Ливонский поход Ивана Грозного. 1570–1582 - Витольд Новодворский

В это время Иоанн послал Пскову новое подкрепление под предводительством Никиты Хвостова, с приказанием проникнуть в город во что бы то ни стало. Отряд, состоявший из 700 стрельцов, направлялся из Новгорода[801].

Осаждающие узнали об этом заблаговременно из писем Хвостова, перехваченных при пересылке во Псков[802]. Тогда Замойский поставил с той стороны города, откуда мог явиться Хвостов, сильную стражу из литовских волонтеров, которые сами изъявили желание занять здесь сторожевые посты[803]. Московский воевода намеревался проникнуть в Псков со стороны озера Пельба. Поэтому он некоторое время держался на одном из островов, находившихся на этом озере, затем двинулся на лодках вперед и 2-го октября высадил свое войско на берег. Литовская стража заметила эту высадку и стала бдительно следить за врагом. Заметив это, Хвостов поспешил укрыться в соседний лес, чем обманул до некоторой степени врагов. Бдительность их ослабела, вследствие чего передовой московский отряд, числом до 100 человек, под начальством Даниила Исленьева[804], мог пробраться в суровую темную ночь в город. Между тем сам Хвостов сильно отстал от своего авангарда, потому что, как человек тучный, мог подвигаться пешком слишком медленно. Выйдя на рассвете из леса, он спрятался в траву, чтоб враги не заметили его, и имел намерение при наступлении ночи проникнуть во Псков. Но вечером 3-го октября он был захвачен в плен отрядом волынского воеводы Андрея Вишневецкого. Тогда московские стрельцы разбежались и спаслись от врагов, но 15 человек попали в плен[805].

Такую же попытку проникнуть в город со стороны озера сделал ночью 6-го октября и московский воевода Федор Мясоедов. Когда воины его, высадившись на берег, начали было уже подкрадываться к городским стенам, раздался сигнальный звук трубы на одном из караульных постов, литовская стража вместе с польскою, находившеюся под начальством Белявского, бросилась на Москвитян, многих убила и 150 человек взяла в плен; остальные, человек около 500, вместе с Мясоедовым спаслись бегством[806].

Между тем положение осаждающей армии становилось все хуже и хуже. Весь сентябрь стояла прекрасная погода, но с 1-го октября начались морозы, от которых сильно страдали солдаты, не имевшие теплой одежды. Не хватало также и дров, из-за которых между солдатами происходили иногда положительные драки. Мало того, в лагере стали происходить грабежи и воровство; особенно бесчинствовали Венгерцы[807]. Дисциплина в войске могла исчезнуть окончательно. Надо было положить конец этому злу. С этою целью Замойский призвал к себе ротмистров (9-го октября) и указал им на ряд нарушений воинской дисциплины. Офицеры устраивают сходки без его ведома и выражают неудовольствие на его власть, заявляя, что они со своими жалобами будут обращаться прямо к королю. Но он гетман, а потому он должен обо всем знать, все обсудить и доложить об этом, если сочтет нужным, королю. Пусть каждый заявит о своих нуждах сейчас или на следующий день, а он выслушает их и удовлетворит, если это возможно.

Ротмистры просили отложить рассмотрение их жалоб до следующего дня. Они жаловались на то, что у солдат нет тулупов и сапог, вследствие чего солдаты коченеют от холода и не в состоянии владеть оружием. Лошади изнурены от голода; кроме того, хватают их на фуражировках Москвитяне, крадут Венгерцы и Литовцы. Старые солдаты домогались исполнения королем обещания относительно раздачи им открывшихся вакансий на различные должности в награду за шестилетнюю службу. Жалобщики указывали еще и на то, что караулы содержатся беспорядочно, что не бывает их в некоторых местах по 4–5 дней[808].

Замойский дал обещание некоторые жалобы офицеров удовлетворить, о других же жалобах сделать доклад королю. «Прежде всего необходима нам, — сказал гетман в заключение, — стойкость при добывании этого города». Король не желает доводить воинов до безысходного положения; чего нельзя будет сделать, он оставит, ибо понимает, что желать потерять войско и голодом уморить может только глупец. Когда необходимо будет, король не преминет обратиться за советом не только к сенаторам, но и к офицерам, чтобы решить вопрос, как вести дело дальше. Теперь он того мнения, что к армии надо присоединить войско Троцкого каштеляна, который пододвигается уже к Порхову; он-то и поможет исполнять караульную службу. Что касается уплаты жалованья, Замойский обещал доложить об этом королю и помочь в этом деле каждому. «Двери моей квартиры, — окончил свою речь гетман, — всегда для каждого открыты, хотя бы он и ночью ко мне постучался». Слова Замойского подействовали на офицеров: они приободрились и выразили готовность дать свой совет относительно того, как дальше вести осаду[809].

Тогда Баторий устроил несколько совещаний с сенаторами и с ротмистрами, но из этих совещаний ничего не выходило. Мнения высказывались самые разнообразные. Одни советовали сделать новый пролом в стене и попробовать счастья при помощи нового штурма. Другие вооружались против этого мнения, на том основании, что неудача повлечет за собою еще большие потери и покроет армию позором. Иные, особенно Литовцы, настаивали на том, что необходимо отступить, ибо солдаты не перенесут морозов и недостатка в продовольствии[810].

Положение Баториевой армии осталось тяжелым и после того, как привезли порох из Риги, ибо количество его было незначительно, так что энергические действия против осажденной крепости были невозможны. А войско, между тем страдавшее от холодов и недостатка продовольствия, уменьшалось вследствие смертности, усилившейся в его рядах[811].

Положение чуть-чуть улучшилось, когда прибыл из своей экспедиции под Псков Христофор Радзивилл.

Баторий послал Троцкого каштеляна еще в начале (10-го) июля из Дисны к Днепру для отражения неприятеля, опустошавшего могилевскую и шкловскую области[812]. Но Москвитяне ушли вскоре в свои пределы, и Радзивиллу нечего было делать в тех местах. Тогда он стал просить короля, чтоб тот ему разрешил преследовать отступающих врагов[813]. Баторию не хотелось оставлять приднепровскую границу беззащитною, а потому он весьма неохотно согласился удовлетворить просьбу Радзивилла[814]. По инструкции, данной королем, последний должен был идти к Дорогобужу, отсюда повернуть к крепости Белой, остановиться на некоторое время между нею и Торопцом, затем засесть у Холма до тех пор, пока главная армия не подступит к Пскову, и, таким образом, развлекать силы врага[815].

Радзивилл выступил в поход из Витебска 5-го августа[816] по направлению к Дорогобужу, но, узнав по пути, что окрестности Великих Лук, Усвята и Велижа опустошаются московскими войсками, повернул к Велижу. Поход был весьма затруднителен: приходилось прокладывать дорогу через леса по весьма топким местам, так что лошади не раз проваливались в трясины и с трудом из них выбирались[817]. Навстречу Радзивиллу выступил из Великих Лук Филон Кмита с 2000 всадников[818] и 600 татар, бывших под начальством Гарабурды[819]. Оба вождя встретились у Покровского монастыря, на берегах реки Немези, в расстоянии 10 верст от Торопца[820].

Тут литовские фуражиры захватили в плен двух московских разведчиков, которые сообщили литовским военачальникам, что в трех милях от них находятся русские войска. Тогда Радзивилл выслал против врагов отряд в 700 легко вооруженных всадников, под начальством Богдана Огинского[821].

Авангард этого отряда встретил на своем пути четыре караульных поста Москвитян; с трех постов он весьма легко согнал неприятелей, но на четвертом принужден был выдержать небольшое сражение; московские караульные отряды бежали к своему войску, которое дало такой сильный отпор нападавшим врагам, что они были бы разбиты наголову, если бы на помощь не явился начальник одного польского эскадрона Спытка Иордана. Русские не выдержали нового натиска и обратились в бегство, а враги их преследовали. Во время этого сражения пало 100 Москвитян[822].

От пленников Радзивилл и Кмита узнали, что значительные вооруженные силы неприятелей собраны под Ржевом[823]. Тогда литовские предводители решили повернуть к этому городу, чтоб попытать здесь военного счастья. Они разделили свой семитысячный отряд на три части: на левом фланге шли пешие казаки, на правом литовские Татары под начальством Гарабурды, а середину занимали Радзивилл и Кмита с литовскими и польскими ротами. Чтобы облегчить движение экспедиции, взяты были только небольшие орудия, а телеги оставлены. Экспедиция двигалась с остановками: один день она шла вперед, а другой отдыхала, причем казаки и Татары беспощадно опустошали окрестный места[824]. Так экспедиция подошла близко ко Ржеву[825], нигде не встречая сопротивления и тревожимая только незначительными засадными отрядами врага. Затем Радзивилл повернул в сторону, на Зубцовский ям, высылая вперед отряды, которые пододвигались к московскому войску у Ржева на расстоянии двух миль. Остановившись под Зубцовом, у Волги, в расстоянии пяти миль от неприятельского войска, литовский предводитель стал поджидать врагов, но они не являлись[826].