Королева Жанна. Книги 4-5 - Нид Олов

— Молчи, — перебила она. — При чем тут Ее Величество? Я тебе нужна или Ее Величество?

Зубы ее приоткрылись, в черных глазах появилось что-то звероватое.

— Целуйте руку, как говорит Ее Величество… Но вы мне не придворный, вы мой раб, шевалье, — она подняла платье, — целуйте ногу.

Сивлас рухнул к ее ногам, обнял, стал осыпать поцелуями ее колени, прижимался всем лицом к белой коже выше подвязок. Анхелита наконец выпустила подол из рук, накрыла его:

— Шевалье, вылезайте и кормите меня. Я убежала не поужинав…

Шевалье Сивлас, плача от счастья, тихонько трогал кончиками пальцев ее любимое, острое, осунувшееся лицо:

— Это ты! Настоящая ты! О, как я люблю тебя, mi guapa!

Господа и дамы собрались в аудиенц-зале. Уже несколько дней носились слухи, что Ее Величество видели: она якобы прогуливалась в саду. Видели также Эльвиру де Коссе и Анхелу де Кастро, в этом уж сомнения не было никакого, — видели многие, и даже говорили с ними, о пустяках разумеется. «Вышла из затвора», — шепотом передавали все друг другу, но никто не смел сказать вслух того, что думали: «Вернулась».

Пришел принц, как всегда, последним. Раскрылась инкрустированная дверь, появилась графиня Альтисора.

— Ее Величество желают дамам и господам доброго утра, — выговорила она и шагнула в сторону.

Все глаза широко раскрылись, и все спины сейчас же низко согнулись. На пороге стояла Жанна, освещенная сзади, из кабинета, ярким апрельским солнцем.

Она сделала несколько шагов вперед, ближе к свету. Всем хотелось на нее посмотреть, и она давала всем посмотреть на себя. Королева была как королева, затянутая в черное глухое испанское платье, стройная и тонкая. Глаза у нее были печальные, и пристальный взгляд, возможно, обнаружил бы, что эта молодая женщина перенесла какое-то большое горе; но это было не для придворного взгляда. Придворный смотрит не в глаза, а в рот государю; а ее рот был сложен в обычную королевскую гримаску. Заметили, пожалуй, что она была излишне бледна; но это можно было приписать качеству пудры на ее щеках.

Она приняла их поклон, сказала им: «Благодарю вас, дамы и господа», — как обычно говорила. Повернулась и ушла. Может быть, она и в самом деле никуда не уезжала из Аскалера.

Глава LIII

ОБ ИСКУССТВЕ ВОЕВАТЬ

Motto: Вот еще вздор какой! Да вы во сто раз сильнее всякого Геркулеса.

Шевалье Азнак был первый, кто встретил капитана Бразе на ступеньках лимбарской ратуши. Изысканно кланяясь, он назвал себя и доложил, что имеет честь представлять своего сюзерена, сиятельного герцога Марвы, а также оказывать его светлости маркизу де Плеазант всякое содействие.

— Благодарю, — отрывисто сказал капитан. (Сам того не замечая, он перенял эту манеру у Жанны: она великолепно швыряла это словцо — министрам, вельможам, лакеям — всем одинаково.) — Но какое это будет содействие? Вы, что ли, будете сидеть за меня в Лимба-ре, пока я буду гоняться за фригийцами?

— Боже меня упаси, ваша светлость! — воздел руки шевалье Азнак. — На то есть магистрат, а над ним — синьор калогер Марвы, а над всеми нами — Великий коннетабль, и превыше всех — Господь Бог…

«Королеву пропустил…» — мельком подумал капитан, но ничего не сказал.

— Я же — человек маленький, — продолжал разливаться шевалье Азнак, — буду при вашей светлости этаким поручиком… чтобы вы нигде и ни в чем не имели в Марве отказа… Затем — я понимаю фригийский язык и смогу быть переводчиком, и еще — не желая хвастать — полагаю, что смогу принести вам пользу и как солдат…

Капитан с недоверием осмотрел его. Этот человек и вправду был маленький: роста он был небольшого, и это подчеркивалось хилым сложением и пышными каштановыми буклями вокруг острого, чистенько выбритого личика. Он не понравился капитану еще издали, а при ближайшем рассмотрении антипатия только усилилась.

— Ну хорошо, — сухо сказал он, — там видно будет. Ведите же меня в ратушу, сударь, и представьте всем властям… И еще скажу — если хотите показывать мне свои солдатские качества, то зовите меня не светлостью, а капитаном.

Военачальнику следует начинать с разведки, и он начал с разведки, поручив своим лейтенантам натаскивать солдат.

Он расспрашивал не только официальных лиц, но и всяких других — на улицах, в лавках и по трактирам. С первых же слов он узнал много такого, о чем герцог Марвы, давая ему наставления, даже вскользь не упоминал. Не знал или умалчивал?

Очень уж странные разбойники были эти фригийцы — куда больше они смахивали на оккупантов. Поначалу они, правда, вели себя как истые разбойники: они налетали неожиданно, грабили, насиловали, всячески зверствовали (в этом искусстве фригийцев трудно было превзойти) и затем исчезали. Но уже тогда бросалось в глаза, что они прекрасно вооружены и скованы дисциплиной. Наспех собранные марвскими городами ополчения были многочисленны, но они оказались совершенно бессильными против этих разбойничьих банд. Фригийцы, словно части армии, руководимой каким-то талантливым генералом, объединившись, встретили городские дружины в поле и в прах разбили их еще летом. На этом организованная борьба с ними и закончилась. Марвские города перешли к обороне; но фригийцы, не посягая ни на Лимбар, ни на Санот, предпочли и дальше играть в разбойников. Рассеявшись на отряды по тридцать-пятьдесят человек, все на знатных конях, они спокойно владели северо-восточной Марвой.

Тогда и зверства их приутихли: они и так брали все, что им хотелось, тем более осенью, когда пораженные интердиктом городки и местечки открывали им ворота просто на стук. В занятых ими городках они пребывали до сих пор, взимая с жителей регулярную подать. Возможно, она и превышала обычные — королевские, сеньориальные и местные — налоги, но это отнюдь не было прямым грабежом. Под фригийцами, как оказалось, можно было жить. Порядок у них был отменный. Капитану не однажды рассказывали, как в городке Флэне фригийцы публично повесили своего стрелка, объявив его вину: убийство двух мирных жителей без всякой причины. Понятно, что, когда колокола снова зазвонили, никто в занятых городках не поднял оружия против чужеземцев.

Все это можно было назвать только одним словом: оккупация. Фригийцы попросту присвоили южный Нагрон и кусок Марвы, между Санотом и Чинором; отсюда они (при желании) могли совершать набеги до самого Острада. И насчитывалось их, этих разбойников, тысяч шесть, а то и десять. От разных людей капитан получал разные цифры, но и без того было ясно: сил у фригийцев значительно больше, чем у него самого.

Итак, предстояла война. Капитан принял решение — набрать и обучить в Лимбаре еще один батальон (из остатков ополчения), а самому выйти на военную прогулку, чтобы своими руками пощупать силы и тактику врага.

Ему очень не понравилось все то, что он узнал и что никак не согласовывалось с инструкциями, которые дал ему в Тралеоде Великий коннетабль. Были основания заподозрить его в какой-то двойной, нечистой игре. Но капитан решил до времени хранить свои подозрения про себя. Надо было сначала столкнуться с живым врагом, нужны были доказательства.

В середине января, когда установилась короткая марвская зима, он устроил военный совет. Сошлись на том, что батальон пройдет до Санота, истребляя по пути фригийские гарнизоны, а оттуда свернет на юг, в Чинор, через всю оккупированную территорию. Шевалье Азнак, принимавший участие в совещании, на правах почти что капитанского адъютанта, все время тихонько вставлял: «Ну что вы, господа: гарнизоны, территория… Это шайки, а не гарнизоны, вот увидите…» С ним не спорили — потому что не слушали его. Он был поручиком и на этой должности оправдывал себя — через него доставали порох, свинец, обозные телеги, провиант, пушки и все нужное; с ним капитан совершенно не знал никаких мелочных забот. Но в батальоне Азнака не любили. Особенно Макгирт — этот все время присматривался к Азнаку, словно пытаясь вспомнить, где он его видел. Азнак мужественно переносил его пристальный взгляд — ничего другого ему не оставалось.

Закрыв совещание и отпустив офицеров, капитан задержал Макгирта:

— Отчего вы все время убиваете взглядом Азнака? Если бы тот не вертелся, как бес под кропилом, вы уже прожгли бы на нем дыру. В чем дело?

— Не нравится он мне, — вздохнул Макгирт. — Больше пока ничего не могу сказать…

— Мне он тоже не нравится, — усмехнулся капитан. — Вот что, Макгирт: следить за ним, конечно, нужно, но не так явственно…

Через два дня, уже в сумерках, капитан Бразе, хрустя свежевыпавшим снежком во дворе цитадели, выслушивал доклады офицеров о готовности к походу.

Все были посажены на коней. Обоз сведен до минимума. Десять кулеврин-безлафеток установлены на телегах. Стрелки имеют необходимый запас пороху и пуль, колчаны арбалетчиков полны.