«Русская земля» и образование территории древнерусского государства - Арсений Насонов

По некоторым данным, распространение смоленской дани на севере шло именно из Торопца. Это распространение шло от Торопца на север и на северо-запад, в сторону Ловати, где со временем было остановлено встречным движением со стороны Новгорода. Одним из крайних смоленских поселений в этом направлении была Дубровна, упомянутая в Новгородской 1-й летописи, как «селище в Торопецкой волости»{556}. С юго-запада укрепленным форпостом Торопецкой волости был названный выше Жижец, тянувший (по более поздним данным) к Торопцу. Есть основания полагать, что распространение смоленской дани на северо-восток, к озеру Селигер и к верховьям Волги, шло также из Торопца. Во-первых, «Торопецкую волость» воевали из Торжка, следовательно, она выходила к северо-восточным рубежам Смоленской «области»{557}. Во-вторых, в Уставной грамоте Ростислава упомянуты Хотшин и Жабачев, лежавшие в районе Селигера и верхней Волги, и не упомянута Ржева. Сама Ржева упоминается в начале XIII в. как город торопецкого князя{558}. Таким образом, распространение смоленской дани на верхнюю Волгу шло не со стороны р. Вазузы, а со стороны Торопца. Это подтверждается тем, что г. Зубцов, расположенный при впадении Вазузы в Волгу, к Смоленской «области» не принадлежал; а далее, вниз по Волге, в районе р. Холохольни шли места, где брали дань новгородцы.

В XI в. Смоленску потребовался свой смоленский князь, который сидел бы в Смоленске. Эта потребность, вызванная интересами местной феодальной знати, необходимостью «блюсти» смердов и обеспечивать их эксплоатацию, стояла с связи также с территориальным ростом не только Смоленской земли, но и соседних земель — Новгородской и особенно Полоцкой, угрожавшей Смоленску. Единственное направление, в котором Смоленск не мог расширять своей территории, было направленно западное, ибо здесь интересы Смоленска очень рано столкнулись с интересами и притязаниями Полоцка. Орша выступает уже в летописном известии под 1067 г. в качестве пограничного поселения, принадлежащего Смоленску: оттуда, из «Рши у Смоленьска», Ярославячи вызывают Всеслава Полоцкого, и он к ним «переѣха в лодьи чресъ Днѣпръ»{559}; судя по этому известию, поселение Орша частью могло находиться на левой стороне Днепра (городище в Орше лежит на правом берегу реки); лежавший ниже на Днепре Копыс, служивший в XII в. источником смоленского дохода в качестве узлового места на путях, упомянут уже в Ипатьевской летописи под 1059 г. Полоцкие владения подходили к самому сердцу Смоленской земли. Так было и в XII в.; из сообщения Новгородской 1-й летописи под 1198 г., когда полочане встретили новгородскую рать «на озѣре на Касъпле», видно, что полоцкий рубеж близко подходил к Касплинскому озеру. Полоцкая территория, таким образом, близко подходила к самому Смоленску. В 60–70-х годах XI в. Полоцк стал проявлять агрессивность по отношению к Смоленску. В 1067 г. Всеслав делал, повидимому, приготовления к нападению на Смоленскую землю, по встретил отпор со стороны Ярославичей. В 70-х годах Всеслав совершил нападение на Смоленск, сжег город и ушел в свою землю. Владимир Мономах не успел его захватить, но в отместку опустошил города Полоцкой территории Лукомль, Логожск и Дрютск{560}. Из известия под 1116 г. можно вывести, что полочанами были захвачены Орша и Копыс, но Мономах отнял их у Глеба Всеславича{561}. Организационная сила князя требовалась и при овладении иноязычным населением, обитавшим к востоку от Смоленска.

По сведениям позднейших летописей, нуждающимся в проверке, Владимир Киевский посадил в Смоленске своего сына Станислава, умершего, предположительно, в 30-х годах XI в.{562} По сведениям вполне достоверного источника, в Смоленске в 1055 г. сел сын Ярослава Вячеслав, а после его смерти — Игорь Ярославич, умерший в 1060 г.{563} Еще при жизни Игоря Смоленского Изяслав Киевский, помогая, очевидно, своему младшему брату, ходил на Голядь и «победи»{564}. Видимо, распространение смоленской дани на восток не встречало препятствий со стороны других «областных» центров во второй половине XI и в первые десятилетия XII в. Об этом свидетельствует, во-первых, то, что территория Смоленской «области» глубоким языком вдается на восток. Во-вторых, на востоке Смоленской «области» до второй половины XII в. письменные источники не указывают ни одной крепости. Можайск, повидимому, как «город» в XII в. еще не существовал. В Уставной грамоте Ростислава и в приписке к ней он не упомянут. Первые сведения о нем вообще появляются только во второй половине XIII в.{565} Признаки сопротивления со стороны соседей на востоке появляются в 40-х годах XII в. Но и тогда, в 1147 г., врагами смоленского князя были захвачены «люди Голядь» на верхней Протве; нападение было организовано не с востока, а с юга: Юрий Долгорукий приказал князю Святославу Ольговичу Новгород-Северскому повоевать Смоленскую землю. В том же году Святослав Ольгович посылал половцев опустошать верховья Угры, принадлежавшие Смоленску{566}. С этой стороны, вероятно, и ранее грозила опасность, чем и объясняется построение восточнее Смоленска на Днепре крепости Дорогобуж и г. Ельни в верховьях Десны, где волость Дешняны платила Смоленску 30 гривен дани. Близ верховьев Угры на р. Оболви смоленская дань в первой половине XII в. пришла в соприкосновение с черниговской, так как Оболвь принадлежала к Черниговской «области», но там, как мы уже говорили, смоляне собирали «гостиниую дань».

С верхней Протвы, где обитала голядь, смоленская дань распространялась на Пахру: грамота Ростислава Смоленского указывает Добрятино, лежавшее на р. Пахре, как хорошо известно нам из других источников. Распространялась ли смоленская дань далее на восток? В грамоте Ростислава Смоленского упомянута «Суждали залѣсская дань, аже воротить Гюгри» (т. е. Юрий Долгорукий). Эту фразу долгое время толковали и толкуют в том смысле, что «ранее смоленские владения простирались гораздо далее на северо-восток (в тексте, по описке, — на северо-запад) в область Суздальско-Залесскую, с которой шла на Смоленск дань, захваченная Юрием Долгоруким». Так писал Н. Барсов{567}. Ту же мысль развивал П. В. Голубовский: «если мы посмотрим на карту, то увидим, что еще в XII ст., как и в XIV, смоленские владения занимают почти все среднее течение р. Москвы, охватывают ее с севера (Искона, Берестов, Загорье) и юга (Числов, Сутов, Добрятино, Доброчков). Это обстоятельство заставляет предполагать, что то место на среднем течении р. Москвы, где стоит город Москва, также входило в состав Смоленской земли. Известно, что город Москва, т. е. раньше бывшее тут древнее поселение, был укреплен Юрием Долгоруким. Это был со стороны суздальских князей первый шаг к захвату всей восточной половины Смоленской земли, окончательно осуществившийся лишь в XIV в. На этот первый захват и указывают слова уставной грамоты: „Суждали залѣсская дань, аже воротить Гюрги“»{568} и т. д. Следует заметить, однако, что из данных карты П. Голубовского не вытекает, что смоленские владения простирались далее на восток и захватывали территорию Москвы: Москва, по данным карты, оказывается пограничной с суздальской территорией.

П. Барсов и С. М. Середонин объясняли «залѣсскую» дань колонизационным движением смоленских кривичей по Клязьме «до самой Волги»{569}. Середонин отметил, что «залѣсскими городами назывались тогда города Владимир и Переяслав», и полагал, что слова грамоты о «Суждали залѣсской дани» служат указанием на то, что долина р. Клязьмы заселялась из Смоленской земли{570}. Мы вернемся ниже к объяснению Барсова и Середонина, связывавших права на «залѣсскую» дань с процессом колонизации, а предварительно попытаемся без предвзятой мысли подойти к тексту самой грамоты.

В ней говорится о какой-то «дани», которая ранее передавалась в Смоленск и которую отобрал, взял себе Юрий Долгорукий. Десятина с нее шла ранее в пользу церкви св. Богородицы. Дань эта названа «Суждали залѣсская дань», что буквально означает: залесская дань, получаемая с «Суждаля», с Суздаля, Суздальской земли, подобно тому как выражения «Бѣница 2 гривны» или «Дѣдичи и дань и вира 15 гривнъ», или «на Конысѣ полюдья четыри гривны» означают в тексте грамоты дань или другие поборы, получаемые с Бениц, Дедичей, Копыса и т. п.{571} Из текста таким образом, никак нельзя вывести, что дело идет о пограничной смоленской территории, захваченной Юрием, и тем более, что дело идет о территории, захваченной незадолго до составления грамоты. П. Голубовский полагал, что дело шло о дани, захваченной Юрием в конце 40-х годов XII в. В конце 40-х и в начале 50-х годов XII в. Юрий действительно вел военные действия против Изяслава и Вячеслава Киевского и Ростислава Смоленского; в эти же годы он у Новгорода «дани от них (т. е. от новгородцев) отоимал»{572}. Нет никаких сведений, чтобы ранее Юрий предпринимал какие-либо военные, враждебные действия против Ростислава Смоленского. Но если бы прав был Голубовский и дело шло бы о дани, незадолго перед тем захваченной Юрием, то в тексте грамоты не могло бы стоять: «Суждали залѣсская дань». А еще ранее, при жизни Мономаха, такого захвата Юрием смоленской территории, на возвращение которой мог бы рассчитывать Ростислав, конечно, быть не могло. Скорее можно допустить, что дело шло не о дани с захваченной смоленской территории, а о дани, собираемой с суздальской территории Смоленском одновременно, параллельно с Суздалем, но подобные случаи известны только в пограничных местах. Останется непонятным в таком случае, почему дань названа «залѣсской». Середонин и Барсов, полагая, как мы говорили, что она собиралась в долине р. Клязьмы, связывали ее установление с процессом колонизации. Но, по данным А. В. Арциховского и О. Н. Бадера, вятичи обитали не только в районе Москвы, но и в восточной части б. Рузского уезда, в южной части Звенигородского уезда и занимали выступ на верховьях Клязьмы, причем курганы истоков Клязьмы в основном были вятичскими, но в них имеются и кривичские погребения{573}. Мы готовы допустить, что была колонизационная струя из Смоленской земли в Ростово-Суздальскую. Но если бы это движение (если оно существовало) определяло распространение смоленской дани на восток, то смоленская дань распространилась бы по течению Волги, от Вазузы до Медведицы, и на территорию, лежавшую к югу от верхней Волги до р. Истры. Между тем мы видели, что в районе Холохольни, впадающей в верхнюю Волгу, и на территории водораздела между Ламою, Лобью, Шошею и Держею, с одной стороны, и Истрою и Рузою — с другой, дань была захвачена новгородцами.