О тревогах не предупреждают - Леонид Петрович Головнёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оля умолкла, думая о чем-то своем, сокровенном. И Алешин вдруг с болью подумал: война и у мамы отняла отца. Она до сих пор отмечает его день рождения — 25 марта. Ранним утром молча ставит на видное место портрет отца, где он снят в форме политрука, и говорит: «С днем рождения, милый папочка». Алексей с детства привык к этой дате — семейному празднику со слезами на глазах. И всегда приносит в этот день домой красные гвоздики, не оставляет маму одну.
— Осторожно! — прервала его воспоминания Оля. — Здесь перерыто. Новый водопровод прокладывают.
— Спасибо! Дайте вашу руку…
Алешин помог девушке перебраться через ров. Сделал несколько шагов, огляделся и замер в восхищении.
Улица неожиданно переросла в площадь. В центре ее стоял, устремленный острием в небо, гранитный пилон. У обелиска — перед ним, по бокам, с обратной стороны — всюду росли цветы. Целое море цветов! Это были розы — бордовые, алые, ярко-красные, розовые, желтые, белые… Удивительной красоты розы! Даже за несколько десятков метров улавливался их тонкий, приятный, пьянящий, чуть-чуть сладковатый аромат.
Подойдя ближе, Алешин увидел, что возле каждого куста роз находилась аккуратная дощечка с какой-то надписью. Вначале он подумал, что это «визитные карточки» цветов — название и сорт роз. Но присмотревшись, понял — не то.
То были своеобразные эпитафии — строгие и лаконичные — фамилия и инициалы человека, годы жизни и место гибели.
— Фронтовики?
Оля кивнула.
— О которых рассказывали?
— Да. Каждому — живой букет цветов. Сто шестьдесят один куст роз… В память о каждом.
— Как хорошо, достойно, умно! — вырвалось у Алешина.
Он хотел спросить девушку о том, кто тот мудрый человек, который додумался вот таким необычным образом увековечить память односельчан, но, увидев состояние Оли, осекся.
Она подошла к розам, растущим неподалеку от Вечного огня, подправила, протерла от пыли три дощечки-эпитафии, поклонилась им и замерла, опустив голову.
Тактично выждав паузу, Алексей подошел к Оле, взял ее под локоть, сжал ладонь в своей руке. Ладонь вздрогнула и притихла в его ладонях. Он молча читал надписи на табличках: «Романов П. К., 1916 г. р., погиб в 1941 под Москвой», «Романов И. К., 1919 г. р., погиб 10 июля 1943 года под Курском»; «Романов Н. К., 1922 г. р., погиб в апреле 1945 года под Зееловом, на подступах к Берлину».
Не выпуская ладони девушки, Алешин вопросительно посмотрел на Олю.
— Павел Кузьмич Романов — мой дедушка. Иван и Николай — его братья. «Настоящие были люди! — говорила о них мама, — Работящие, отзывчивые, честные… Такие же, как и все подлинные русские патриоты». Именно мама и предложила однажды высадить розы в честь погибших защитников Родины. Односельчане поддержали ее. Если бы вы знали, что здесь творилось накануне сорокалетия нашей Победы! Все жители села и станции без указания «сверху», по внутреннему побуждению вышли на субботник. А потом, не сговариваясь, ходили и ходили сюда — с лопатами, кирками, носилками… Работали до тех пор, пока не поставили вот этот пилон. Сами зажгли Вечный огонь. Сами посадили цветы…
Оля повернулась к Алексею. Посмотрела ему прямо в глаза — внимательно и долго. Он впервые видел ее лицо так близко. Его уже в который раз, но с какой-то особой, новой силой поразили ее большие серые глаза, обрамленные густыми длинными ресницами. В них он прочел целую гамму чувств, охвативших девушку в эту минуту душевного доверия и сердечного откровения: благодарность, признательность, дружеское приятие…
И в его взгляде, в глазах девушка, по-видимому, увидела такие же чувства — ответную симпатию, расположение и еще что-то, нечто большее… Ее рука вздрогнула. И это ответное, едва уловимое пожатие руки как-то сблизило их. Алешин почувствовал это, когда вновь взял девушку под локоть — теперь ее рука не напрягалась, как прежде. Она как-будто понимала его все больше, шла навстречу его пробуждающимся чувствам естественно, доверчиво, просто…
— Знаете, Алексей, — продолжила рассказ Оля, — моя мама почти не помнит своего отца, но знает о нем буквально все. Это — от бабушки, которая умерла три года назад. Она и мне очень многое рассказывала о подвигах дедушки. Я всему верила. А когда подросла, то прочитала о подобных подвигах в книгах Константина Симонова и Василя Быкова. Получается, что бабушка все придумала про подвиги мужа?
— Нет, я так не считаю, — ответил Алексей. — А что он писал с фронта?
— От дедушки пришло только два письма. Их теперь хранит мама. В них, собственно, о подвигах ничего не написано. Все, мол, хорошо. Прибыл в действующую армию. Вскользь обронил, что это где-то близ Москвы. Твердо заверил: столицу никогда не отдадим. И в конце три слова: «Скоро в бой…» Во втором письме дедушка рассказал о товарище своем Степане — рядовом солдате из Ташкента. Он один подорвал два фашистских танка. Сам же Степан едва не погиб. Миной ему оторвало стопу и кисть руки. В конце добавил: «Многие полегли лицом на запад». Потом намекнул, что скоро придет тот день, когда «погоним проклятых фашистов обратно с земли нашей русской». Вот и все. А через месяц — похоронка: «Ваш муж… верный присяге… погиб смертью храбрых…»
У девушки от волнения на глазах выступили слезы.
— Извините мою слабость, — сказала, смахнув слезу. — Бабушка очень любила мужа. Осталась верной ему на всю жизнь. О подвигах его, конечно, фантазировала. Но мы почему-то верили ей.
— И правильно, что верили! — твердо сказал Алексей. — Почему? Потому что бабушка у вас, как и дочь ее, мудрая женщина. Говоря о подвигах мужа, она не ошибалась. Не выдумывала. Не фантазировала. А говорила сущую правду. — Алешин опять взял руку Оли. — Мне кажется, что и я как будто бы слышал ее. Знаю некоторые подробности…
— Вы? — искренне удивилась девушка. — Каким образом?
— Как и его фронтовой друг Степан, ваш дедушка, думаю, был в дивизии генерала Панфилова. Или в части рядом с ней. То был самый ответственный участок в обороне Москвы. Люди стояли с гранатами и винтовками против танков. Насмерть стояли! И выстояли — защитили Москву. А потом, поднявшись в атаку, они с призывом «За Родину!» погнали фашистов на запад. И рядовой Павел Кузьмич Романов был с теми, кто впереди. Он первым ворвался в траншею врага. Бил оккупантов так, как умел. А умел хорошо — прикладом, штыком, кулаком… В том бою и сразила его шальная пуля врага…
В глазах девушки изумление:
— Кто?! Кто вам все это рассказал?
Алешин, успокаиваясь, объяснил:
— Сам Павел Кузьмич в своих письмах. Ваша бабушка. Мама. Но прежде всего — вы сами,
