Хозяин Земли Русской. Третий десант из будущего - Алексей Махров

Нет, не может быть! Вот так попрать, перечеркнуть все нормы и правила международных отношений?.. Может. Очень даже может быть! Ведь Черчиллю докладывали, что страшные рассказы об окружении молодого императора ходили уже в те времена, когда он еще был цесаревичем. Сотни людей, без суда и следствия брошенные в мешках под Невский лед, тысячи запоротых насмерть нагайками страшных kazak^, десятки тысяч принудительно обритых, словно каторжники. А регент… Позавчера сэру Рандольфу Черчиллю принесли телеграмму из Санкт-Петербурга. Во время совместного парада отправляемых на фронт британских и русских частей был убит velikiy knyaz' Владимир Александрович. Убит при большом стечении людей пулей крупного калибра. Причем, по сообщениям очевидцев, никто не только не видел стрелявшего, но и звука выстрела никто не слышал… Солсбери застрелили на ступенях его дома. А кто сейчас живет в этом доме?..

— Русская эскадра должна быть немедленно освобождена, и правительство Британской империи должно предоставить основательные гарантии, что никаких препятствий дальнейшему следованию эскадры со стороны Британии чиниться не будет.

«А может, вызвать охрану и арестовать этих убийц прямо здесь?» — мелькнула в голове шальная мысль. Но Черчилль тут же отогнал ее прочь. Какая охрана? Судя по виду русских гвардейцев, они легко расправятся и с самим премьер-министром, и с его охраной, и вообще со всеми, кого найдут в доме. А потом спокойно отправятся пить vodka из samovar…

— Правительство его величества императора Николая требует, дабы виновные в столь вопиющих нарушениях международных договоров и соглашений между нашими странами были немедленно арестованы и преданы суду.

Надо отдать им все, все, что попросят. Авантюра, в которую втравил его сэр Мориер, дорого обходится Британской империи, но теперь надо соглашаться на все. На все, потому что покойный маркиз Солсбери со своей политикой «блестящей изоляции» довел Англию до такого состояния… Да у Англии сейчас нет ни одного союзника на континенте! А этот новый русский император, похоже, не остановится ни перед чем. Господи, какие же у этих русских страшные, холодные глаза!..

— Мне поручено передать вам, милорд, что, если в течение 24 часов нам не будет сообщено об исполнении наших гуманных и справедливых требований, правительство его величества оставляет за собой полную свободу действий. Честь имею.

«Боже, — подумал Черчилль, — а ведь это — война! Значит, напрасными были все усилия, благодаря которым удалось перехватить письмо русской императрицы. Написанное лично королеве, должно быть, в минуту крайнего раздражения, это письмо непременно привело бы к войне. Прочти королева хоть половину этого письма (без учета грязных ругательств, написанных на родном языке обеих женщин), никакие доводы парламента не смогли бы остановить эту разъяренную фурию. Хорошо хоть, что императрица не догадалась разослать копии своего письма в газеты, как сделал со своей чертовой телеграммой ее чертов муж. Значит, все напрасно: это — война!» Расширенными от пережитого волнения глазами он смотрел, как четко, словно на параде, русские офицеры сомкнулись вокруг посла и вышли из кабинета. Когда дверь закрылась за последним из них, Черчилль перевел дух. Он еще жив. Правда, никто не знает — надолго ли? Неожиданно он расхохотался. Ведь это же так смешно: к премьер-министру Британской империи привели его будущих убийц, познакомиться. Представиться, так сказать. «Алиса, это пудинг. Пудинг, это Алиса…» Ну разумеется, разве может воспитанный человек иметь дело, да еще такое «интимное», с незнакомцем? Как там было? «…Вы не могли бы представить меня вон тому джентльмену у камина? — О, конечно! — Будьте любезны. — Сэр Арчибальд, позвольте представить вам сэра Чарльза Коунта. — Очень приятно. — Мне тоже, сэр Арчибальд. А теперь позвольте сообщить вам, что у вас горит ботинок…»

А ведь они пришли убивать не только его, нет! Им нужно будет убить королеву Викторию, принца Уэльского и еще многих. Впрочем, многих ли? После десятка-другого успешных политических убийств все поймут, что связываться с Россией себе дороже. И тогда…

Черчилль хохотал, хохотал и все никак не мог остановиться. На глазах навернулись слезы, он икал и стонал от смеха. Все его тело сотрясала крупная дрожь. В голове билась одна-единственная мысль: «Неужели теперь всегда будет так: нет человека — нет проблемы?!»

Рассказывает Олег Таругин

(император Николай II)

После окончания «гражданской войнушки» (именовать эти события полноценной гражданской войной язык не поворачивается!) наступил черед множества давно запланированных, но так пока и неосуществленных дел. К которым относилось и окончательное решение вопроса с сепаратизмом, национализмом, трайболизмом и тому подобными прочими «измами»…

— Федор Логгинович! — Я встаю из-за стола и делаю несколько шагов навстречу пожилому человеку в генеральском мундире с созвездием орденов на груди. — Прошу вас, проходите, присаживайтесь!

Генерал от инфантерии Гейден склоняет голову:

— Здравия желаю, ваше величество! Право же, нет нужды так заботиться обо мне…

— Простите, Федор Логгинович, но уж мне лучше знать, как относиться к моим вернейшим сторонникам. Егор! Распорядись, чтобы нам подали чай, коньяк и что там к этому положено. Или вы, — это уже снова Гейдену, — предпочитаете кофе?

Гейден смущенно бормочет благодарственные слова. От кофе он отказывается, в чем я, собственно говоря, и не сомневался. В досье Гревса (которое оказалось в этом случае полнее досье Васильчикова) четко указано: «…предпочитает цейлонский чай из Коломбо, без молока, две ложечки сахара и ломтик лимона…»

Едва только он оказывается возле моего стола, как лейб-конвоец тут же подает на стол два стакана чаю с лимоном, сахарницу и киевское варенье в серебряной вазочке.

Я прихлебываю ароматный чай и тут же обращаюсь к Гейдену:

— Федор Логгинович, как мужчина мужчине, скажите — страшно было в Гельсингфорсе?

Он смотрит на меня внимательно, а потом спрашивает в свою очередь:

— Прошу меня извинить за дерзость, ваше величество, но можно сперва спрошу вас я? Когда британцы на ваш поезд налетели, страшно было?

— Нет, — его взгляд потухает, а лицо становится таким, словно он попробовал несвежее яйцо. — Страшно не было. Было жутко. От ужаса в животе холодело и дыхание перехватывало.

Он усмехается. Его лицо вновь оживает, а в его глазах пляшут озорные чертики:

— Вот и мне, ваше величество, страшно не было. Было намного хуже. Живот по-старчески подводило…

Я смеюсь, и он вторит мне надтреснутым смешком. Так, взаимопонимание достигнуто…

Судя по выражению напряженного лица, Гейден собирается дать мне обстоятельный отчет в своих действиях за весь период противостояния с узурпатором. С удовольствием бы послушал, но…

— Федор Логгинович, надо бы порасспросить вас о ваших действиях в княжестве Финляндском, похвалить и наградить вас за верную службу, но поверьте — некогда. Времени совсем нет. Так что давайте считать, что я вас уже расспросил, похвалил, а к наградам вернемся чуть позднее.

Он совсем тихо и чуть огорченно вздыхает. Ничего, ваше высокопревосходительство, огорчаться вам не из-за чего. Уж поверьте. А вот озабоченность у вас сейчас появится…

— Мне известно, что происходило на территории финляндских губерний в период мятежа. Более или менее, но известно. Мне известно, что вы, разоружив части, которые посчитали ненадежными, наводили железный порядок там, куда могли дотянуться. Мне известно о предательстве чухонцев, о поставках британского оружия, о бунтах и мятежах. Федор Логгинович, сколько сейчас вооруженных бандитов на территории княжества Финляндского? И кстати: прошу вас обращаться ко мне «государь». Короче.

Гейден задумывается. Губы его начинают шевелиться — он ведет какие-то непонятные мне расчеты. Наконец, видимо, удовлетворившись полученным результатом, он сообщает:

— Полагаю около пятнадцати-двадцати тысяч. — И тут же уточняет: — Я имею в виду тех, кто вооружен хорошим оружием. Английским или нашим.

— А всего сколько? Всего тех, кто будет оказывать реальное сопротивление?

— Боюсь предположить. Возможно, наберется до пятидесяти тысяч.

Та-ак. Полста тысяч — это серьезно. ОК, значит, будем решать по-взрослому…

— Федор Логгинович! Я бы хотел вернуться к вопросу о награждении. Я хочу освободить вас от должности генерал-губернатора Финляндского княжества.

При этих словах он чуть не роняет стакан. Его лицо вытягивается, и на нем явственно читается: «Ни х… я себе награда!»

— Мною решено учредить в Великом княжестве Финляндском должность наместника. И я намерен назначить наместником генерала-фельдмаршала Гейдена. Как вы полагаете, Федор Логгинович, он справится?