Великие исторические сенсации. 100 историй, которые потрясли мир - Елена Коровина

О чем он говорил с графиней на тайной аудиенции – неизвестно. Но если перед встречей Гаше с ужасом выговаривала Марии Бирх: «Вы меня погубили!» – то, вернувшись, успокоенно сказала подруге: «Император пообещал хранить мою тайну и помочь мне!»

Помощь оказалась необычной: Александр повелел графине де Гаше выехать в Крым и затеряться там. Средств на большой дом у нее уже не было, и в 1824 году графиня купила крошечный домик на территории нынешнего Артека. На дом никто не зарился, ибо считалось, что в нем обитает привидение. Но разве авантюристке, уже 33 года как «умершей», бояться привидений?! Она назвала жилище «чертовым домом» и обустроилась в нем. Увы, не надолго. Осенью 1826 года графиня заболела. Позвав служанку, приказала немыслимое: похоронить ее не снимая платья. Шкатулку, обитую темно-синим бархатом, отдать представителям власти. И еще добавила, что, если за ней приедут из далекой страны, выдать тело.

Служанка-армянка плохо поняла госпожу. И когда та умерла, естественно, ее переодели. На плече заметили два сильных ожога. Поохали, пожалели бедняжку. Шкатулку же отдали лавочнику в качестве уплаты за долги. И когда прибыли нарочные из самого Петербурга и потребовали эту самую шкатулку, уже никто не знал, где она и что там было. Петербургские служаки еще долго искали бумаги покойной. Нашли два письма и отбыли восвояси.

Загадочную графиню еще долго величали в Крыму просто Миледи, не подозревая, что в далекой Франции король романистов Александр Дюма именно под этим именем вывел ее как героиню легендарных «Трех мушкетеров». Ну а тождество Ламотт – Гаше подтвердилось только в конце ХХ века. В 1987 году французские и российские историки пришли к выводу, что это была одна и та же женщина, нашедшая последний приют на старом армянском кладбище близ Феодосии.

Взятие Бастилии: миф и реальность

14 июля – главный государственный праздник Франции. Президент принимает парад, французы поют и танцуют на улицах и площадях. Пресса пестрит статьями о том далеком 14 июля 1789 года – дне взятия Бастилии, королевской тюрьмы, где томились несчастные узники монархического режима. В тот день революционный народ пошел на зловещую тюрьму штурмом, уничтожил ее, разбив на камни и заплатив при этом свою кровавую цену. 15 пушек Бастилии беспрестанно палили в огромную толпу народа, погибло около ста человек, позже столько же скончалось от ран. Но толпа парижан не дрогнула и смела защитников Бастилии. И сломленная тюрьма, бывшая олицетворением тирании королевской власти, стала главной вехой начавшейся Великой французской буржуазной революции. А день свержения Бастилии – днем свободы, равенства и братства.

Сколько было героев этого легендарного штурма – доподлинно неизвестно. Чуть не весь Париж вышел тогда на улицы. Но нашлись и те, кто сумел доказать впоследствии, что участвовал в разрушении символа тирании. 863 парижанина назвали «почетными участниками штурма» или просто «людьми Бастилии» и много лет выплачивали им государственный пенсион за особые заслуги перед революцией. Еще бы – они ведь рисковали собственной жизнью, шагая под залпами пушек, стрелявших со стен проклятой тюрьмы.

Вот только как быть с записями короля Людовика XVI, которые он вел практически всю жизнь, – почему на странице дневника за 14 июля 1789 года король записал всего одно слово: «Ничего»? То есть ничего не произошло?! Но как же так? Взятие Бастилии – событие знаковое для революции, охватившей Париж. Уж король-то должен был это понимать! Сотни погибших, столько же раненых, весь день гул пушек и взрывы снарядов, потом грохот от разрушения каменных стен – неужели это можно было не заметить?!

Увы, можно. Особенно если ничего этого не было. Знаете, что написал в мемуарах унтер-офицер Гийо де Флевиль, один из военных, которому по статусу должно было защищать Бастилию? «Бастилию никогда не брали штурмом». Другой офицер, Ф. Эли из «полка королевы», который в тот день как раз нес караул в стенах тюрьмы, выразился еще конкретнее: «Бастилию не брали приступом; она капитулировала до того, как на нее напали». Ну а еще один парижанин, архитектор Ж. Пийо, написал: «Бастилия, возведенная как военный бастион где-то в 1370-х годах, в эпоху Столетней войны, ко временам революции давно уже обветшала, имела всего-то с десяток узников. Да ее вообще давно собирались снести, только опасались делать это, боясь, что от первого же толчка старая развалина просто рухнет».

Выходит, никакого символа тирании зловещая темница уже давно не представляла. Но ведь толпа зачем-то ринулась к ней? Как это случилось, легко восстановить по описаниям очевидцев.

В ночь на 14 июля по городу пополз слух, что гарнизон Бастилии, выступающий, естественно, на стороне короля, готов начать стрелять в восставший народ. Тюрио де ла Росье, депутат от округа Сен-Луи-де-ла-Куртюр, собрав толпу утром, повел ее к зловещей темнице, где, по его словам, «томились сотни невиновных». Конечно, никто не собирался рассказывать народу, что ныне в стенах Бастилии всего семь узников: из них трое серийных убийц, двое из которых признаны душевнобольными, и четверо злостных мошенников, подделывателей векселей.

И вот ошалевшая от собственной «революционной значимости» толпа ринулась к тюрьме. Но депутат де Росье с возмущением узнал, что его миссию свободы опередили соперники – трое других депутатов с толпой собственных сторонников уже вошли в ворота тюрьмы. Оставив своих людей во дворе, депутаты прошли к коменданту тюрьму, маркизу Делоне, и уселись с ним завтракать. Разгневанный Росье влетел следом и… тоже присоединился к завтраку. Кухня оказалась отменной, спешить, собственно, было некуда. Комендант, понимая обстановку, сказал, что готов открыть ворота тюрьмы, дабы решить дело миром. Но – увы – толпа, дожидавшаяся депутатов, не знала, что те просто уселись завтракать. Народ волновался. Люди, вооруженные ружьями, крючьями, топорами, кричали, угрожая: «Долой Бастилию! Долой гарнизон!» Кто-то из умельцев сумел взобраться на поднятый мост, разбить его цепи. Старый мост, заскрежетав, опустился, и толпа хлынула во двор.

Естественно, гарнизон ответил оружейным залпом. Но не в людей, а поверх голов. Никто из нападавших даже не был ранен, но часть людей, перепугавшись грома пушек, бросилась за подмогой к городской ратуше, крича: «Убийство! Предательство! Отомстим гарнизону Бастилии!» В ратуше заседало Учредительное собрание. Но до Бастилии ему дела не было. Власть-то отлично знала, что «зловещая тюрьма» – всего лишь развалюха. Однако простым парижанам это не было известно, и на фоне криков и общей истерии к стенам Бастилии кинулся чуть не весь город.