Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну - Наталия Нарочницкая

Ю. В. Рубцов

Сея ветер, пожали бурю… (О московских переговорах весны-лета 1939 года)

В Европейском парламенте, этом присяжном органе по штамповке «демократических» ценностей, давно вынашивают идею провозгласить 23 августа, день заключения пакта Молотова-Риббентропа, днем памяти и борьбы с преступлениями нацизма и коммунизма. Эстонский парламент принял в марте 2009 г. одобрительное заявление в поддержку этой затеи. Того же порядка и предложение о запрете на советские символы наряду с нацистскими, которое было инициировано группой депутатов Европарламента, представляющих Венгрию, Словакию, Чехию, Литву и Эстонию. Известно заявление бывшего президента Латвии В. Вике-Фрейберги о равной ответственности СССР и Германии за развязывание Второй мировой войны, поскольку они, де, заключив пакт, поделили между собой Европу.

Те, кто утверждает, что обратный отсчет времени, остававшегося до 1 сентября 1939 г., пошел с пакта Молотова-Риббентропа, а не с позорного Мюнхенского сговора (сентябрь 1938 г.), находятся явно не в ладах с суровыми фактами истории.

Весной 1939 г. в Москве начались англо-франко-советские переговоры. Пойти на них Лондон и Париж были вынуждены вследствие явного краха политики «умиротворения» фашистской Германии. Захватом Чехословакии в марте 1939 г., осуществленным в демонстративное нарушение Мюнхенского соглашения, Гитлер показал, что более не нуждается в чьем-либо согласии на территориальные приращения. Эйфория западных демократий, порожденная надеждами на возможность договориться с Берлином, сменялась осознанием растущей германской опасности, что неизбежно побуждало к установлению с Советским Союзом более тесных контактов.

Советский полпред в Лондоне И. М. Майский сообщал в Наркомат иностранных дел, что в Великобритании «в сильнейшей степени возросла тревога за будущее и усилилось сознание необходимости коллективного отпора агрессорам. Отсюда довольно крутой поворот в сторону СССР»[244]. О желательности улучшения двусторонних отношений в беседе с советским полпредом Я. З. Сурицем говорил 15 марта и министр иностранных дел Франции Ж. Бонне.

18 марта в Москву поступил запрос британского МИДа о позиции СССР в случае германской угрозы Румынии, которая становилась более чем вероятной после захвата Гитлером Чехословакии. В ответ советское правительство предложило созвать совещание представителей шести заинтересованных стран — СССР, Великобритании, Франции, Польши, Румынии и Турции для выработки возможных мер противодействия дальнейшей агрессии. При всем недоверии к западным демократиям советское политическое и военное руководство единодушно рассматривало нацистскую Германию как источник главной угрозы для безопасности СССР и европейской безопасности в целом.

В записке начальника Генерального штаба РККА командарма 1-го ранга Б. М. Шапошникова наркому обороны СССР Маршалу Советского Союза К. Е. Ворошилову от 24 марта 1938 г., то есть еще за год до описываемых событий, в качестве наиболее вероятного противника в будущей войне назывался именно фашистский блок — Германия и Италия. Определялись и силы, развязывавшие руки Гитлеру: «Сильно колеблющаяся политика Англии и Франции позволяет фашистскому блоку в Европе найти договоренность в случае войны его с Советским Союзом…»[245]

Отмеченные в документе колебания в политике западных демократий проявились и в марте 1939 г. При всем желании не назовешь конструктивной линию британской стороны после получения из Москвы предложения о созыве совещания «шестерки». Форин-офис дал своим дипломатам следующую ориентировку: «Желательно заключить какое-либо соглашение с СССР о том, что Советский Союз придет к нам на помощь, если мы будем атакованы с востока, не только для того, чтобы заставить Германию воевать на два фронта, но также, вероятно, и потому — и это самое главное… что если война начнется, то следует постараться втянуть в нее Советский Союз»[246].

Не отбрасывая расчеты на сепаратное соглашение с Берлином, Лондон и Париж прибегли к дипломатическим маневрам, преследовавшим сразу несколько целей: сохранить влияние на малые и средние европейские государства, традиционно находившиеся в их орбите; припугнуть Гитлера возможным заключением военного союза с СССР; связать руки Москве, чтобы не дать ей возможности, в свою очередь, договориться с Германией.

21 марта британский посол У. Сидс вручил наркому иностранных дел СССР М. М. Литвинову проект декларации Великобритании, Франции, СССР и Польши. В соответствии с ней правительства четырех стран брали на себя обязательства «немедленно совещаться о тех шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления» любым действиям, «составляющим угрозу политической независимости любого европейского государства» и задевающим мир и безопасность в Европе[247].

Хотя проект декларации носил крайне расплывчатый характер и не предполагал эффективных действий по пресечению агрессии, советское правительство уже на следующий день дало согласие на подписание документа. Было также предложено расширить число участников соглашения (а значит, и фронт защиты от агрессии) за счет присоединения к декларации стран Балканского полуострова, Прибалтийских и Скандинавских стран.

Франция сразу согласилась с советским предложением, высказавшись за созыв специального совещания для подписания декларации. Лондон думал целую неделю и, сославшись на отрицательное отношение польского правительства, отказался от своей собственной инициативы.

Британская дипломатия продолжала маневрировать и далее. Негласно одобрив захват Гитлером Мемеля (Клайпеды), правительство Н. Чемберлена в то же время не оставляло попыток связать руки Советскому Союзу. В середине апреля Великобритания предложила СССР взять на себя односторонние обязательства помощи «своим европейским соседям» в случае совершенной против них агрессии. В свою очередь Франция заявила о готовности обменяться с СССР письмами, гарантирующими взаимную поддержку сторон, если одна из них будет втянута в войну с Германией из-за оказания помощи Польше или Румынии.

17 апреля советское правительство выдвинуло встречные предложения, которые своей конструктивностью не шли ни в какое сравнение с осторожными и чаще всего не рассчитанными на взаимность предложениями западных партнеров. Вот их суть:

«1. Англия, Франция, СССР заключают между собою соглашение сроком на 5-10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.

2. Англия, Франция, СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств.

3. Англия, Франция и СССР обязуются в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждым из этих государств во исполнение §§ 1 и 2.

4. Английское правительство разъясняет, что обещанная им Польше помощь имеет в виду агрессию исключительно со стороны Германии.

5. Существующий между Польшей и Румынией союзный договор объявляется действующим при всякой агрессии против Польши и Румынии либо же вовсе отменяется, как направленный против СССР.

6. Англия, Франция и СССР обязуются, после открытия военных действий, не вступать в какие бы то ни было переговоры и не заключать мира с агрессорами отдельно друг от друга и без общего всех трех держав согласия.

7. Соответственное соглашение подписывается одновременно с конвенцией, имеющей быть выработанной в силу § 3»[248].

Таким образом, Советский Союз предложил заключить трехсторонний договор о взаимопомощи, основанный на равенстве обязательств, при этом меры пресечения агрессии в любом районе Европы были бы действенными и эффективными. Новая Антанта могла стать плотиной на пути дальнейшей гитлеровской экспансии. Однако обязательства, которые вытекали из трехстороннего соглашения в случае его подписания, судя по всему, испугали британских и французских политиков, не готовых идти так далеко.

Для подготовки ответных предложений Парижу потребовалось восемь дней, а Лондону — целых двадцать. Они были уклончивыми, будущее соглашение обставлялось рядом условий, которые стали предметом начавшихся в Москве переговоров между В. М. Молотовым, ставшим 3 мая 1939 г. наркомом иностранных дел СССР, и послами У. Сидсом и Э. Наджияром.

Шли они, что называется, ни шатко, ни валко. Газета «Правда» 29 июня характеризовала тактику наших партнеров следующим образом: «Хотят не такого договора с СССР, который основан на принципе равенства и взаимности, хотя ежедневно приносят клятвы, что они за «равенство», а такого договора, в котором СССР выступал бы в роли батрака, несущего на своих плечах всю тяжесть обязательств. Но ни одна уважающая себя страна на такой договор не пойдет, если не хочет быть игрушкой в руках людей, любящих загребать жар чужими руками».