, что годы скрытой борьбы не прошли зря, что его народ действительно исцелялся и восстанавливал силы в заботливых руках брата. Что же он сам, Хатепер, упустил теперь, чего не предусмотрел? Где крылась непозволительная ошибка? Или он так долго боролся, что изжил себя, и взор его и разум потеряли былую ясность? Со вздохом дипломат снова спрятал перстень на груди и посмотрел на крохотный отрез свитка из бумажного тростника, на котором содержалось послание. Это было подтверждением сведений, пришедших ранее от другого его осведомителя.
Пора была поговорить с Владыкой.
Вместе с Секенэфом Хатепер привычно выслушал доклады управителей сепатов[29]. Ожидание урожая, передел земель, торговые сборы, регулярные отчисления в армию и в храмы – всё шло своим чередом. Но одно дипломат никогда не воспринимал как должное, даже спустя столько лет: вести о том, что на границах всё спокойно. Он хорошо помнил войну и первые годы после неё: бунты соседних племён и даже в самой Таур-Дуат – в некоторых сепатах, управители которых были недовольны либо друг другом, либо властью в целом. Когда страна была ослаблена врагом внешним, поднимали голову и враги внутренние. Так болезни оживают в раненом теле, и лишь крепость духа и воли способна побороть недуги и не позволить им перерасти в окончательное разложение плоти. Хатепер не строил иллюзий, что они с братом одолели всех врагов. Секенэфа боялись ровно настолько, чтобы не сметь бросать ему вызов в открытую, потому что не раз он уже показал свою сокрушительную силу наряду с мудростью и дальновидностью. Но самыми опасными из войн были не те, что велись с оружием в руках. Сражения являлись лишь следствием страстей, кипевших глубоко под спудом. Силы зримые и незримые, земные и не только влияли на ход истории… И глупо было бы проявлять поспешность в суждениях и обвинениях, зная об этом.
Наконец они остались одни – не считая, разумеется, стражей Ануират. Хатепер протянул брату послание.
– Ещё двое моих осведомителей мертвы, – тихо сказал дипломат.
– Те, кто пытался восстановить каналы Тремиана? – с грустью уточнил Секенэф.
Дипломат мрачно кивнул.
– Прости, брат, я хотел бы порадовать тебя, да нечем. Сеть осведомителей Тремиана рассыпалась после гибели его и его детей. Боюсь, что теперь мы потеряли возможность говорить с Ллаэрвин более-менее напрямую, без риска вмешательства других высокорождённых. Я собираю по крупицам то, что осталось после Тремиана – то, что было мне известно благодаря нашей дружбе, – но пока мне нечего представить тебе. Разве что я сам мог бы…
– Нет! – Секенэф резко вскинул руку, прерывая его. – Ты рисковать собой не будешь. Ты нужен мне здесь, брат. Продолжай искать тех, кому и я, и она могли бы доверять. Мы подождём ещё. Она не могла не выслать посольство. Это совсем на неё не похоже.
– Согласен, потому её молчание сильно беспокоит меня, – тихо проговорил дипломат. – Разумеется, эльфы ничего не делают поспешно, и Ллаэрвин опутана целой сетью условностей. Но обстоятельства таковы, что хотя бы нейтральное письмо по официальным каналам она могла бы нам передать.
– Если только кто-то не перехватил её весть.
– И это кажется мне, увы, наиболее вероятным…
– А что твои эльфийские осведомители?
– Передавать сведения нынче рискованно, а потому пока я не требую от них многого. Мы знаем общие настроения: Данваэннон не готовится к войне. Пока… Большинство Высоких Лордов и Леди по-прежнему поддерживают мирный договор, по крайней мере, внешне.
– Мне не нужно, чтобы они принимали договор сердцем, – сухо ответил Секенэф. – Мне нужно лишь, чтобы они не нарушали его.
– Думаю, тебя не удивит, что беспокоятся там скорее о том, как решишь действовать ты. Кое-кто считает, что у тебя как раз есть все основания договор расторгнуть.
Их взгляды встретились – как всегда, в безмолвном понимании.
– Ты
