Четыре жизни. 1. Ученик - Эрвин Полле

Положительные эмоции на всю жизнь оставило первое посещение Сандуновских бань, где познакомился с настоящей парной в общественной бане. В течение 30 лет в каждую московскую командировку я посещал эти старые московские бани. Привлекало всё, начиная с базарчика перед входом с набором веников разного размера и качества (берёзовые, дубовые, берёза+дуб, пихтовые, эвкалиптовые, берёзовые с травами). Поражала внутренняя отделка (зеркала, настенные росписи, старинная лепнина, картины), лестницы, располагающие к разговору диваны в раздевалке. Пиво подавалось «по первому повороту головы» даже в период активной борьбы с алкоголизмом. Ничего подобного мне не приходилось видеть в провинциальных общественных банях. Но это не самое главное.

Основа бани — парилка, вмещающая человек 30. Периодически появляются «инициативные» 2–3 человека, которые начинают мыть и сушить парилку, выгнав всех наружу. У двери собирается толпа, постепенно набирающая раздражение деятельностью «умников». Наконец, толпа врывается в парилку, кто-то поддаёт «во чрево» огромной печи целую шайку кипятка. На самом верху находиться невозможно — «уши заворачиваются в трубку». Но пар сухой и, хорошо поработав веником, выскакиваешь отдохнуть вполне удовлетворённым. В моечной большой бассейн (я брезговал им пользоваться), души, в т. ч. душ Шарко (мне нравится), каменные скамейки для мытья. Существенный недостаток столичной бани: не успеешь отвернуться, украдут веник и мыло с мочалкой (что-то не помню такого в периферийных банях).

Интересно общение с совершенно незнакомыми людьми в раздевалке. Здесь можно услышать обо всём: как пьяный Грибов («великий старик» МХАТа, народный артист) «учил плавать» в бассейне шпроты из консервной банки; спортивные и около спортивные новости; политические анекдоты и многое другое. Что характерно, в чисто мужской банной компании практически не слышно разговоров про женщин (по крайней мере, в моей памяти такие факты не зафиксированы). Это наблюдение относится ко всем общественным баням, где мне приходилось бывать.

Вернулся в Барнаул окрылённый, всё, запланированное в Москве, выполнено по максимуму. К финишному «броску на диссертацию» готов, однако вернуться из академического отпуска в аспирантуру оказалось не просто.

Барнаульские годы вспоминаются не только интенсивной работой и молодёжными пьянками.

Возобновил занятия филателией. Душа не вытерпела, вступил в Барнауле в местное общество коллекционеров, регулярно посещал «сборища», проводившиеся по воскресеньям (в отличие от Томска, где филателисты собирались по вечерам в рабочие дни). Учёл томский опыт и вёл себя крайне осторожно. В Москве, в первой командировке купил польские кляссеры (специальные альбомы для марок) — радость неописуемая. Активный международный обмен с Европой, Китаем прекратился после письменного предупреждения таможни о запрете пересылки марок. Оттепель закончилась! Участвовал в марочных аукционах, выкупал марки четырёх направлений по подписке через магазин: космос, фауна, флора, СССР. В очередной раз снизил активность, слишком дорого. Позже, в Тюмени, активно марками не занимался, безуспешно пытался увлечь детей этим занятием. А коллекция собрана неплохая, к сожалению, осталась в Тюмени и дальнейшая судьба её мне не известна.

Сентябрь 1966 г. Алтайский край, Алейский район. Первый «колхоз» в качестве руководителя.

Серьёзно продвинулись познания в рыбной ловле, благо Валентин Аникеев тоже любил посидеть с удочкой. Начинали рыбачить ранней весной в деревенских прудах. Мелкий карась — рыба осторожная, требует высокой культуры обращения с удочкой. Помню, Витя Левин всё удивлялся: почему у тебя клюёт? Рассматривал мою насадку, высоту поплавка, забрасывал рядом со мной. Ничего не помогало. Результат: у меня 7, у Вити 2, у Валентина 4 карася (не рисуюсь, конкретные цифры на разных рыбалках отличались, но соотношение всегда примерно такое). Кончилось соревнование с Витей тем, что он просто в моём присутствии прекратил рыбачить. Витя — типичный умный представитель своей национальности, всегда уверенно (кажется, профессионально) рассуждал на любую тему, а в конкретных делах нередко оказывался слаб. Однажды, он завлёк нас с Валентином разговорами о ловле линей в одной деревне в 150 км от Барнаула. Поехали. Сначала поездом в сторону Бийска. Затем 30 км на попутном грузовике. Приехали в маленькую деревню на берегу большого озера. Даже следов линя увидеть не удалось. Половили немного ельцов, впервые освоил новую для себя наживку — ручейник, местные жители зовут его «дударь» (белый червячок спрятан в маленькую дудку). Елец прямо дуреет, дождевой червь в описываемой ситуации впервые в моей практике проиграл конкуренцию. На ручейника иногда рыбачат и томские любители.

Летом обычно рыбачили на Оби. Утром встанешь пораньше, пешком добираешься до берега, без особого труда начинаешь «таскать» щурят, часам к 10 возвращаешься с 3-х литровым бидончиком, полным щурят. Наживка? Обычный червь.

В субботу с Аникеевым, ещё кем-то, иногда с женщинами, на теплоходе перебирались на обские острова с ночёвкой. Ловля закидушками и донными удочками. Всегда были с рыбой, однажды поймал на донную удочку стерлядь, большая редкость после строительства ГЭС в районе Новосибирска. Естественные пути размножения стерляди оказались перекрыты. Рыбачили с берега, никогда с лодок, просто у нас к ним не было доступа.

Часто с Аникеевым ловили мелочёвку для ухи в мелких речушках по ходу электрички в сторону Новосибирска. Пытались ловить карпов в прудах (в СССР бум по искусственному разведению), но каких-то серьёзных успехов я не помню. Вообще раз в жизни я видел потрясающую ловлю удочкой на горбушку хлеба огромных карпов в прудах Московского ботанического сада, в той самой первой командировке по вечерам (гостиница в полутора километрах) наблюдал браконьерство работников сада, посторонних не подпускали к «столу». Процесс выуживания зацепившегося карпа достоин киносъёмки и продолжается 20–30 минут. Затем мужик деловито прячет пятикилограммового карпа в рюкзак и отбывает «к семье и детям».

1966 г. Окрестности Барнаула. Палатка, неудачная рыбалка, утренние раздумья с Аникеевым о дальнейших планах.

В сентябре 1966 г. приехали с Ниной и Эльвирой в Талды-Курган. 12 октября родился Игорь (см. «Полле Игорь Эрвинович»). Через несколько дней оставил Нину с детьми в Талды-Кургане на попечение родителей и уехал в Барнаул завершать диссертацию

Андрей Тронов, фактический хозяин кафедры, чувствовал, что я опережаю его в подготовке диссертации, препятствовал возвращению в аспирантуру. Сначала уговаривал меня сидеть с детьми, чтобы Нина делала диссертацию (в Барнауле Андрей стал её непосредственным руководителем), затем начал давить через отца-профессора. Заявление на перевод из ассистентов в аспиранты на кафедре мне не подписали.