Боец особого назначения - Максим Шахов

И приняло начальство соломоново решение – Клима «ушли» по собственному желанию в связи с состоянием здоровья, а Рваного «закатали» по полной программе – на восемь лет. Так и лишился Клим в одночасье и любимой работы, и кормушки.

Сперва, по русскому обычаю, крепко запил. Потом решил организовать свой бизнес, благо, связи остались везде. Но быстро прогорел, потому что оказалось, что оперативная хватка – это одно, а предпринимательская – совсем другое. Не дал бог Климу таланта коммерсанта – и все.

И пришлось ему, чтоб рассчитаться с долгами, и тачку свою продать, и хоромы в центре. Хреново пришлось Климу, даже стреляться думал… Но тут на него вышел человек Миши Бродского. О том, кто это, Клим не имел ни малейшего представления. Зато Миша о нем знал все. Поэтому и пригласил на работу в качестве консультанта по безопасности.

Клим согласился и не прогадал. Впрочем, как и Бродский. Свою немаленькую зарплату Клим отрабатывал с лихвой. С его связями и деньгами Бродского решить любую проблему было проще простого. Хоть зарвавшегося уголовного авторитета на место поставить, хоть с представителями правоохранительных органов договориться…

Иногда, правда, попадались непонятливые, и тогда Клим приходил к Бродскому лично. Они запирались и долго беседовали. А дня через два кого-нибудь убивали. Или кто-то пропадал без вести. И такое случалось, хотя и редко…

Но в последнее время работы для Клима практически не было. Россия постепенно «устаканилась». Бандиты много чего переняли от коммерсантов, коммерсанты – от бандитов, а сотрудники правоохранительных органов – от тех и других. Беспредельщиков постреляли, все было уже поделено и вопросы старались решать путем переговоров. И начала отходить в прошлое эпоха великих криминальных войн. И об их былом размахе напоминали только участки на кладбище, густо утыканные памятниками «От братвы». И Клим, официально числившийся начальником службы охраны теннисного клуба, откровенно заскучал…

118

Когда-то давно, только оставив «Альфу» и перейдя в Управление по борьбе с терроризмом, Логинов думал, что никогда не сможет стать кабинетным работником. Но годы работы сделали свое.

Виктор по-прежнему был легок на подъем и мог сутками без устали «топтать землю» в поисках малейшей зацепки. А мог и безвылазно просидеть в кабинете два-три дня – если нужно было обработать большой объем информации и выудить из кипы собранных материалов ту же самую микроскопическую зацепку.

И это его не тяготило. Наоборот, он не замечал времени и испытывал тот же азарт, что и при реальной погоне. В этом и заключалась прелесть его трижды проклятой работы. Работы, которая рвала сердце на куски и не оставляла шансов на личную жизнь…

Вообще-то, конечно, для обработки больших объемов информации в штате управления существовала специальная служба – аналитическая. Ее сотрудники – тщательно отобранные вундеркинды с парой-тройкой университетских дипломов и заоблачным коэффициентом интеллекта – могли творить чудеса. Например, основываясь на индексах потребительских цен, за год-два предсказать всплеск право – или леворадикального экстремизма. Или по газетным публикациям безошибочно вычислить источники финансирования того или иного теракта. Но в данном случае на помощь вундеркиндов рассчитывать не приходилось. Они привыкли решать глобальные задачи, в которых фигурировали безликие социальные единицы – «ФПГ», «ОПГ», «маргинальная прослойка»…

В данном же случае Логинов искал одного-единственного человека. Искалеченного войной, прошедшего ад и трогательно называвшего его в письме «братишкой». При этом уже совершившего несколько дерзких убийств и готового совершить новые. Аналитики почти безошибочно могли предсказать поведение больших социальных групп, но были бессильны перед одним-единственным человеком…

Логинов тоже не был Нострадамусом, но кое-что умел. Поиск шел по трем направлениям. Милицейские опера с самого начала отрабатывали «оружейный» канал. Особых успехов здесь пока не было, но и претензий своим коллегам с Петровки Виктор предъявить не мог. Они делали все, что могли…

Горов с Аникеевым пытались «вычислить» потенциальные жертвы киллера. Работать им было непросто, опрашиваемые занимали высокие посты, так что каждая крупица информации давалась с большим трудом. Но никто и не говорил им, что служба в ФСБ – сахар…

Сам Логинов решил предпринять «мозговую» атаку. Аркадий Антонович тщательно записал утром, какие материалы необходимы Виктору, и тут же взялся за работу. Прикрываясь именем генпрокурора, он сделал практически невозможное – уже с двух часов дня Логинову прямо в кабинет начали доставлять тома дел, копии совершенно секретных документов и засекреченные архивные данные с грифом «Хранить вечно»…

Как Архипов этого добился, можно было только гадать. Но факт оставался фактом – вместо утомительных поездок по ведомствам и муторного оформления допусков Логинову все преподнесли на блюдечке с голубой каемочкой. Работай не хочу…

И Логинов взялся за работу. И перенесся в Чечню…

119

– Вот такая ситуация… – закончил свой короткий рассказ Миша Бродский. – Эти говнюки – Мальков и Матевосян – работали на меня. Точнее, у них в Чечне были свои интересы. Но меня это не касалось – слишком мелко… Я просто прикрывал им задницы.

– А зачем они тогда были вам вообще нужны? – рискнул перебить хозяина Клим.

– Хороший вопрос, – кивнул Миша. – Отвечаю. Мальков и Матевосян, как и многие другие, своей деятельностью дестабилизировали ситуацию в Чечне. Я хочу сказать, что одни российские кланы и группировки делали ставку на Масхадова, другие – на Гантамирова, третьи – еще на кого-то. За этим, конечно, стояли определенные коммерческие интересы. Поэтому каждая группировка щедро финансировала своего протеже, в надежде, что именно он придет к власти…

– А вы кого поддерживали? – спросил Клим и тут же спохватился: – Или это… секрет?

Бродский удивленно посмотрел на него, потом коротко хохотнул:

– Кажется, я не так объясняю… Я вообще считаю, что в Чечне нет ни одного серьезного политика, с которым можно было бы иметь дело. Чеченцы слишком отсталая нация, они просто еще не доросли до самоуправления… Как бы это получше объяснить? Возьмем, к примеру, ЮАР. Это Южно-Африканская Республика. Раньше там был апартеид. Негры не имели права голоса, всем заправляли белые переселенцы. В то время ЮАР была высокоразвитой цветущей страной, несмотря на санкции ООН и бойкот мирового сообщества. К примеру, первую операцию по пересадке сердца провели именно в ЮАР… Это была страна-сказка, страна-мечта из романов Александра Грина – «Алые паруса», «Бегущая по волнам», «Блистающий мир»… Это, Клим, был рай на земле. А потом, под давлением ООН, белые добровольно передали власть неграм. На президентских выборах победил Нельсон Мандела. Он сидел двадцать семь лет в тюрьме на острове, а потом еще сколько-то в Претории и стал всемирным символом борьбы с расизмом. Его освобождения требовали все – от папы римского до английского премьера и лиги сексуальных меньшинств… И наконец его освободили. И он стал президентом ЮАР… Сейчас, Клим, это страна-призрак, страна-проклятие. Черные буквально разворотили ее за несколько дней. Они врывались в оставленные белыми дома, но не затем, чтобы поселиться в них, а затем, чтобы вывернуть с мясом и утащить с собой все, что можно, – примерно как в Ираке… То, что создавалось десятилетиями, было уничтожено в одночасье. Сейчас ЮАР – это сплошные трущобы. Канализация, водопровод – почти ничего не работает. Преступность ужасающая. В центре столицы, пока ты перейдешь улицу, тебя могут ограбить три-четыре раза… А уже после смерти Манделы выяснилось, что несгибаемый Нельсон тоже хорош. Пока его сограждане вырывали с мясом унитазы, он «бомбил» казну ЮАР. Во всяком случае, его вдову осудили за то, что она присвоила двадцать семь миллионов баксов. А сколько их было на самом деле – не знает никто… Это я к тому, Клим, что дикарям не нужна свобода. Во всяком случае, до того, как они научатся ее пользоваться. А на это нужно время – очень много времени. Поэтому я и не делал ставку ни на кого из чеченских политиков, это было бы попросту глупо… Я делал ставку на хаос. Теперь понял?

– Не совсем, – покачал головой Клим. – А в чем тогда заключался ваш интерес?

– В том, что я вложил деньги в транзит нефти в обход Чечни. И каждый день, пока трубопроводы в Чечне бездействовали, я зарабатывал по нескольку центов с неперекачанной тонны… Смешные деньги, но в день набегало до четверти миллиона…

– Баксов? – округлил глаза Клим.

– Ясный член, что не деревянных, – хмыкнул Миша. – Все гениальное просто. Ни на оружии, ни на наркотиках таких денег не заработаешь, даже если не принимать в расчет моральную сторону дела. Да я и не стал бы мараться, как Самвел и Мальков. Я бизнесмен. Просто хаос в Чечне был мне выгоден. И я старался поддерживать паритет – чтобы все эти Дудаевы, Ахмадовы, Махмудовы и кто там еще как можно дольше выясняли, кто из них сильнее. Это как с крысами в бочке – со временем одна из них обязательно сожрет остальных. И я предпринимал усилия, чтобы это произошло как можно позже… Останься Ельцин у власти, и это тянулось бы до сих пор. Но нынешний президент – не Ельцин. Хаоса он не допустит. Ну и бог с ним, было, и прошло… И все бы ничего, если бы не этот чертов киллер! Убийства Матевосяна и Малькова и так наделали много шороха. Мои недруги – а их ой как много – наверняка попытаются использовать мои связи с убитыми против меня. Но это было бы еще полбеды… А вот письмо киллера – это уже намного серьезнее, Клим. После доклада президенту развалить дело уже не удастся… Но письмо – это письмо. Юридической силы оно не имеет. Но если сам киллер попадет в руки прокуратуры и начнет давать официальные показания, мне конец! Понимаешь, Клим? Я тебе рассказал все как на духу. Я абсолютно непричастен к тому, что творили в Чечне эти дикари, я не контактировал ни с одним бандитом, я бизнесмен… Но если киллер даст показания, это не будет иметь уже никакого значения. Мои недруги повесят на меня всех собак – для того, чтобы прибрать к рукам мои активы. Меня утопят, Клим! А вместе со мной пойдешь на дно и ты… Понимаешь?