До особого распоряжения - Борис Пармузин

завершал его речь.

К «нам» - это означало туда, в Наманган. Аскарали усмехнулся:

- Разве царь приезжал?

- Я видел губернатора, - говорил, словно оправдываясь, купец. - Был однажды в Ташкенте...

Сейчас он пустится в воспоминания. Благо часто раздаются звонки. Разговоры по телефону Аскарали

затягивает: пусть поймут случайные гости, что он очень занят.

- Гитлер разрешит нам иметь своего губернатора?

- Выбрать? - спросил Аскарали.

Гости не почувствовали насмешки и подтвердили:

- Выбрать. Выбрать...

- Пока что в других странах он своих начальников назначает.

86

Гости уходили, а Махмуд-бек и Аскарали долго молчали. Нет. Они не вспоминали недавние разговоры.

Они ожидали тишины. Пусть смолкнут шаги за окном.

- Как там? - спрашивал Махмуд-бек.

Аскарали складывал бумаги.

- Плохо... Идут по Украине, Белоруссии. - Аскарали называл города, занятые немцами.

Хозяин начал греметь посудой: готовил турецкий кофе. Махмуд-бек уже не листал сборник стихов.

Книга лежала под руками на всякий случай: если кто зайдет. О том, как много нужно им сделать именно

сейчас, не говорили. И так ясно.

- Здесь слишком много немецких, итальянских специалистов. Инструкторов, - заметил Аскарали. - Они

потянутся к эмигрантам. Кстати, у тебя же есть знакомые немцы. Теперь они дадут о себе знать.

Вероятно, в первую очередь навестят тебя. А японские дипломаты, судя по всему, доживают здесь

последние дни. Ито тоже скоро с тобой встретится.

- Неужели и его?

- Должны попросить. Должны... - твердо сказал Аскарали.

- Как мы решим об агентах? Ито однажды интересовался моими людьми. Если зайдет разговор...

- Если зайдет разговор, - повторил Аскарали, - то передай их адреса. Передай! Пусть когда-нибудь

воспользуются.

Долго и упорно Махмуд-бек по заданию Эсандола подбирал парней - «крепких», «умных», «способных

перенести трудности унижения».

Эсандол остался доволен работой Махмуд-бека. Агенты могли скрывать свои чувства, обиду,

ненависть. Они согласились найти любую работу на советской стороне, трудиться, не обращая на себя

внимания, быть тихими, послушными. И ждать… Хотя бы всю жизнь.

Эсандол давно мечтал о своей резидентуре. Он продолжал думать о будущем Великого Турана.

С помощью Махмуд-бека были перебраны десятки эмигрантов, из которых только шестеро

подготовлены и отправлены в Узбекистан и Таджикистан.

Конечно, Эсандолу нужна более широкая сеть резидентов. Но он хорошо понимал всю сложность их

подбора и подготовки, поэтому не торопил Махмуд-бека.

Сам он по нескольку раз беседовал с эмигрантами, задавал самые неожиданные вопросы.

- Тебя могут призвать в Красную Армию. Ты еще молод.

Рослый эмигрант, сын небогатого ремесленника, коротко ответил:

- Пойду.

- А дальше?

- Буду смотреть, все запоминать. Потом сдамся в плен.

- В плен? - переспросил Эсандол.

Он был удивлен практичностью этого тихого парня.

- Да. Немцы - наши друзья, - отчеканил эмигрант.

- Ты прав. Сейчас они наши друзья...

Эсандол взглянул на Махмуд-бека и еле заметно кивнул. Он благодарил его за верных, находчивых

людей.

Вот к таким резидентам могут потянуться агенты других иностранных разведок. На это и рассчитывал

Аскарали. Находясь постоянно под наблюдением органов госбезопасности, мнимые резиденты Эсандола

станут своеобразной приманкой для японцев... Возможно, и для немцев.

- Пожалуй, мы дадим их координаты и гитлеровцам... - сказал Аскарали.

События нарастали. Сейчас нужно осторожно, внимательно обдумывать каждый вариант новой

операции. Десятки вариантов.

Когда правительство вышлет из пределов своей страны японских дипломатов, это не значит, что их

разведка прекратит свою деятельность. Останутся тихие, незаметные люди.

Активней начинают действовать гитлеровцы. Они смелеют, наглеют с каждым днем. Учреждения,

частные помещичьи усадьбы, мелкие предприятия заполняются немецкими специалистами с

безукоризненной офицерской выправкой.

- Они о себе скажут в какой-нибудь критический момент. При большой победе на одном из участков

фронта.

Аскарали конкретно не назвал на каком.

- Неужели это может случиться? - шепотом спросил Махмуд-бек.

- Нет. . - так же тихо ответил Аскарали и вдруг хлопнул ладонью по столу: - Нет! - Он вскочил, подошел

к Махмуд-беку, обнял за плечи: - Мы с тобой еще посидим в тихом саду. Там, у нас. У воды. Представь,

где-то рядом цветет джида... Представь ее серебристые листья и пьянящий запах. Голова кружится от

такого запаха. И еще: рядом готовят плов. И поют. . Ты слышишь песню?

За окном дервиш призывал проклятия на головы нечестивцев. Дервиш был голоден и ненавидел весь

свет. Он просто ругался, не имея в виду ни одно из конкретных лиц.

Аскарали провел ладонью по своим морщинам и спросил:

- Как дома?

- Все в порядке... - уже у дверей ответил Махмуд-бек.

Дома ждет Фарида. Вчера она спросила о немцах.

87

- Откуда ты узнала?

- Говорят. . - пожала плечами Фарида.

Они недавно переехали в городскую квартиру, в ту самую, где Махмуд-бек жил с муфтием Садретдин-

ханом. В этой квартире он узнал о войне, о гитлеровцах, которые двигались к Москве.

- Немцы будут в Самарканде? - спросила Фарида.

Махмуд-бек ничего не ответил. Ничего он не скажет и сегодня. Еще рано начинать этот большой

разговор.

В консульстве было спокойно. Шла размеренная, ничем и никем не потревоженная жизнь. По

коридорам не носились взбудораженные люди, в открытые чемоданы не летели помятые вещи. Сам Ито

не колотил кулаками по столу, не возмущался. Его волнение выдавал один лишь жест: консул слишком

часто поглаживал виски. У края стола, подчеркнуто щеголяя солдатской выправкой, стоял Асакура.

Сейчас он не вмешивался в разговор. Лицо было холодным, непроницаемым. Казалось, секретарь

консульства никогда в жизни не имел своего мнения, а был всего-навсего безукоризненным

переводчиком, внимательным и точным. Ито даже не поворачивал голову в его сторону. Он говорил по-

японски и смотрел на Махмуд-бека. В конце концов Махмуд-бек тоже перестал коситься на секретаря.

Перед ним был только один человек - хозяин кабинета, консул Ито.

- Я вынужден вернуться в Токио. Необдуманные действия нашего советника привели к таким

последствиям.

Махмуд-бек изобразил растерянного человека, которого бросают на произвол судьбы сильные,

большие люди.

- Но, господин Ито, что же будет?

- Германия - великая держава, - успокоил консул. - Войска Гитлера победным маршем прошли по

Европе. Они скоро вступят в Москву.

- Так зачем же?..

Ито поднял ладонь: не волнуйтесь, дослушайте.

Махмуд-бек понимал, что японский консул пригласил его для серьезного разговора, а не затем, чтобы

вежливо пожать руку на прощание.

- Этот проходимец, - Ито имеет в виду Усманходжу, - этот жулик снабжал Кимуру ложной, примитивной

информацией.

- Самое страшное в данной истории, - уточнил Махмуд-бек, - что Усманходжа сам верил подобной

информации.

- Настоящий болван, - пальцы опять скользнули по вискам.

- Племенной вождь Абид Назар осуществлял связь с туркменами в Советском Союзе. В основном -

через родственников, старых, безграмотных, недалеких.

- О, бог мой, до чего дошел советник посольства.

- Я пытался...

- Знаю, знаю, господин Махмуд-бек. Но не следует отчаиваться. Впереди у нас слишком много дел.

Ито переложил журнал на край стола, подальше, с глаз долой. Тоненький информационный вестник

сообщает о голоде и нищете в республиках советской Средней Азии.

Подобными сведениями редакция обязана советнику Кимуре.

«Большевики держат крестьян в специальных помещениях. Выпускают под охраной красноармейцев.

Эти помещения называются колхозами».

Нечего сказать - тонкая пропаганда! Здесь теперь каждый бандит знает, что такое на самом деле

колхоз.

...Разговор с дипломатом в офицерской форме был коротким: с него сорвали погоны. Он зашел

домой, простился с матерью и отцом. Говорят, Кимура даже улыбался по-прежнему. Родителям он

сказал, что едет в храм Никко.

Отец понял сына.

Кимура уже вечером, выйдя из машины, пешком пошел по великолепной дороге, которая прячется под